— Почему ты учишь его подобным вещам? Он никогда не смел меня ослушаться! Теперь он постоянно только это и делает. Это ты во всем виноват!

— Боже, что случилось такого страшного? Ему действительно нужно было дочитать главу…

— Знаю я эти главы! — шумела Линн. — Он читал уже больше двух часов!

Она поставила свечку на столик, засунула руку под подушку Роберта, вытащила оттуда книжку и показала шрифт Чарли.

— Ты только посмотри, какие там мелкие буквы! Ты что, хочешь, чтобы он остался на всю жизнь слепым, кроме того, что он стал калекой?!

Чарли замер, глядя на нее, и она с разбегу остановилась, она молчала, не зная, что делать дальше, потом повернулась и побежала вниз по лестнице Чарли сел на постель, и мальчик грустно сказал ему:

— Наконец мама сказала все вслух! Я останусь инвалидом на всю жизнь!

— Нет, — сказал Чарли. — Это неправда! Черт побери, этого не случится!

— Мама думает по-иному. Она — медсестра и знает лучше!

— Она не хотела говорить тебе это. У нее просто сорвалось с языка, потому что ей больно смотреть на тебя. Она страдает, оттого что ты лежишь такой беспомощный.

— Вот как! Я не уверен в этом! Мне кажется, что ей правится, когда я такой беспомощный. Тогда она всегда сможет командовать мною!

— Эй, — сказал Чарли, — Роб, тебе не стоит так говорить о матери.

Его поразили и огорчили слова мальчика.

— Может, мне и не стоит так говорить, но я все равно так думаю.

— Ты все не так понимаешь, — продолжил Чарли. — Мать хочет, чтобы ты поправился. Если бы ты знал, как она молится о твоем здоровье каждый вечер…

— Молится, — презрительно сказал Роберт. — Какая польза от молитв, хотел бы я знать?!

— Ну, — беспомощно заметил Чарли, — мне тоже кажется, от этого мало пользы.

Он потер шершавый подбородок.

— Мне кажется, что нам нужно попробовать что-то еще.

Под взглядом синих ласковых глаз Чарли Роберт немного смягчился и даже улыбнулся. Чарли мог всегда как-то помочь ему немного прийти в себя своими спокойными шутками и ласками. Хотя обида его не оставила и под глазами у него резко пролегли тени, он расслабился.

— У меня испортилось настроение.

— Я понимаю, — сказал Чарли. — У тебя были для этого причины.

— Мне стало так жаль…

— Это вполне естественно, иначе ты бы не был человеком!

— Ты действительно веришь, что я снова смогу ходить?

— Я в этом совершенно уверен, — твердо сказал Чарли.

— Ты так говоришь, чтобы подбодрить меня.

— Ну и что, если это так? Для начала тебя кто-то должен подбодрить. Если врачи уже больше ничего не могут сделать для тебя, а они сказали нам именно это, дальше тебе придется сражаться самому, и эта борьба начинается в твоей голове.

Чарли встал и подошел к комоду. Он вынул из коробки коньки Роберта и подвесил их за кожаные шнурки на крюк, торчащий из потолка.

— Когда у тебя будет плохое настроение, тебе всегда нужно будет смотреть на эти коньки. В следующую зиму ты их наденешь и станешь летать по замерзшим прудам. Ты должен себе представить, как они надеты у тебя на ногах, и ощущение льда под коньками. Он напоминает зеленое стекло, и мимо тебя проносятся деревья, все белые от инея!

Роберт задумчиво посмотрел на него. Ему несложно было представить себе подобную картину, но до ее воплощения была такая долгая дорога.

— Неужели так когда-нибудь будет?

— Я в этом совершенно уверен, как если бы я был самим Господом Богом! Но почти все зависит от тебя! Тебе нужно собрать в кулак свою силу воли. Если кто-то скажет тебе, что ты никогда не сможешь ходить, ты сразу можешь посылать их к черту!

— Даже мою мать?

— Да, и ее тоже!

Когда Чарли пошел вниз, Роберт лежал, сцепив руки за головой, и не сводил взгляда с висящих коньков. Они слегка покачивались в воздухе и блестели в свете свечи.

— Я буду снова ходить! Буду! Обязательно буду!

Чарли, придя на кухню, заговорил с Линн.

— Ты не должна говорить подобные вещи в присутствии Роба. Как ты можешь говорить, что он калека! — сказал Чарли.

