— Где ты прочитал эту гадость? — Даниэль, погладив себя по брюшку, отложил в сторону кальянный мундштук. — У вас, у русских, совершенно превратное представление о французской литературе. Да! Кстати, моей Мари всего десять, для женишка еще рано. Попробуй все-таки кальян, сегодня они угадали со смесью.

Послушавшись, я взял свободный мундштук, осторожно вдохнул, подождал немного.

Забулькало…

— Нет, не мое, — констатировал я, вновь затягиваясь «Фортуной». — Даниэль, как можно ходить в такие притоны?

Слегка подкрашенные усики довольно шевельнулись.

— Можно. Если это правильные притоны.

Даниэль Прюдом, заместитель шефа полиции Эль-Джадиры, в «Старой цитадели» бывал регулярно, но исключительно по долгу службы. Отдыхать же предпочитал в арабских кофейнях возле рынка. Это заведение именовалось «Аl Andalous», но ничего андалузского я пока не заметил. Кофе оказался и вправду неплохой, но все остальное не радовало. Тесно, темно — и очень неудобно. Особенно для меня, привыкшего к нормальным стульям.

Подозрительно булькающий кальян тоже не вдохновлял. Мало ли что туда могли намешать?

Смущали и тяжелые занавеси — слева и справа, отделявшие нас от прочих искателей андалузских радостей. Прюдом, уловив мой взгляд, легкомысленно махнул рукой, присовокупив, что здешняя публика не сильна в языке Вольтера. В подобную наивность я, естественно, не поверил, поэтому предпочитал не повышать голос. К счастью, музыканты пока еще отдыхали, равно как прочие танцовщицы и глотатели змей.

Местечко было, что ни говори, пряным. Оставалось понять, зачем заместитель начальника городской полиции затащил меня именно сюда. Может, среди кальянов и дрессированных змей мой новый друг-приятель чувствовал себя увереннее, чем в зеркальном аквариуме «Старой цитадели»? Переговоры намечались серьезные, а в этом деле важна каждая мелочь. Например, доставшийся мне диван — жесткий и слишком короткий.

— Рич! Мы с тобой пришли сюда отдыхать! — Прюдом, словно прочитав мои мысли, весело подмигнул. — Вечер только начинается, считай, мы пока еще в гардеробе!.. Так чем там твой стишок заканчивается?

С его предшественником было проще. Обычный провинциальный взяточник, поставивший себе целью накопить средств на домик среди райских кущей Ривьеры. Мы жили с ним душа в душу к полному взаимному удовольствию. Увы, Ривьеры мой партнер так и не увидел. Два месяца в параличе — и скромный белый камень на здешнем католическом кладбище.

Любителя пряностей прислали прямиком из Парижа. До этого он успел прослужить несколько лет где-то в провинции, то ли в Лилле, то ли в Лионе.

— Ну, Рич! — Даниэль пододвинулся ближе, дернул усиками. — Ты же прямо мировая скорбь. Weltschmerz, как говорят боши. Давай я тебе чего-нибудь веселое расскажу. Или ты мне. Я, знаешь, по натуре человек въедливый. Пересмотрел твое досье… И знаешь, что меня поразило?

Усики вновь дрогнули. Даниэль Прюдом ласково улыбнулся.

— Не то, что ты, бывший русский военный, продаешь лекарства. По нынешним временам это очень выгодное дело, даже более доходное, чем алкоголь. Но ты начал готовиться заранее, чуть ли не за десять лет. Присмотрел разорившуюся аптеку, договорился с нужными людьми, арендовал склады. А потом начал завозить лекарства. Ты потратил уйму денег, Рич! На что ты рассчитывал? Заранее знал, что начнется война? Именно такая? Но этого не мог знать никто! Да! А ты не только завез лекарства, ты оформил все возможные бумаги, и теперь к тебе никакая инспекция не подкопается. То есть, почти никакая… Говорят, ты недавно был в Лиссабоне?

Улыбка стала еще слаже. Мсье Прюдом заранее предвкушал эффект. Разговор явно был им продуман на дюжину ходов вперед. Сначала Лиссабон, потом то, что привез из Лиссабона… Придется брать дело в свои руки. Как будут говорить потомки, рвать шаблон.

Поднявшись с дивана, я пересел на подозрительно скрипнувшую скамеечку, предварительно сбросив с нее собственную шляпу. Достал папиросу, смял мундштук «гармошкой».

— Хорошо, давай о веселом. В ноябре здесь будут американцы. Это такая же реальность, как сегодняшний закат.

Кажется, он слегка поперхнулся. Маленькие светлые глаза скользнули по пустому в этот ранний час залу. Еле заметно дрогнули губы.

— Ты хотел сказать «англичане»?

Шаблон явно дал трещину. Мсье Прюдом пребывал в уверенности, что я стану договариваться с ним о проценте с продажи лекарств — отдельно здесь, отдельно в Касабланке. И даже успел намекнуть, что усопший чаятель Ривьеры был не слишком меркантилен.

— Американцы, — не без удовольствия повторил я, щелкая зажигалкой. — Это уже неотменимо, это факт. Остается сделать выводы из данного факта.

Его рука потянулась к мундштуку кальяна, замерла.

— Рич! Немцы вышли к Волге!..

— Именно, — улыбнулся я. — Папаша Адди бросил туда все, что мог, у Роммеля уже бензин кончается. В Марокко и Алжире у вас, французов, войска есть, чуть ли не семьдесят тысяч, но многие ли из них станут воевать за Петена? А для полной ясности, дабы ты не решил, будто я сбиваю твой процент с продаж…

Вернув зажигалку в карман, я достал карточку с Лотарингским крестом, положил на ладонь. Даниэль скользнул по ней взглядом, затем провел ладонью по вспотевшему лбу.

— Убери!.. Нельзя! Нельзя показывать такое.

Оставалось удивиться.

— Надеюсь, мы в правильном притоне? Кстати, мое звание — «капитан», оно утверждено лично генералом де Голлем. Намекать на служебный долг не стоит, твой адрес мне известен, адрес твоей любовницы тоже. Из города уехать не дадим… А теперь могу рассказать про Лиссабон. Тебя что именно интересует?

Мсье Прюдом, сглотнув, попытался привстать, но локоть скользнул по вытертому плющу. Беззвучно дернув губами, он повторил попытку, не без труда присел, наклонился вперед.

— Что это значит, Рич? Мы же пришли просто отдохнуть! Что за… Что за странные шутки?

И тут заиграла музыка — занудная, тоскливая, истинно восточная. Видит бог, я не добивался такого эффекта. От шаблона остались одни клочья, можно было брать веник и начинать уборку.

— Это значит, что ты уже завербован, Даниэль. Можем считать это шуткой, но выбор у тебя не слишком велик. Когда придут американцы, ты имеешь реальный шанс стать героем Освобождения, а заодно и новым здешним комиссаром. Все грехи, включая аресты евреев и депортации, мы свалим на вашего шефа и отдадим его под трибунал. Или будет все наоборот, и под трибунал пойдешь ты. Первый вариант предусматривает небольшой бонус: ты станешь получать такой же процент с продажи лекарств, как и твой предшественник. За разовые подвиги — отдельная оплата. Кстати, Даниэль, весьма щедрая, в некоторых делах мелочиться грех.

Прюдом вновь вытер со лба пот, помотал головой и внезапно улыбнулся.

— Последние твои слова, Рич, дают возможность смело забыть все прочее. Да! Считай, я уже забыл.

Он опять покосился на карточку. Я, не слишком торопясь, спрятал картонный квадратик в карман.

— Не думай, что я против твоей торговли, Рич. У тебя не слишком высокие цены, беженцам ты отпускаешь в долг, некоторых детей вообще, как мне докладывали, снабжаешь бесплатно. Думаешь, почему тебе не слишком мешают? Люди всё видят, а начальство — тоже люди.

В проеме появился согбенный официант вполне восточного вида. На столик неслышно опустился поднос с чем-то дымящимся и остро пахнущим. Даниэль потянулся вперед, повел ноздрями:

— Да! Готовят в заведении отменно, и в этом ты, Рич, сейчас убедишься. Кстати, девушки здесь…

Любитель Востока мечтательно причмокнул. Не хотелось разочаровывать человека, но мы теперь вроде как не чужие.

— Насчет девушек я вполне осведомлен. Здешний хозяин каждую неделю приходит за лекарствами, а порой они забегают и сами. Масштабы и, так сказать, ассортимент, признаться, впечатляют.

Полюбовавшись выражением его лица, я кивнул.

— Именно… Когда я только начал заводить свое дело, то поговорил с врачами, которые прошли войну. Надо же было узнать, чем люди чаще болеют! Все посоветовали мне одно и то же. И знаешь, я не прогадал. Это куда выгоднее, чем лечить простуду… Да, ты спросил о Лиссабоне. Я тоже мог бы забыть этот вопрос, но все-таки отвечу. Оттуда я привожу новое лекарство. Оно секретное, поэтому я не хочу предъявлять его на таможне. А зачем оно нужно, спроси у здешних врачей, они уже в курсе.