Подивилась Ямато-тотопи-момосо-бимэ-но микото в душе своей, дождалась рассвета, заглянула в шкатулку для гребней, а там — прелестная маленькая змейка. Длина и толщина ее — вроде как у шнурка, которым одежду подвязывают.

Испугалась [Ямато-тотопи-момосо-бимэ-но микото] и закричала. Тогда Великий бог от стыда тут же превратился в человека и сказал своей жене: “Ты не стерпела [закричала], и тем навлекла на меня позор. Раз так, то я вернусь [на Небо], и на тебя позор навлеку”, — так молвил.

И вот, по воздуху ступая, стал подниматься на гору Мимо-ро-но яма. Запрокинула Ямато-тотопи-момосо-бимэ-но микото голову, чтобы на него вверх смотреть, раскаялась, да тут и наземь села. Проткнула себе потаенное место палочками для еды и скончалась»[3].

Могилой принцессы считают большой курган близ горы Мива, который называют Хасихака («Могила палочек для еды»). Как объяснить такой жестокий вариант лишения себя жизни, если только гуманные способы вообще существуют? Может быть, женщины демонстрировали таким образом, что оскорблена именно их женская сущность? У меня пока нет ответа на этот вопрос, а потому вернемся к «Кодзики»[4]. Как вы помните, мы оставили Богиню Аматэрасу в самый напряженный момент мифа — она скрылась в загадочной пещере, а скорее всего, в своем дворце, оставив тем самым своих подданных, царство Ямато, весь японский народ в жуткой темноте.

Другие боги предпринимали самые разные усилия для того, чтобы снова выманить ее на свет, и здесь как раз и случилось то, что японские актеры называют «моментом возникновения японского театра», гейши — первым эротическим выступлением, современные исследователи — несомненным примером первого в мировой истории поистине божественного стриптиза.

«Амэ-но-удзумэ-но микото — Небесная Богиня Отважная, рукава подвязав лозой, с небесной горы Кагуяма, из небесной лозы Сасаки сетку кадзура сделав, листья Саса с небесной горы Кагуяма пучками связав, пустой котел у двери Небесного Скалистого Грота опрокинув, ногами [по нему] с грохотом колотя, в священную одержимость пришла и, груди вывалив, шнурки юбки до тайного места распустила».

Последовала естественная реакция: «Тут Равнина Высокого Неба ходуном заходила — все восемьсот мириад богов разразились хохотом. Тогда Великая Священная Богиня Ама-тэрасу-но оо-ми-ками, странным это сочтя, дверь Небесного Скалистого Грота чуть приоткрыла...»

Этого было достаточно, чтобы боги, караулившие Аматэрасу у входа в пещеру, не позволили ей снова уйти в тень: «И вот, когда Великая Священная Богиня Аматэрасу-но оо-ми-ками выйти [из грота] изволила, тут и Равнина Высокого Неба, и Тростниковая Равнина — Серединная Страна, сами собой, озарились светом».

Эту сцену, попавшую в фильм режиссера Инагаки Хироси под простым названием «Рождение Японии», считают классической иллюстрацией сексуально-магических верований всех древних людей, а отнюдь не только японцев. Считается, что элементы ритуального стриптиза были присущи многим племенам, населявшим когда-то землю, но именно у японцев в историко-литературном произведении запечатлелся социально-планетарный характер стриптиза, связанный с магией женского тела вообще и гениталий в частности. Некоторые историки даже имя богини, спасшей Землю, — Амэ-но удзумэ — переводят как «Жуткая небесная самка», что, возможно, несколько чересчур, но, так или иначе, популярности у легенды отнюдь не отнимает, и каждый год в память о тех событиях в синтоистских храмах проходят празднования с ритуальными танцами кагура, хотя до стриптиза нынче дело уже не доходит. На несакральном уровне легенда об Амэ-но удзумэ тоже жива — сегодня ее отчасти воплощают традиционные эротические шоу токудаси. Вариант этого шоу попал в известный фильм «Шокирующая Азия», а вот как его описал исследователь Японии Ян Бурума: «Девушки подползают к самому краю сцены и, откинувшись назад, медленно раздвигают ноги перед возбужденными лицами зрителей. Публика, словно под гипнозом, наклоняется вперед, чтобы лучше рассмотреть этот магический орган во всем его мистическом великолепии. Женщины медленно ползают по сцене, стараясь подобраться к зрителям как можно ближе. Они раздают мужчинам увеличительные стекла и маленькие фонарики, которые передают из рук в руки. Все внимание сосредоточено в одной точке женского тела; на сцене настоящие богини, заворожившие публику»[5].

