Кухня была пуста, как городская площадь без торговых рядов и эшафота. Шмыгали по углам задумчивые мыши, ящерка взирала на путешественниц с потолка, голубоватые лучи фонариков отражались в выпуклых глазах, падали на медные и мраморные плиты.

Также прискорбно пустовала выгороженная из анфилады клетушка, откуда низкие ступени вели на перемычку, соединяющую башни.

Зато ванная комната, хоть невелика и пропахла не стиркой и мытьём, а — по неясной причине — готовкой, казалась ещё и покруче той, что в замке Шарменуаз. Помимо каменно-керамического биде и душевого поддона — оба явно рутенской работы, — она вмещала плоскую алебастровую посудину на ножках, где при надобности могли плескаться несколько человек. По всей видимости, внизу находилось целое подземное озеро кипятка, холодную же воду брали, похоже, прямо из Игрицы — пахла не серой, но грозовым облаком и молниями. Чтобы прийти к такому выводу, пришлось как следует повертеть серебряные краны — Барбара даже испугалась, что гул хлещущей в широченную лохань струи разбудит обитателей.

Но пока они не появлялись: будто кастеллан и прочие слуги в самом деле исчезли где-то во внешних краях или испарились в самом переходе.

И вещи могли без помех и лишних свидетелей говорить своими беззвучными голосами, шелестом осыпающейся штукатурки, свистом сквозняков и дребезжанием стёкол.

— Всё здесь тоскует, — проговорила Олли. — Устало держать себя в надлежащей форме. Ты чувствуешь?

— Давно не приобщалось к чужой жизни, — рассудительно кивнула младшая сестра. — Нам так упорно это внушали, что теперь ничего не стоит поверить.

— Но ведь это и в самом деле не будет стоить нам ни гроша, если поверим! — отозвалась старшая. — Как насчёт того, чтобы попробовать?

И они продолжили своё шествие по бесконечно закругляющемуся коридору, не обращая внимания на то, что всё вокруг, шелестя, слетало наземь, словно шевелюра с осеннего клёна: и тусклые заоконные звёзды, хлопья пыли с потолка, и лоскуты истлевших парчовых обоев со стен, и сама одежда Барбары и Олавирхо. Под конец у каждой осталось лишь по широкому крючковатому кинжалу и по два тугих полотняных свёртка, которые они вовремя подхватили и укрепили на заменившем пояс длинном шнуре. Хотя откуда взялся сам шнур — сказать никто из обеих не мог. С потолочного крюка свалился, что ли.

И — у обеих — возникло непонятное ощущение между средним и безымянным пальцами правой руки — будто крупная соломина застряла.

Когда окружающее начало повторяться, девушки поняли, что искомое обретается в центральном восьмиграннике, и стали по очереди изучать выходящие туда сосновые щиты с бронзовыми накладками.

— Не поддаётся, — шёпотом пожаловалась Олли после того, как они в третий раз обошли анфиладу и во второй — изнасиловали первую дверь. — Ни взад, ни вперёд, ни вбок. Ни даже вверх. Тяжеленная, а ручки маленькие.

— Тогда не шилом, так мылом, не силой, так хитростью, — пожала плечами Барбара. — С одной стороны если наши кавалеры там — а они там, я их немного чувствую, — то изнутри на засов заперлись, а с другой — если будем ломиться и разбудим, то вряд ли откроют. Дилемма, однако. Погоди. Ты говоришь — вверх?

— Мост, — вслух подумала Олавирхо.

— Именно. Если башни строились по одному проекту — кем именно, опускаем, — то пенал, куда выходит другой его конец, и есть комната Прайма. Легендарная. Вообще-то понятно, отчего обоих наследников устроили рядом с потайными ходами. Чтобы стерегли.

— И по ним же приходил к одному из любовников лекарь, к другому палач, — зловеще проговорила Олли.

— Мы, — коротко ответила Барба.

И обе торопливо направились на место, желая заняться исследованием.

«Странно пользоваться обходным путём, если есть прямой и короткий, — думала про себя старшая сестра. — Что нас толкнуло?»

«И ведь мало найти вход, который устроен не так, как в противоположной комнате — креста, во всяком случае, на ней нет, — досадовала младшая. — Ещё и выйти надо непонятно куда. Там рычаг и здесь тоже — но где? Снова к чужой волшбе прибегать? Э, попытка не пытка… типун мне на язык!»

Девушки повернулись спиной друг к другу и начали совершать некое подобие пассов раскрытыми ладонями. Своей наготы они попросту в этот момент не чувствовали — даже холод от них отдалился.

— Там точно это есть, — наконец заключила Барбара. — С моей стороны. Полость, ниша. Но рычаг можно с успехом искать всю ночь.

— Погоди, — сестра подвинулась к ней. — Прошлый раз мы ведь сообразили, верно? Нам позволены три вещи: семена, верёвка и кинжал.

— А они хотят крови, — слегка упавшим голосом добавила Олли.

— Думаю, совсем немного, — успокоила её сестра.

Вытащила джамбию и, чуть помедлив, провела по коже запястья. На стену и пол брызнули брусничного цвета капли, ранка тотчас же свернулась — и в тот же миг изнутри донёсся скрежет. Панель от пола до потолка стала ребром, открыв узкую винтовую лестницу — возможно, такую точно, какой девушки не захотели воспользоваться в другом месте.

— Что же, пойдём? — сказала Барби.

— Кажется мне, что нами управляют, — ответила старшая сестра. — Опять же мы босиком, а ступени грязные.

— Не грязней здешних паркетов, — утешила Барба. — И тем более тропинок Чумного Атолла, по которым мы и зимой норовили ходить без башмаков.

Лестница и внешняя дверца оказались почти столь же предупредительны, как и те, что у входа. Ступени не двигались, однако на всём пути горели странного вида факелы, которые зажигались по мере приближения девиц, а потом тухли. Их свет мешался с призрачным сиянием, что текло сверху, оттуда, где обнаружилась узкая щель. Девушки еле протиснулись в неё — и остолбенели.

Они оказались на верху башни, судя по широким зубцам, предназначенном для боя. Однако здесь было выметено как ветром, а в самом центре светился круг из полированного металла или стекла, разделённый на серповидные дольки.

— Стальная диафрагма, — вслух подумала Олли.

— Похоже, тут варварство ритмично чередуется с цивилизацией, — ответила младшая сестра. — Вертское колдовство — с заёмными рутенскими технологиями.

— Так что теперь — снова телесными жидкостями брызгаться?

— Кажется, и так признает. Попробуем на первый случай отразиться в этом глазу.

Они подошли, и Барба осторожно пригнулась к «радужке», в самом деле переливающейся всеми цветами побежалости: желтым, алым, голубым и зеленоватым. Олавирхо держала её за руку, чтобы не затянуло внутрь.

Стоило тени лечь на поверхность, как та совершенно без звука дрогнула и разошлась в стороны, оттесняя девушек и под конец открыв сначала тёмный зрак или окуляр, более похожий на точку, а потом довольно широкий колодец.

Далеко в глубине светились простыни ложа, придвинутого изголовьем к дальней стене, и две крошечные фигурки на нём. Если вглядеться и вдуматься в картину, становилось понятно, что баррикада перекрывала единственную дверь, не заложенную на засов. И, по всей видимости, немилосердно тугую.

— Они, — прошипела Олли. — Суженые-ряженые. Теперь главное — не вспугнуть.

— Теперь главное — спуститься без повреждений, — возразила Барбара. — Тебе не кажется, что нас вооружили слишком коротким пояском?

Но когда обе, положив на пол ненужные больше «динамки», размотали вервия, надеясь хоть отчасти промерить глубину, те самовольно переплелись — и перед сёстрами оказалась лестница с мягкими петлями ступеней. Ноша очень удачно прикрепилась к нижней её части, а на брови стального глаза выступили два крючка, и верхняя перекладина замоталась на них как нельзя более надёжно.

— Лезем вниз, — сказала Олавирхо. — Хоть нас к тому подталкивают.

— Ну да, здешние кровопийцы-невидимки, — кивнула Барбара. — Что же, другого нам не дано. Лезем.

Обе были ловки благодаря практике, начавшейся в раннем детстве и превратившей их в «учёных дикарок», по семейному присловью, а также одевшей их ладони и подошвы подобием эластичной скорлупы.

Когда эти подошвы коснулись пола, на удивление тёплого и гладкого, а руки отцепили и бросили вниз имущество очень выразительного вида, сёстры уже успели рассмотреть поле деятельности.