Я не стал возражать, хотя мысленно был полностью на стороне этих горячих голов. Пусть жирная трусливая сволочь на собственной шкуре почувствует, каково это — умирать! Авось, осмелеет от страха.

Да и с чего мне жалеть французов? В годы Смуты лягушатники не стали помогать России. Теперь беда пришла в их собственный дом. Мера за меру!

— Значит, это она, — негромко бросил Марселец, передавая мне фляжку. — Девочка по имени Мадемуазель Миллион.

Я приложился, глотнул, резко выдохнул. Предупреждать надо! С другой стороны, что может таскать с собой парень из Марселя? Само собой, ядреную граппу. Коньяк пьют «аристо».

— Она…

Не удержавшись, занюхал рукавом, по древней студенческой привычке. Марселец, заметив, хохотнул.

— Слабо? А как же русская водка из самовара? Рич, ты бы ботинки переодел, а заодно и брюки. Лечи тебя потом, никаких лекарств не хватит.

Время поболтать — о пустяках и не только — у нас было. Крепкие ребята, поджидавшие за ближайшим холмом, уже успели сходить к катеру и забрать вещи. Большой чемодан я оставил при себе, маленький отдал &, остальное было уложено в багажники поджидавших нас авто. Бравый сержант, торопившийся к началу дежурства, отбыл вместе с &, а мы с Жаном устроились на полусгнивших скамейках давно брошенной лодки. Ночь, не по-весеннему холодная, вступала в свои права, и граппа, оказавшаяся во фляге запасливого Марсельца, пришлась очень к месту.

Третий из встречавших отказался составить нам компанию. Стоял в сторонке, курил, разглядывал звездное небо.

Молчал.

— Расскажешь, что и как?

Жан, сев поудобнее, бросил взгляд на черный силуэт Третьего.

— Неудобно как-то. Мы тут, можно сказать, пируем, а он скучает. Странный, между прочим, парень! Если бы ты заранее не предупредил, я бы его и близко не подпустил… Ладно, что там с девочкой?

Глотнул из фляги, взглянул выжидательно.

— С девочкой все хорошо, — сообщил я. — Характером — чистая змея, но ладить можно… С остальным же просто. У всего есть хозяева, даже у этой лодки. А представь себе открытие, на котором можно заработать миллионы! Долларов — не франков. К тому же сейчас идет война. То, что сделал ее отец, нужно всем, причем именно сегодня, а не через год или два. Если эта юная особа попадет к нынешним французским властям, те немедленно предъявят претензии. Правительство Виши сейчас не слишком авторитетно, но к делу обязательно подключатся немцы. А это уже серьезно.

— У твоего ученого есть другие наследники? — осторожно поинтересовался Марселец. — Рич, я понимаю, что лезу не в свои дела, но пойми и меня. Я обычный «деловой». Возить контрабанду и стричь жирных буржуа — это мое. А тут политика, война…

Я пожал плечами.

— Думаешь отсидеться в глуши? Попробуй… Но учти, мы с тобой знакомы не первый год, и это известно слишком многим. Если вычислят меня, то и до тебя доберутся. К тому же деньги… Столько ты никогда и нигде не заработаешь. Как говаривал в старину один грек: «Война — отец всего».

— Так я не против, — Жан поморщился, словно от боли. — Думаешь, мне по душе то, что сейчас у нас во Франции творится? Но мы же с тобой не просто контрабанду возим!

— Не просто…

Я прикинул, какую часть правды можно открыть моему давнему партнеру. Жан и так знает слишком много. Но это с одной стороны. Была и другая, куда более перспективная — это «много» знает только он один.

— У Марка, у этого ученого, конечно же, найдутся наследники. Но он написал завещание, где все оформил на дочь, Завещание официально зарегистрировано, копия хранится в Швейцарии. Есть еще один документ, тоже составленный и заверенный по всем правилам. Мы с Марком оформили партнерство, как совладельцы, в случае успеха доходы делятся пополам. Поэтому я смог вполне легально договориться о производстве и продаже. Это можно оспорить, но только если девочка попадет к властям Виши. В Лиссабоне к ней уже стали присматриваться, поэтому я привез ее сюда… А теперь, когда я все тебе рассказал, Жан, ты сначала осознаешь, а потом забудешь, причем навсегда.

Что ответит мой давний приятель, было уже не так важно. Конечно же, он ничего не забудет, но откровенничать ни с кем не станет. Поделиться тайной — значит поделиться деньгами.

Наивный Жан! Даже за миллион долларов я не позволю убить своего друга. Из-за денег — конечно же, нет…

— Здравствуйте, Арнольд. Извините, что заставил ждать. Но вы же сами видите. Бизнес, бизнес…

— Не только вижу. Я предупреждал вас, Ричард, — у меня очень хороший слух. Все-таки потомственный музыкант в третьем колене. Да, неплохая ячейка Сопротивления — бандит, полицейский и два эмигранта. Хочу сразу предупредить: пока вас не было, здешняя полиция прямо-таки озверела. Облавы чуть не каждый день, готовится депортация первой партии арестованных. У их шефа появился новый заместитель — некий Даниэль Прюдом, по слухам — редкая сволочь.

— Ого, готовый персонаж. Помните, у Бодлера есть стихотворение?

— Нет, Ричард, не помню. Это вы — поклонник французской литературы. Признаюсь честно, французов не люблю. Скажу больше. Многие считают, что война с нацистами — это борьба Добра и Зла. Гитлер — абсолютное Зло, согласен. Но кто на стороне Добра? Англичане? Или если в войну вступит ваш Сталин, что-нибудь изменится? Мне кажется, что со Злом сейчас борется другое Зло, лишь чуть менее отвратное.

— Да, с силами Добра проблема. Но так, по-моему, проще, никакого Сердечного Согласия, один голый расчет. Зато у нас стало лучше с боеприпасами. Знаете, что такое оружие массового поражения?

— Вы имеете в виду боевые газы?

— Нет. Главное оружие на всякой войне — деньги. А оружие массового поражения — это большие деньги. Средство действенное, смертоносное, но, увы, очень опасное, как и боевые газы. Вдохнешь ненароком, поразишься — и не доживешь до победы.

— Моя группа готова. Три человека здесь, еще четверо в Касабланке. Все — эмигранты, у всех личные счеты с нацистами, так что не подведем. Жду распоряжений!

— Для начала ваша группа, Арнольд, получит название. Вы будете отделением «Зет».

— Последняя буква алфавита?

— Нет, от русского слова «zagradotryad». Потом объясню, что это значит.

Номер был двухместный, но вторая кровать пустовала. Судя по болтовне скучающего портье, гости ожидались не скоро, разве что через неделю, когда прибудут какие-то парижские шишки. И прибудут ли? Начальство сейчас в Касабланке, и военные там, и иностранцы. Эль-Джадира — город маленький, всё, что есть — порт, да и тот почти пустует.

Война, мсье, война!

Гостиница казалась необычно тихой — по крайней мере, для него, покинувшего город в 1943-м. Тогда все номера были заняты, у стойки регистрации томились опоздавшие, из приоткрытой двери ресторана гремел оркестр, девицы в грубом макияже несли бессменную вахту на всех пристрелянных точках. Одну, впрочем, он и сейчас встретил — не слишком юную мулатку, полировавшую ногти в мягком кресле у столика, где заполняли документы. Девица без особого интереса взглянула на нового постояльца и скривила накрашенные губы, сообразив, что поживы не ожидается. Ресторан же не работал. Портье, проследив взгляд, брошенный в сторону закрытой двери, развел руками. Ремонт, мсье! Но бар скоро откроется, и если мсье желает…

Эта странная тишина заставила окончательно поверить в новую, непривычную реальность. Ричард Грай и в самом деле вернулся на пепелище, где уже успели разобрать руины, прибраться и даже затеяли ремонт.

Сонный коридорный, получив благодарность в натуральной хрустящей форме, на миг воспрянул духом и зачастил скороговоркой. Бывший штабс-капитан отмахнулся, но потом, подумав, попросил принести бутылку коньяка. На это ушли последние деньги, но позднего гостя данное обстоятельство нисколько не обеспокоило. Когда коньяк в сопровождении двух пузатых хрустальных рюмок занял законное место на столе, а коридорный неслышно закрыл за собою дверь, новый постоялец подошел к зеркалу. Смотреть не хотелось, но он все-таки, пересилив себя, взглянул. Удивился, вновь кинул взгляд на своего безмолвного двойника. Черный человек по другую сторону тонкой амальгамы выглядел подозрительно молодо, словно и не было нескольких последних лет. Человек снял шляпу, провел ладонью по волосам, не поверил, приблизил лицо к стеклу.