Возникает закономерный вопрос: насколько то, что изложено в «Кодзики», «Нихонги» и других произведениях мифологического жанра, можно принимать на веру? Точнее, насколько эти легенды действительно древние — можно ли их считать хотя бы косвенными свидетельствами реально существовавших до начала нашей эры на территории нынешней Японии соответствующих шаманских культов, которые могли наложить заметный отпечаток на эротическое сознание современных японцев? Вопрос не праздный, совсем не простой, и вряд ли он имеет однозначный ответ. «Записки о деяниях древности» были составлены в 712 году н.э., а остальные памятники такого рода чуть позже, то есть во времена, когда японский народ уже существовал как вполне сложившийся этнос со своими поведенческими нюансами и «священные писания» синто лишь констатировали актуальные на тот момент представления древних японцев о жизни. Но если с определением даты составления «Кодзики» и «Нихонги» проблем почти не возникает, то в истории их влияния на японское общество, в том числе на его сексуальную культуру, еще много темных пятен.

Исследователи считают, что примерно до начала XIV века текст этих памятников был практически неизвестен в самой Японии. Выдвигалась даже версия о том, что, как это часто случается, «Кодзики» написаны позже, чем принято считать. Версия спорная, но в любом случае «Записи о деяниях древности» и «Анналы Японии» являются довольно точным отражением представлений о мире добуддийской Японии, его политическом, общественном и, что нам особенно интересно, гендерном устройстве и могут в таком качестве служить одновременно и источником информации о мировоззрении древних японцев, и иллюстрацией к нему.

С другой стороны, влияние этих текстов на последующие раннесредневековые традиции могло быть либо довольно незначительным, либо его не существовало совсем. Но тогда что же думали о любви и сексе японцы, жившие после эпохи легендарных императоров, описанной в «Кодзики» и «Нихонги», и до времен аскетичных и брутальных взглядов самураев, то есть в период с VII по XIII век? Прежде чем ответить на этот вопрос, вернемся ненадолго из раннего Средневековья в наши дни и отдохнем от сложных имен любвеобильных японских богов, их запутанной генеалогии, цитат и чудесных превращений. Обратимся к простым японским гражданам, гинекологии и другим насущным потребностям и особенностям национального интимного общения.

День кузнеца и другие мацури

Каждый год в начале апреля тысячи людей спешат в граничащий с Токио город Кавасаки, в храм Канаяма-дзиндзя[6] на «вынос члена» — так попросту можно окрестить дошедший до нас из глубины веков праздник, посвященный животворящему началу бога Идзанаги-но микото — тому началу, которое «росло-росло, да и выросло». Забавная игра слов: сей предмет мужской гордости японцы в разговоре зачастую называют просто «чин-пон» или «чин-чин», а потому нередко вздрагивают, когда впервые попавшие в Японию русские, где-нибудь в ресторане вспоминают европейские традиции и в порыве пьяного красноречия провозглашают чисто японский, по их мнению, тост: «Чин-чин, банзай!»

Однако вернемся к празднику. Легенда гласит: много-много веков назад, в ту самую пору, о которой мы только что рассказывали, то есть когда еще духи жили вместе с людьми, с одной из синтоистских богинь случился жуткий конфуз — у нее выросли зубы в самом не подходящем для этого месте. Естественно, такое пренеприятное событие не могло не задеть за живое не только потенциально близких богине персонажей, но и весь народ Страны солнечного корня. Как вы помните, лишь боги, рожденные естественным для человека (!) путем, могли считаться нормальными, фактически здоровыми богами — кем бы они ни были в визуальном воплощении — людьми или островами. Страх перед возвратом к ненатуральному способу размножения заставил богов и людей обратиться к... кузнецу, что на первый взгляд выглядит довольно неожиданным. С другой стороны, как и во многих странах, в древней Японии кузнецы считались тесно связанными с шаманскими культами, с колдовством — ведь только они умели укрощать огонь и металл. Можно предположить, что, предварительно помолившись своим металлургическим духам, новоявленный кузнец-гинеколог рьяно принялся за дело и не сразу, но пришел к решению проблемы. Он выковал огромный железный пенис — чудный фалло-имитатор, которым и обломал пациентке все ее лишние зубы, выросшие так некстати в «тайном месте». Очевидно, что мифы сохранили для нас и благоговение перед полуми-стической не только для Японии профессией кузнеца, творящего где-то между миром духов и миром людей, и страх перед демографической проблемой, и даже косвенное упоминание о том, что живая в современной Японии традиция использования разнообразных фаллоимитаторов имеет глубокие, поистине божественные корни.

вернуться

3

Цит. по: Нихон сёки. Анналы Японии. Т. 1 / Пер. А. Н. Мещерякова. — СПб.: Гиперион, 1997. — С. 213.

вернуться

4

Кстати говоря, в Третьем свитке «Кодзики» содержится и первое в истории упоминание о двойном самоубийстве влюбленных, ставшем весьма популярным в Японии Средних веков.

вернуться

5

Цит. по: Энциклопедия Тантры. — М.: Локид-Миф, 1997.

вернуться

6

Другое название — Канамара-дзиндзя.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: