Настелили новые полы, обшили стены утеплителем ифанерой, выкрасили их в нежно-салатовый цвет. Провели кабель, поставили шкаф икомпьютерный стол, для улучшения мобильного выхода в Интернет установиливнешнюю антенну, подключили UPS. Вместо офисного кресла Семён подарил мнероскошный резной стул собственной работы, повесил полочку с иконами.

— Ну, —  выдохнул я в конце третьего днястроительства, — кажется, теперь всё!

— Нэт! — задумчиво произнёс Армен. — Нада ищёкандыцыанэр!

Обошлись напольным вентилятором.

Включив компьютер, я первым делом проверилпочту. Новых материалов, кроме вчерашнего задания от начальства, не было.Пришло лишь несколько рассылок новостей с различных православных сайтов ифорумов: по наиболее значительным событиям в церковной жизни я составлял обычносводку для Флавиана, так как сам он с компьютером практически не работал,причём не по каким-либо «идеологическим» соображениям, а просто из-заотсутствия свободного времени да, очевидно, и желания.

Последним прибытием, стояло какое-то непонятногопроисхождения письмо, какие я обычно ликвидирую, не открывая (опыт цепляния«вируса», снёсшего у меня на прежней работе всю «ось» переполненного важнойфинансовой информацией компьютера, у меня уже был). Так что, обжегшись намолоке... я уже потянулся безжалостным пальцем к кнопке «Delete», как вдруг вимени отправителя мне почудилось что-то знакомое — shoma@mailme.ru.

Shoma — Шома, Шома... Шома и Рома! Ну конечно же,Шома и Рома — Шамиль и Рамиль, однокласснички дорогие! Ну, ты и дал, Шомка, —«Шомпол, Шомон, Шаман» и ещё как-то там, забыл уже! Тридцать лет прошло, как выс братом Ромкой после смерти отца в Казань к родственникам переехали! Вот дела!А вдруг не он? А, была не была, выручай, «Касперский», — открываю!

«Здравствуй, Чингачгук! (Точно Шомка, это онменя так дразнил!) Как нашёл твой адрес — не спрашивай, потом расскажу. Я вМоскве, надо повидаться, есть серьёзный разговор. Люся сказала, что ты живёшь вдеревне под Т-ском. Я на машине, напиши адрес и «легенду», как лучше проехать.Приеду сразу, как получу твои координаты. Шамиль».

Координаты я, конечно же, сразу отправил,прибавив номер своего мобильника и указание позвонить при подъезде.Вдохновлённый неожиданной надеждой на встречу со старым другом, я так мощновзялся за свой аналитический отчёт, что полностью отстрелялся с ним аж за двачаса пятьдесят пять минут (вместо планируемых четырёх), израсходовав толькоодну из припасённых «Колодец-Минерале» собственного разлива.

День проскочил незаметно. Сперва мазали зелёнкойКирилла, исцарапавшегося в кустах, куда он удрал от игравшего с ним козлёнкаНикитичны. Потом отмывали Лену и Машу, помогавших старенькой Никитичне загонятьэтих самых козлят на скотный двор. Отмыли. С трудом. Потом всех кормили. Потомотмывали всех, кроме Степана, от клубники и особо Юлечку от овсяной каши. Потоммы со Степаном красили новую будку для Малыша «Акватексом». Потом я отмывалСтепана от «Акватекса» уайт-спиритом и хозяйственным мылом. Потом проснулисьмладшие и потребовали рисовать гуашью и акварелью...

От гуаши и акварели отмывала всех уже матьЕвлампия, вернувшаяся к этому времени с дальнего огорода, где героическисражалась с колорадским жуком. Ира взяла на себя ужин, мы со Степаном пошлиогораживать новую будку Малыша вольерчиком из сетки-рабицы. Тут-то и позвонилШамиль:

— Лёша! Я тут немного запутался в карте, потвоей «легенде» надо было поворачивать раньше, выручай, подсказывай!

Я выдал Шомке исчерпывающие инструкции омаршруте следования и направился сообщить Иришке, что у нас сегодня будет гостьи, очевидно, с ночёвкой.

Часа через полтора к нашим воротам подкатилавидавшая виды «девятка», и из неё вылез худющий (как и в далёкой юности) рыжевато-седоватый,с ещё сильнее прорезавшимися оспинами на лице, но всё с теми же озорнымиприщуренными татарскими глазами мой старый Шомка-Шомпол-Шаман и так далее. Мыобнялись.

— Сямэсэс, ипташ! Халляр нэшек, болалар нэшек?(Здравствуй, друг! Как жизнь, как дети? — Татарск.)

— Рахмат, йокши, синеке нэшек? (Спасибо, хорошо,как у тебя? — Татарск.)

— Не забыл, смотри-ка! Лёха! Не забыл!

— Забудешь, пожалуй! Сам тогда с тобой чутьтатарином не стал, помнишь дворничиху Зульфию-апу? Так ведь она и не поверила доконца, что я - «урус»!

— Ну, ты же сам просил тебя языку выучить, мы сРомкой и старались!

— Кстати, как он, Рамиль наш «тишайший»?

— Погиб Рамиль, в Афгане, в 82-м, подКандагаром, вместе со всем своим взводом, награждён посмертно. Сказали – погибкак герой, до конца отход своих солдат прикрывал, только всё равно не спаслись,вертолёт, который за ними послан был, «стингером» сбили.

Кстати, он и не Рамиль теперь, а Роман, так и намогиле написано: «старший лейтенант Роман Галяутдинов». Его жена Валя, русская,перед Афганом упросила Ромку в вашу веру креститься, а он любил её очень и неотказал. Он же вообще отказать никому не умел, сам же помнишь — «тишайший»! —Шома отвернулся и вытер глаза.

— Слава Богу! Шома! Как же здорово, что Ромкакрещён! Я же его теперь в храме могу поминать, да и вся Церковь за него теперьмолится, он же член Церкви!

Шамиль серьёзно посмотрел на меня.

— Лёша! Ты правда такой верующий серьёзный, и утебя друг священник, как мне Люся сказала?

— Ну, верующий-то я начинающий, Шома, дохленькийя ещё верующий. А вот друг священник, он же и духовник моей семьи, у меня ивправду есть! Здешний настоятель, отец Флавиан, мы с ним в институте вместеучились, когда ты уже в Казань переехал. Собственно, я потому здесь и оказался,что он в здешнем храме служит.

— Лёша! А мне с ним познакомиться можно? Я не излюбопытства, для меня сейчас это важный в жизни момент, я потому и тебяразыскал.

— Алексей! Ты, может быть, друга в дом заведёшь?— раздался звонкий Иринин голос. — Я уже деток накормила, садитесь за стол иобщайтесь спокойно! Познакомь хоть нас!

— Ира! Это Шамиль, он же — Шома — мой другдетства. Шома, это Иришка — моя «апа» ненаглядная!

Шома галантно поцеловал Иришке руку.

За ужином разговор продолжился.

— Шомка! Ты хоть расскажи, что ты делал все этигоды, ведь, почитай, около тридцати лет не виделись?

— Когда у нас с Ромкой отец умер, мы как раз вдесятом классе доучивались. Мама наша, ты помнишь, наверное, инвалидом была,она побоялась не вытянуть нас здесь, потому и увезла в Казань, где родни многои всегда поддержат. Правда, квартиру служебную и прописку московскую мыпотеряли.

Мама через полтора года в Казани умерла, ноРомка уже в своё Псковское десантное училище поступил, а я — в Казанскийуниверситет на педагогический. Родня и вправду поддержала. Там же, в Казани, яи работал после университета, сначала в школе, потом в издательстве, потом нарынке продавцом, недолго правда, потом опять в школе.

— Ты женат, дети есть?

— Нет, Лёшка, пока нет. Ты ведь помнишь, я свосьмого класса за Люсей ухаживал, безрезультатно. Она всегда была красавица, ая — татарчонок, тощий, рыжий, да ещё морда в оспе. Но я так другую и не полюбилза все эти годы.

Сватали меня родственники не однажды, пару раздаже чуть не женили... Но я не смог, Лёшка, против сердца пойти, видно, я —однолюб. Ну, и переписывались мы все эти годы с Люсей, так — по-дружески, онамне обо всём в письмах рассказывала. Про первое своё замужество, про мужамузыканта, который спился, и про их ребёночка, что утонул на Клязьме, провторой брак, и что второй муж её бросил из-за больного ребёнка, у её девочкиАллочки — ДЦП. Про работу маникюршей-надомницей и про всё остальное. В общем, явсегда был в курсе её дел.

А три месяца назад я неожиданно опять москвичомстал. У отцовой тётки, бабушки Зухры, никого кроме меня наследников неоказалось, вот она, заболев саркомой, как почувствовала, что проживёт уженедолго, меня из Казани вызвала, к себе прописала и на меня свою трёхкомнатнуюприватизированную квартиру у Белорусского вокзала переоформила. А вскоре иумерла. Так я опять стал москвичом, да ещё и с квартирой в центре.