Представляется верным искать истоки приватизации в тех процессах, которые привели к национализации частной собственности граждан Российской Империи. Совсем немного времени прошло с того момента, когда 6 ноября 1917 года в своём обращении к населению Владимир Ульянов (Ленин), вождь пролетарской революции в России, провозгласил:

«Товарищи рабочие, солдаты, крестьяне и все трудящиеся!

Берите всю власть в руки своих Советов. Берегите, храните, как зеницу ока, землю, хлеб, фабрики, орудия, продукты, транспорт — всё это отныне будет всецело вашим, общенародным достоянием». (В.Ленин, «К населению», собр. соч. в четырех томах, том 3, стр. 24)

Буквально на следующий день так и произошло. В одночасье, признав не имеющим какой-либо юридической силы всё законодательство Российской Империи, опираясь на революционное правосознание, основанное на принципе целесообразности, а не законности, у богатых, знатных семей России реквизировали собственность в пользу трудового народа. При этом методы изъятия, проведения фактически тотальной национализации частной собственности были сопряжены с применением насилия, что и обеспечило довольно быстрое достижение поставленных революционным правительством задач.

Так, Владимир Ульянов (Ленин) писал: «Было бы величайшей глупостью и самым вздорным утопизмом полагать, что без принуждения и без диктатуры возможен переход от капитализма к социализму… Ибо Советская власть есть не что иное, как организационная форма диктатуры пролетариата, диктатуры передового класса, поднимающего к новому демократизму, к самостоятельному участию в управлении государством десятки и десятки миллионов трудящихся и эксплуатируемых, которые на своем опыте учатся видеть в дисциплинированном и сознательном авангарде пролетариата своего надёжного вождя. Но диктатура есть большое слово. А больших слов нельзя бросать на ветер. Диктатура есть железная власть, революционно-смелая и быстрая, беспощадная в подавлении, как эксплуататоров, так и хулиганов».(В.Ленин, «Очередные задачи советской власти», собр. соч. в четырех томах, том 3, стр. 182–184)

Прошли годы, и весной 1985 года Генеральный секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии СССР Михаил Горбачёв, являясь по партийной принадлежности верным ленинцем, а по внутреннему самоощущению, вероятно, человеком-мессией, готовым завершить большевистскую эру в истории государства, провозгласил «Перестройку». Отказавшись от методов принуждения, Михаил Горбачёв полностью построил свою работу на методах убеждения, помня ленинский принцип: «Первой задачей всякой партии будущего является — убедить большинство народа в правильности её программы и тактики». (В.Ленин, «Очередные задачи советской власти», собр. соч. в четырех томах, том 3, стр. 166)

Несколько лет ушло на убеждение, на бесконечные дискуссии с товарищами по партии, на сотни и сотни встреч с простыми советскими гражданами, с восторгом встречающими такого, казалось бы, далёкого и в тоже время близкого, родного вождя. Люди внимали его речам, обсуждали их, цитировали и верили в лучшее будущее.

Хотел ли Михаил Горбачёв качественно развить так называемый новый ленинский демократизм, изрядно дискредитировавший себя в период руководства страной Иосифом Сталиным, или хотел вернуться к старому, классическому, философскому пониманию понятия демократии, не ясно, но новый курс был направлен на демократизацию всей страны.

В результате советские граждане получили возможность говорить на политикоэкономические темы не только шёпотом у себя на кухне, но и громко, широко обсуждая все или, точнее, почти все проблемы, стоявшие перед государством и обществом, гласно освещаемые государственными средствами массовой информации. Телевизионная программа «Взгляд» и журнал «Огонёк» просто жгли души откровенными показами и публикациями, к примеру, о тех же зверствах сталинского режима. Короче, как говорится, в начале было слово!

А дальше — дело! Ещё правители Древнего Рима знали, что народ жаждет хлеба и зрелищ. Вволю насмотревшись на демократизированного вождя коммунистической партии, обсудив всё, что было предложено к обсуждению государственными средствами массовой информации, люди не могли не начать говорить о проблемах дня сегодняшнего, о недостатках в системе обеспечения их продуктами питания. Ибо, хлеб — всему голова!

Тогда в своих внутрипартийных документах Коммунистическая партия СССР обратилась к народу страны с предложением активнее проявлять частную инициативу в решении конкретных микроэкономических задач каждого. В обиходе появились такие выражения, как «интенсивный, а не экстенсивный путь развития экономики», «хозяйственный расчет», и, наконец, «производственная кооперация». Это был пусть пока ещё робкий, но шаг к стимулированию появления самостоятельного мелкого товаропроизводителя, развития частной сферы услуг. Отсутствие на первом этапе законодательной базы, способной защитить интересы нарождающегося частного собственника тем не менее не остановило процесс появления мелкого и очень мелкого производства. А «мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе», — писал ещё весной 1920 года Владимир Ульянов (Ленин) в своей статье «Детская болезнь «левизны» в коммунизме». (В.Ленин, «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», собр. соч. в четырех томах, том 4, стр. 69)

В 1986 году в Советском Союзе прошли первые почти альтернативные выборы народных депутатов — это был реальный зримый результат «Перестройки». Вся страна, припав к телеэкранам и затаив дыхание, вслушивалась в речи красноречивых ораторов на первых Съездах народных депутатов СССР, переваривала и смаковала вкус свободы, вкус чего-то нового, непривычного, даже страшного, но манящего. Общество жило ожиданием перемен.

Однако постепенно к призрачному ощущению свободы присоединился и страх перед этой самой свободой, дававшей реальную возможность проявить себя. У одних появилось нестерпимое желание добиться вершин власти, общественного признания, и они пошли в народные депутаты, общественные деятели. Другие, поставив перед собой цель обогащения, обладания большей собственностью и денежными средствами, чем они имели возможность позволить себе раньше, стали предпринимать попытки организовать собственный бизнес. Хотя наличие первого — стремления к власти не гарантировало отсутствие второго — стремления к обогащению. Фридрих Ницше писал: «При серьёзно замышленном духовном освобождении человека его страсти и вожделения втайне тоже надеются извлечь для себя выгоду». (С.Кара-Мурза, «Манипуляция сознанием», стр. 427)

Свобода индивида в человеческом обществе никогда не бывает полной. В противном случае это привело бы к всеобщему хаосу и возникновению войны всех против всех. Политическая свобода «заключается в безопасности или в уверенности гражданина в своей безопасности», то есть подлинная «свобода гражданина зависит главным образом от доброкачественности уголовных законов», принятых государством. (Ш.Монтескье, «О духезаконов», стр. 164–165)

Для одних, более информированных, приближённых к вершинам власти, свобода и расширение их прав было хорошо, поскольку они получили возможность тут же воспользоваться этой свободой, умножить свои права и реализовать их. Для других всё это оказалось не такой уж и сладкой конфеткой — ведь Судьба от рождения не наделила их теми возможностями, какими одарила первых. Реализация своих прав и использование свобод первыми, наряду с пассивностью вторых, вызванной объективными причинами, например, преклонным возрастом, удалённостью местожительства, или субъективными — отсутствием требуемого образования и стремления изменить условия собственного существования, низкой самооценкой, наконец, патологической честностью, очень быстро породили в отношениях между людьми неравенство, антагонизм и сопутствующий этому страх перед будущим. Если от страха быть подвергнутым внешнему насилию со стороны третьих лиц гражданина не наверняка, но с большой вероятностью, способно уберечь совершенное уголовное законодательство страны и профессиональная деятельность некоррумпированных сотрудников министерства внутренних дел, то от страха остаться безработным без средств существования ему не спастись, как не убежать от самого себя.