— Я знаю, знаю! — Она была полна раскаяния. — Я говорю такие вещи! Я готова убить себя за это!

Она глянула на Чарли жалкими глазами.

— Он очень расстроен?

— Конечно, он расстроен! А ты как думаешь?

Потом Чарли смягчился и сказал ей:

— Тебе лучше пойти к нему и помириться!

Каждую пятницу к дому подъезжала санитарная машина и увозила Роберта на целый день в больницу, где он проходил курс лечения.

— Что они с тобой там делают? — спросил Чарли.

— Они укладывают меня на специальную кровать и подвешивают грузы к моим ногам. Они хотят немного растянуть мне позвоночник.

— Тебе это помогает?

— Не знаю. Трудно сказать. Я ничего не чувствую.

Раз в месяц его осматривал доктор Тейт, и в конце третьего месяца Линн и Чарли посетили его.

— Уже прошло полгода после несчастного случая. Можно ли еще как-нибудь помочь ему?

— Миссис Траскотт, — сказал доктор. — Кажется, вы когда-то работали в госпитале?

— Да, это так, я работала там во время войны.

— Тогда вам больше, чем другим, известно, как мало медицина знает по поводу ранений и переломов позвоночника.

— Но это же было четырнадцать лет назад. Неужели с тех пор медицина не продвинулась вперед ни на шаг?

— Мы делаем все, что в наших силах!

— Мне кажется, что вы делаете слишком мало! — грубо вскрикнула Линн.

— Вы продолжаете с ним заниматься упражнениями?

— Да, да! По утрам и вечерам! Ну и что от них толку?

— Он сейчас поздоровел и стал сильным, и это хорошо, — заметил хирург.

— Но мы не замечаем никаких улучшений, — вмешался Чарли. — Он все равно не обрел чувствительность в нижних конечностях.

— Я вас предупреждал, что пройдет очень много времени до этого.

— Вы хотите сказать, что не стоит терять надежду? — спросил Чарли. — Даже после того, как прошло уже полгода?

Хирург улыбнулся.

— Надежда умирает последней, мистер Траскотт, — сказал он.

Он извинился и вышел. Вскоре сестра ввезла коляску с Робертом. Они поехали домой в санитарной машине.

После посещения больницы Роберт всегда был тихим и расстроенным. Линн считала, что его утомляет лечение и процедуры, но Роберт как-то признался Чарли, что больница его пугает.

— Я вижу там других ребят. Один мальчик примерно моего возраста — он прикован к коляске уже полтора года. Он думает, что сможет ходить, но мне кажется, что он ошибается.

— Почему? — спросил Чарли.

— У него стали странные ноги. Он растет, а они — нет!

Роберт криво улыбнулся.

— Боюсь, что я стану таким же, если еще больше просижу в этом кресле.

— Тебе опять плохо?

— Да, ты прав.

— Мне нужно что-то сделать, чтобы вытряхнуть тебя из этого настроения.

Подошло время делать упражнения. Чарли откинул покрывало и крепко захватил рукой левую ногу Роберта.

— Сегодня я стану делать с тобой самые сложные упражнения!

И он начал сгибать ногу мальчика в колене.

Как только весенняя погода улучшилась, Роберт снова стал проводить много времени на воздухе. Иногда он делал наброски. Ему нравилось рисовать, особенно людей и животных в движении. Он сделал набросок Линн в ветреный день, когда она боролась с бельем, висевшим на веревке. Он рисовал деда, качавшего воду насосом, и Чарли, мчавшегося за соседской собакой, утащившей у него важный медный болт. Сам Роберт был беспомощным, прикованным к креслу, но его рисунки были полны динамики и энергии.

В начале мая Джека снова взяли на работу на ферму Беллхаус, а Линн предложили работу — уборку в хозяйстве священника в Херрик Сент-Джоне. Это значило, что ее не будет дома все утро. Линн волновалась, что Роберту придется много времени проводить в одиночестве.

— Никаких проблем, — сказал Чарли, — я буду брать его с собой в гараж.

Теперь каждое утро, когда Чарли отправлялся в гараж, он на кресле отвозил туда Роберта.

Мальчик сидел на солнышке с блокнотом для набросков или со школьным заданием. На пересечении пяти дорог постоянно происходило что-нибудь, и Роберт старался запечатлеть события на бумаге.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: