— Не волнуйся, ты мне все покажешь завтра.
— В прудах есть не только утки. Я видел там шило-хвоста и однажды лысуху.
— Мне кажется, что здесь есть много интересных птиц, правда? — спросил Чарли. Он посмотрел на радостное лицо мальчика. — Как ты считаешь, тебе поправится жить в этом доме?
Роб несмело кивнул головой.
— Тебе здесь не очень одиноко? — продолжал спрашивать Чарли. — У нас здесь нет рядом соседей.
— Здесь неподалеку есть миссис Ренсом, — сказал Роберт.
— Она живет в том доме напротив? Ты ее уже видел?
— Видели ли мы ее? — спросил Джек. — Господи, конечно! Она постоянно торчит у двери с тех пор, как мы переехали сюда. Она и ее маленькая собачка. Кстати, собака — та еще штучка!
— Что она из себя представляет? — спросил Чарли.
— Ну, мне кажется, что она вполне приличная соседка.
Линн убирала со стола и прислушивалась к разговору мужчин. Ей было так хорошо и спокойно. Она видела, как радовался ее сын новому дому. Роберту хотелось так много показать Чарли. Кажется, что и отец успокоился и не станет больше мучить ее разговорами о переезде.
— Сколько времени продолжается медовый месяц? — спросил Роберт.
— Трудно сказать, — ответил ему Чарли. — Для твоей матери и меня завтра настанет последний день. Потом нам придется вернуться к работе и привыкать к обычной семейной жизни.
— Ну, — сказал Джек, зажигая трубку. — Мне кажется, что у вас все в порядке, так?
Чарли посмотрел на Линн.
— Мне пока не на что жаловаться, — ответил он.
Три пруда, расположенные вдоль дороги, были источником бесконечного удовольствия для Роберта. Он мог часами сидеть на берегу, наблюдая за шилохвостами и кряквами, когда они ныряли за пропитанием в холодную чистую воду.
— Когда станет совсем холодно, они улетят отсюда?
— Если ты будешь их подкармливать, они могут остаться здесь вне зависимости от погоды.
Зима в этом году была достаточно мягкой, но в январе грянули сильные морозы. Роберт приносил крошки и корочки птицам и на расстоянии наблюдал за ними. К его радости, утки-кряквы остались на зиму. Они часто выходили в сад, чтобы посидеть на откосе на травке. Они даже привыкли к тому, что мальчик часто находился неподалеку и внимательно наблюдал за ними. Он сидел так тихо и спокойно, что они стали даже брать пищу у него из рук.
Морозы продолжались три недели. Каждое утро перед школой Роберт шел на пруд и там тяжелым молотком пытался пробить во льду прорубь побольше, чтобы утки могли поплавать. В третью неделю января лед стал таким крепким, что Роберт не смог его пробить. В субботу днем ребятишки из окрестных деревень пришли на пруд, чтобы покататься на коньках.
Сначала Роберт был очень недоволен их шумом и толкотней, они распугали его уток. Но его потянуло на лед, и вскоре вместе с ребятами Роберт стал скользить на ногах по льду, ведь только у некоторых счастливчиков были коньки.
Он стоял и с завистью наблюдал, как они мчались по всем трем прудам, превратившимся в единое блестящее и твердое белое скользкое поле. Ему так хотелось прокатиться вместе с ними, но коньки в лавке в Овербридже стоили двадцать пять шиллингов. У него не было таких денег в эту зиму. А как насчет следующей зимы? Пожалуй… Но Роберт понимал, что ему придется сберегать каждый пенни, чтобы скопить подобную сумму.
Но вскоре на прудах растаял лед, в воздухе запахло весной. Кряквы и шилохвосты плавали и в апреле начали откладывать яйца в гнездах среди камышей. Было очень интересно наблюдать за их брачными играми и ухаживанием. Роберт устроил себе наблюдательный пункт на большой ветке ивы, которая далеко простиралась над водой. Теперь зима с ее холодом и льдом и катанием на коньках казалась ему далеким прошлым.
Линн просила его быть осторожнее. У нее сердце уходило в пятки, когда она видела, как гнулась под его весом тонкая ветка, когда он полз по ней вперед.
— Ты же можешь соскользнуть и упасть в пруд…
— Бога ради, не приставай к парню, — сказал ее отец. — Он прекрасно понимает, что делает.
— Я бы не волновалась, если бы он умел плавать…
— Если он упадет в воду, он сразу же научится плавать! Когда я был мальчишкой, я именно так научился плавать! — и, прежде чем Линн начала протестовать, он продолжил: — Я за ним послежу, не волнуйся. У меня теперь много свободного времени.
Джеку было трудно ничего не делать всю зиму и раннюю весну. Он ненавидел состояние безделья и, хотя изо всех сил старался примириться со своим положением, ему было трудно привыкнуть к зависимости от других.
Он получал пенсию каждую неделю и настаивал, чтобы Линн брала у него половину пенсии на хозяйство. Что бы ни говорили ему Линн или Чарли, ничто не могло переубедить его.
— Я всегда предпочитал платить за себя сам, — обычно отвечал он им.
У него оставалось пять шиллингов, из них он покупал себе табак и иногда выпивку. Он даже стал меньше курить, и когда приходил в «Фокс и Кабс», мог пить пинту пива целый час.
— Джек, ты теперь живешь не торопясь, как джентльмен, — говорил ему Фред Оукс.
— Да, именно так, — соглашался Джек. — Кстати, у входа я оставил повозку и пару лошадей.
Как-то вечером, когда он был в баре, пил пиво и разговаривал с Линн, Фред подошел к ним и обнял ее за плечи.
— Ты налила пиво бесплатно своему отцу, да? Хорошо, я не против. Но только, если это всего одна пинта за вечер!
У Джека почернело лицо, он допил пиво и поставил пустую кружку на стойку.
— Я всегда сам плачу за выпивку. Так было всю жизнь. Когда у меня нет денег, я не пью!
Он повернулся и вышел. Фред смущенно захихикал.
— Господи, какой же смешной человек твой отец. Я не думал, что он станет так реагировать, — сказал он. — Я же просто хотел пошутить, ты же это знаешь.
— Вот как? — сказала Линн. Она отошла от него. — Отец воспринимает все по-другому. Вот так. Он больше никогда не придет сюда.
— Он не понимает шуток?
— Нет, и оскорблений тоже!
Она не могла прийти в себя весь вечер, и после работы, когда Фред запирал дверь, Линн сказала ему, что больше не станет у него работать.
— Только потому, что я сказал что-то не то твоему отцу?
— Да, и из-за этого тоже. Но есть и другие причины.
— Бог ты мой, что еще?
— Это мое дело, — строго ответила она.
Фред внимательно посмотрел на Линн, он начал что-то понимать.
— Ты уже сказала об этом старине Чарли? — ухмыляясь, спросил он.
— Конечно, — сухо ответила Линн.
— Тебе еще рано беспокоиться. Судя по тебе, это произойдет еще не скоро.
— Все равно, я уйду на следующей неделе.
— Хорошо, если ты так настаиваешь.
— Да, — сказала Линн, — я уже все решила.
Ей никогда не нравилась работа в «Фокс и Кабс», и когда в конце следующей недели она оставила эту работу, Линн ни о чем не жалела, кроме денег, которые она перестала там получать.
— Не думай об этом, — сказал Чарли. — Я прилично зарабатываю, не правда ли? Я могу себе позволить завести ребенка сейчас и потом!
— Ну, я надеюсь, что только одного.
— Конечно, по одному каждый раз, и не больше!
Когда стало ясно, что Линн беременна, Чарли был так взволнован, что больше ни о чем не мог думать. Как-то он отправился в Овербридж и вернулся домой с великолепной колыбелькой, купленной в мебельном магазине Джонсона. Она была нежно-голубого цвета с розовыми и белыми маргаритками по стенкам, одна из которых могла подниматься и опускаться. Он также купил все, что должно быть в колыбели: мягкий бело-розовый матрасик, маленькую розовую подушку, отороченную кружевом, два одеяльца, две простынки и розовое атласное покрывало.
Линн расстроилась, когда узнала, как дорого стоили эти вещи. Она отругала Чарли за расточительность.
— Пропади все пропадом, — ответил ей Чарли. — Я не каждый день жду ребенка, и пусть у него будет все самое лучшее!
— Да, но тем не менее… Все твои сбережения сразу же были растрачены!