— Не понимаю ни того, ни другого.

— Спроси Торна, Мудрейшая. Путь он споет тебе сагу о своем любимом боге и его путешествии в Йотунгсгард. Там его заставили пить из рога, в который было налито безбрежное море.

— И он почти выпил! — радостно воскликнул Торн.

— Почти. Но он был великим богом, — кивнула Селина. — Моя кровь впитала в себя слишком много памяти, и не одно сердце перегоняет ее по рекам моих жил. Об этом ты тоже спроси моего отца во Крови.

— Снова я не понимаю тебя, динанка, только вижу — ты опять похваляешься.

Твои способности, если они таковы, как ты пытаешься представить, меня обескураживают. Если я прикажу ограничить тебя или истребить?

— Я протеку через руки удерживающих, как вода. Меня учили обращать силу противника против него самого. Твои цепи для мужей, меня не свяжут.

— А против огня ты так же оборотлива?

— Махарет, мы, по всей видимости, подражаем скальдическим нидам из-за косвенного влияния Торна. Давайте перейдем на деловой язык, — спокойно ответила Селина.

— Ты утверждаешь, что видела уход моей сестры и, более того, берешься ее найти. Это правда?

— Будет правдой, Мудрейшая.

— Не нужно меня титуловать. Я не люблю лести, — почти оборвала ее Махарет.

— Прости. По инерции вырвалось, — ответила Селина кротко.

Они мерили друг друга взглядами по крайней мере час — так мне показалось. Махарет казалась бесстрастной, Селина была бесстрашной.

— Хорошо, — наконец сказала Махарет. — Я дарю тебе эту возможность.

— Но Принца-паршивца мы заберем, — тут же добавил Римус.

— Не надо. Я за него отвечаю, и он мне нужен, — Селина подняла руку и слегка пошевелила пальцами. — Думаете, меня не хватит, чтобы за обоих рассчитаться?

Махарет пожала плечами, и они все начали уходить: неторопливо, будто их тут нечто удерживало. Вдруг Махарет обернулась:

— Что ты шептала, Дитя Крови? Так тихо, что и мне не расслышать?

— Ты же не терпишь лести, госпожа, — слегка улыбнулась Селина. — А это легко принять за лесть. И за кощунство, чем оно безусловно является, причем вдвойне: потому что сказано иноверке и как бы про нее саму — и оттого, что ей понадобилась точная адресация. Но я объясню. Это «Аят Света».

Когда и мы уходили оттуда ко мне домой, я спросил Селину:

— Зачем ты спорила? Никакой особой пакости мне бы не сотворили. Ну, сковали бы, как раньше.

— Светлым рыжим золотом. А я, между прочим, ревнива.

— Я что, правда твой побратим?

— Небольшой подарок ты, во всяком случае, от меня получил. Как в присказке о любовниках: он наградил ее чесоткой, она его — хламидиозом.

— Может, хоть сейчас обойдемся без твоего зубоскальства?

— Я к тому, что подарочек сомнительный. С Римусом вышло хоть и нечаянно, однако побогаче — еще от меня смертной. Он мог мой дар в себе и переплавить, да по счастью не вышло. С Роланом вообще получилось честь по чести. А с тобой — поторопилась я. Боялась, что Махарет еще до разговора меня сожжет.

— Разве ты не смогла бы защититься? — спросил я, проигнорировав прочие откровения. (Кажется, мне приходится отклонять от своего разума слишком многое, чтобы вконец его не разрушить.)

— Смогла бы, да не стала. Побоялась бы ей навредить.

— И удружила ей пышным сравнением, якобы совсем не желая того. Ты, я думаю, в самом деле хитрая, как лиса. А откуда ты Коран знаешь? Это же на древнеарабском шло, хоть мы все приняли телепатему.

— Сообразил, значит. Таланты твои и впрямь незаурядны, А удивляться тут нечему: меня еще в детстве Хафизой наши мусульмане прозвали. То есть Хранительницей. За то, что всю Книгу знала наизусть, а не обильные отрывки, как большинство из них. Для этого, кстати, сверхъестественные особенности не нужны, только учить много приходится.

Тут на нас обоих навалилось утро и прервало дозволенные речи. Недозволенные тоже.

Хотя укладывался я в прежней моей норе (забудьте, кстати, про солому, то было для красного словца), но пробудился от сна абсолютно в другом месте. И в другой материальной оболочке.

Только не думайте, что меня надурил новоявленный Похититель Тел.

Дело обстояло куда как проще: меня переодели с головы до ног. Как это я не зашиб доброхота! Тем более, что и костюм оказался не в моем стиле: меня явно закосили под автостопщика или рейнджера. Бежевая куртка, вся сплошь из карманов, изысканно потертые бежевые джинсы, от которых так и разит дорогой маркой, на ногах того же тона башмаки типа «турист везде пролезет», с виду типичные кроссовки, но по сути отличаются от них так же, как многоосный трейлер — от моего любимого «Порше». И при этом обводы практически такие же.

Надо же! И автор моего преображения тут. Селина уселась рядом на своем броненосном ложе, крытом серым шелком, обхватив колени руками. Зеленоватого оттенка нарядец такой же, что у меня, но без грязеступов. И очень усталая, до прозаических синих мешков под глазами.

— Это что, я на самом деле в твоем Доме Улитки?

— Вопрос принимается в качестве риторического.

— Когда, как и зачем?

— Сегодня днем. Взяла небольшой чартерный борт через Атлантику: везу-де гроб покойного эдинского родича на землю обетованную. Подумала, что за багажное отделение ты не обидишься.

— Так Мехарет где-то поблизости?

— Ты будешь очень смеяться, но да. Опередила меня на три часа, должно быть, тоже багажом летела.

— Погоди, давай по порядку.

— Она оказалась продвинута настолько, что сумела сесть на аэробус в Рангуне. Или, может быть, наоборот: настолько наивна, что не подозревает о массе хитростей, которые нужны, чтобы пройти на борт полностью незамеченной. Двигалась как сомнамбула и этим себя укрывала лучше, чем я моим хиджабом. А внутри воздушного крокодила стадо слонов спрячется, сам понимаешь. Только вот он ее в Нью-Орлеане через наши головы, так сказать, перенес. Вышло нечто вроде неполной кругосветки.

— Ты говорила, что Мехарет путешествует вместе с ночью, тогда как мы летели вместе с солнцем, — кивнул я. — Самолет — он что, пролетел над Америкой без посадки?

— Заправлялся над ней в воздухе.

— Твои друзья йогуны постарались?

— Нет, мои приятели — исламские террористы, — Селина ухмыльнулась. — Ну сам посуди, зачем Мехарет выходить из укрытия в промежуточных аэропортах?

— Все-таки неясно, — я неловко повернулся, соскользнул по проклятущему шелку, расшитому цветущей сакурой, и с силой врезал ботинком по стеклу. Оно устояло, обувка тоже. — Не верю я в совпадения.

Селина протянула руку и нажала на рычажок. Мы высвободились из клетки.

— Я ведь не то чтобы искала Великую Сестру, — произнесла она медленно, — а приманивала в Динан, где чувствую себя уверенней всего. Приманивала не совсем сознательно: это делалось по моему желанию, но каким образом, меня не интересовало. И перестаралась. Думала сделать как лучше, а получилось как всегда.

— То есть?

— Она отыскала себе прятку в горах Южного Лэна и спит. Как все те из Темных, кто ищет забвения. Чего я и добивалась, в общих чертах. Но само место! Идешь, как у нас говорят, по атласной шерстке, а выходить будешь против стальной щетины. Самое опасное из возможных.

— Не для нее. Мехарет сильна до невероятия, уж кому знать, как не мне. Я присутствовал на их поединке — ее и прежней Царицы. Ты же знаешь.

Вспоминать было больно по-прежнему.

— Ее сну и ее мощи не грозит ничто. И долгое время не будет. Но как ты укротишь Махарет, чтобы та ничего не предпринимала? Не сторожила сестрин сон, хотя бы?

Она помолчала.

— Да и спать там…странно. Хуже, чем в подвалах Таламаски. Это, собственно, и есть подвалы естественного происхождения. Старинный зал погребения владык. И Мехарет недолго будет там одна. Ох…

Потом Селина как-то вдруг повеселела:

— Я думаю, а ты давай работай. Вызывай сюда Старейших, объясняй в том духе, что всё под контролем, но я буду проводить ритуал. Просить, чтобы нас впустили без вреда для психики, скажем так. И вали отсюда, а то я, считай, целый день не спала.