Сегодня послал Вам посылку*, содержащую очень мало съедобного, сам же я на днях получил посылкой хохлацкое сало и хохлацкие колбасы… Я счастливее Вас…
Я банкрот… Денег, хоть удавите, нет… Просто хоть в альфонсы нанимайся. Когда месяц кончится, Вы поторопите Вашего казначея утолить мою жажду. Как зовут Буйлова? Буду ему счет посылать.
Сколько подписчиков у «Буд<ильника>» и «Сверчка», честное слово, не знаю, иначе написал бы. Почти нигде не бываю и ни с кем из газетчиков не видаюсь. Когда узнаю, напишу. А отчего стрелялся Петр Иваныч, никому не известно. Стрелялся, вероятно, по причинам, вытекшим «из глубины внутреннего миросозерцания».
Получил от Агафопода письмо*. Трудно живется бедняге… В декабре Вы обещали мне прибавить ему*…
Неужели и теперь Билибин не получил моего письма? Он много потерял, что не получил моего первого письма*, которое я писал в подпитии, распираемый благонамеренными чувствами… Спьяна, должно быть, вместо 7<-ми>коп. марки наклеил 2-хкопеечную, ибо были потемки, а впотьмах все кошки серы и все марки семикопеечны… Вообще на святках акцизному ведомству посчастливилось: приходилось пить чуть ли не каждый день…
Тема для передовицы*: По поводу юбилеев.
Луна, глядя на Землю, презрительно улыбается.
— Когда же, наконец, мой юбилей будут праздновать?
Если эта тема не годна, то ее можно взять для мелочишки «Юбилей Луны». Порекомендуйте И. Грэку.
Надо спать. Над моей головой идет пляс. Играет оркестр. Свадьба. В бельэтаже живет кухмистер, отдающий помещение под свадьбы и поминки*. В обед поминки, ночью свадьба… Смерть и зачатие…
Кто-то, стуча ногами, как лошадь, пробежал сейчас как раз над моей головой… Должно быть, шафер. Оркестр гремит… Ну чего ради? Чему обрадовались сдуру?*
Жениху <…> такая музыка должна быть приятна, мне же, немощному, она помешает спать.
Кланяюсь Прасковье Никифоровне и Феде. Собакам от моего имени дайте по лишнему кусочку. Дайте Апелю возбудительного.
За сим прощайте.
Ваш Чехов.
Лейкину Н. А., 28 января 1886*
136. Н. А. ЛЕЙКИНУ
28 января 1886 г. Москва.,
1886, I, 28.
Письмо Ваше получил, уважаемый Николай Александрович, и спешу на него ответить. Вы очень мило сделали, что написали мне, ибо я целую неделю ждал Вашего письма.
Прежде всего о книге*. Тонкости, которые сообщаете мне Вы про Худекова, не казались мне толстыми до получения Вашего письма… Значение их было для меня темно иль ничтожно*…Вообще я непрактичен, доверчив и тряпка, что, вероятно, Вы уже заметили… Спасибо Вам за откровенность, но… все-таки я не могу понять: к чему нужны были Худекову все его тонкости?* Чем я мог заслужить их?
На все условия*, которые Вы мне предлагаете в последнем письме, я согласен*, признавая их вполне основательными. Всё издание отдаю на Ваше усмотрение, считая себя в деле издательства импотентом. Беру на себя только выбор статей, вид обложки и те функции, какие Вы найдете нужным преподать мне по части хождения к Ступину и проч. Отдаю и себя в Ваше распоряжение. Издавайте книгу и всё время знайте, что издание моей книжки я считаю большою любезностью со стороны «Осколков» и наградою за труды вроде как бы Станислава 3-й степени.
Сегодня посылаю остальные оригиналы. Если материалу не хватит, то поспешите уведомить: еще вышлю. Если останется лишний материал, то тоже уведомьте: я напишу Вам, какие рассказы выкинуть. Обложку для книги я беру на себя по той причине, что московский виньетист, мой приятель и пациент Шехтель, который теперь в Питере, хочет подарить меня виньеткой*. Шехтель будет у Вас в редакции. Надежду Вашу на то, что книга скоро окупится, разделяю и я. Почему? Сам не знаю. Предчувствие какое-то… Почему Вы не хотите печатать 2500 экз<емпляров>?* Если книга окупится, то 500 лишних экз<емпляров> не помешают… Мы их «измором» продадим…
А какое название мы дадим книге? Я перебрал всю ботанику, зоологию, все стихии и страсти, но ничего подходящего не нашел. Придумал только два названия: «Рассказы А. Чехонте» и «Мелочь»*.
Буду писать И. Грэку*. Пусть он выдумает.
Насчет цены книги и проч. меня не спрашивайте. Я, повторяю, на всё согласен… Впрочем, нельзя ли будет прислать мне последнюю корректуру?
За сим кланяюсь и говорю спасибо. Поклонитесь Прасковье Никифоровне и Феде.
В заключение дерзость. Если б можно было выстрелить в Вас на расстоянии 600 верст, то, честное слово, я сделал бы это, увидав в предыдущем № грецкие орехи, которые Вы поднесли редакторше «Буд<ильника>». Ну за что Вы обидели бедную бабу? Не знаю, какой эффект произвели в «Буд<ильнике>» Ваши орехи… Вероятно, бранят меня, ибо как я могу доказать, что про орехи не я писал? Нет, честное слово, нехорошо… Вы меня ужасно озлили этими орехами. Если орехи будут иметь последствия, то, ей-богу, я напишу Вам ругательное письмо*.
А. Левитана я лечил на днях. У него маленький психоз, чем я отчасти и объясняю его размолвку с «Осколками»*.
Прощайте.
Ваш А. Чехов.
Дюковскому М. М., после 10 января — февраль 1886*
137. М. М. ДЮКОВСКОМУ
Январь, после 10 — февраль 1886 г. Москва. Милостивый государь!
Контора «А. П. Чехов и Кº» имеет честь препроводить при сем следуемые Вам 27 руб. по расчету:
р. к.
Взято в кредит 25 —
Переплет книг 1 —
На извозчика г. Азанчевск<ому> 1 —
Итого: 27 р.
С почтением:
Ответственный бухгалтер
А. Чехов.
Билибину В. В., 1 февраля 1886*
138. В. В. БИЛИБИНУ
1 февраля 1886 г. Москва.
86, II, 1.
Добрейший из юмористов и помощников присяжн<ого> пов<еренного>*, бескорыстнейший из секретарей* Виктор Викторович! Пять раз начинал писать Вам и пять раз отрывали меня от письма. Наконец пригвоздил себя к стулу и пишу. <…>[49] разобидевший меня и Вас, с Вашего позволения объявляю законченным, хотя в Москве он еще не начинался. Писал о сем Лейкину и получил разъяснение*…Сейчас только что вернулся от известного поэта Пальмина. Когда я прочел ему из Ваших писем относящиеся к нему строки*, он сказал:
49
Здесь в автографе кем-то зачеркнуто несколько слов, не поддающихся прочтению.