Видимо, существует некоторая черта, за которую стороны (или, как теперь чаще бывает, — одна сторона) в вооруженном конфликте не заходят. Но если возникает возможность создания сверхмалых ядерных зарядов, а это нанотехнологии как раз делают возможным, то на пути их применения указанный «барьер» может не сработать. И это будет иметь далеко идущие последствия. Этот барьер будет преодолеваться — постепенно, но неуклонно. Сегодня можно взорвать маленький заряд, завтра побольше.

В доказательство вероятности развития по такому сценарию можно привести два аргумента. Во-первых, такое «преодоление» началось и без нанотехнологий. Это применение обедненного урана в бронебойных подкалиберных[84] снарядах. Конечно, взрыва никакого и нет — это просто тяжелая болванка, ведь плотность урана крайне высока, но и с радиоактивной частотой тоже не все в порядке: обедненный уран «светит» лишь на 40 % слабее естественного. И кроме того, это все равно «уран».

Во-вторых, системы защиты — то, что раньше называлось ПВО, а теперь превращается в ПРО, — побуждают делать боеприпасы, наносящие ощутимый урон на расстоянии — без прямого попадания.

Нанотехнологии (за счет терагерцевой электроники) позволяют нам создавать такие радиолокационные системы, что и «муха не пролетит». Приходится летать «слонам».

Вообще, нанотехнологии имеют все шансы обострить принципиальную особенность систем вооружения и борьбы с ними: технический прогресс дает возможным создавать — как мы считаем — эффективные системы противодействия оружию, а это противодействие является стимулом использовать вновь открывшиеся технологические возможности для совершенствования оружия поражения. Этакий «замкнутый круг» с положительной обратной связью.

Все это справедливо и для обычных видов вооружения. Имеет место соревнование на основе применения наноматериалов: снаряд vs[85] броня, радионевидимость vs эффективные системы обнаружения, скорость самолета vs скорость ракеты-перехватчика и многое другое. Но оружие (как нападения, так и обороны) становится не только более эффективным, но и технологически зависимым, что означает, что технологии превращаются в оружие. Следовательно, эти технологии будут контролироваться, и на них будут устанавливаться режимы нераспространения.

Вот захочет какая-либо очередная «Северная Корея» запустить орбитальный спутник или очередной «Иран» развивать ядерную энергетику[86], а мировое сообщество в ответ — нет, нельзя, это имеет военное применение.

И кто не согласится, что режимы нераспространения устанавливать нужно! Однако есть два очень веских НО.

Первое: вы и ваша страна — не обязательно «мировое сообщество». Может, это именно вам нельзя. Нельзя не только вооружаться, но и развивать технологии.

Второе: если ваша страна и есть «мировое сообщество», то все равно технологии, которые на этот раз развиваются, надо контролировать. А будучи технологическим лидером, вы эти технологии применяете практически во всех секторах экономики, во всех сферах жизни. И все это контролируется: вместе с экономикой, вместе с жизнью.

При высокоразвитых технологиях велик риск того, что «все и вся» контролируют не общество и конституционная власть, а «специально уполномоченные службы». И причиной тому — возможное военное применение.

А как мы отметили — и риск применения тоже возрастает.

Когда-то основатель Нобелевской премии открыл динамит. Еще раньше было открыто опаснейшее вещество — нитроглицерин. Неудачно встряхнешь, и готово, взрыв. Динамит создан Нобелем на основе нитроглицерина, но безопасен — чтобы его взорвать, необходим детонатор. Динамит — это пропитанный нитроглицерином адсорбент, в качестве которого могут выступать опилки или просто рыхлая порода — у Нобеля это был диатомит, откуда, вероятно, и пошло название взрывчатки.

Существует легенда, что Нобель не предполагал военного использования динамита и даже утверждал, что с изобретением столь разрушительного оружия войны станут невозможными. Однако следует помнить, что русский химик Зинин[87] вел свои работы над взрывчаткой на основе нитроглицерина в целях именно военного применения. Когда в 1853 г. армия англо-французско-турецко-сардинских[88] союзников вошла в Крым и война приняла затяжной характер, Зинин сделал все, чтобы русская армия имела на вооружении самые сильные взрывчатые вещества.

Исследуя нитропроизводные, Н. Н. Зинин вместе с В. Ф. Петрушевским начал работы над созданием взрывчатой композиции на основе нитроглицерина, безопасной при транспортировке. В итоге был найден хороший вариант — пропитка нитроглицерином карбоната магния. Об этом Зинин рассказывал своему соседу по даче Альфреду Нобелю, сыну Эммануила Нобеля — владельца завода по производству мин. Идея пригодилась А. Нобелю спустя несколько лет.

Итак, именно безопасность динамита определила его судьбу — судьбу опасной взрывчатки, применяемой отнюдь не только в горном деле, но и современными террористами.

Нанотехнологии делают некоторые виды военных компонентов доступными не только на основании их безопасности. Все технологии переплетены. Нет отдельного производства стали для сабель и кухонных ножей. И для нанотехнологий это вернее, чем ранее, многократно. В результате многие компоненты, способные применяться не в мирных целях (войны, включая террористические и партизанские), становятся доступными и относительно дешевыми. И не надо ресурсов целой страны, чтобы сделать что-нибудь по-настоящему ужасное.

Различают конвенционное и неконвеционное оружие. На созванной по инициативе Императора Всероссийского Николая II мирной конференции в Гааге в 1899 г. и впоследствии в 1907 г. приняты международные конвенции о законах и обычаях войны, включенные в комплекс норм международного гуманитарного права. В частности, установлен перечень запрещенного оружия. Впоследствии, в том числе в современной истории, международное сообщество этот список значительно расширило.

Ядерное и термоядерное оружие рассматривается международным правом как неконвенционное. Но это уже не относится к вакуумной бомбе или любой другой, возможно, не менее разрушительной, чем ящерная бомба. Нанотехнологии — это путь создания стратегического конвенционного неядерного оружия, которое не успели запретить, оружия, создание которого связано с возможно менее ресурсными (или иначе — затратными) технологиями, а не с такими технологиями создания оружейного ядерного заряда, которые составляют отдельную отрасль промышленности.

Следует также учесть, что такое, как, впрочем, и иное, оружие благодаря нанотехнологиям может быть высокоточным. Создание датчиков ускорения на основе особенностей метаматериалов и (или) МЭМС- и НЭМС-устройств[89] делает бортовые гироскопы крайне надежными, удивительно компактными и чрезвычайно точными. Ракету или иной снаряд можно позиционировать с точностью до долей метра. Влетает, что называется, в окно. Такое оружие может быть управляемым, и его точное позиционирование обеспечивается системами глобального позиционирования, т. е. спутниковыми группировками, на борту которых находятся такие же или аналогичные «гироскопы», а точнее, датчики ускорения. А это снова нанотехнологии. Военные определили высокоточное оружие так (мы это определение возьмем за ориентир, понимая, что понятие высокоточного оружия несколько шире): вид управляемого обычного оружия, вероятность поражения которым малоразмерных целей с первого пуска близка к единице, даже если цели находятся на межконтинентальных дальностях, в любых условиях обстановки.

Высокоточное оружие — это не только и не столько умный и высокотехнологичный носитель боевого заряда (а может, и тяжелой болванки, как в случае с бункерной бомбой). Это, как опять же говорят военные, органичное сочетание высокоэффективных средств разведки, управления и доставки при наличии глобального или регионального информационного поля, создаваемого космическими и воздушными летательными аппаратами и обеспечивающего выдачу данных о цели в реальном масштабе времени.