— Что следующее? Где я был все это время? Могу сформулировать еще понятнее: «Что же ты, собака, вместе с танком не сгорел?»
— Да. Но учтите, Рич, это не только мой вопрос, и даже не моего непосредственного руководства. Вами заинтересовалась самая главная… Главная Инстанция.
— Как торжественно! «Таварыш Гравыцкий, пачэму вас еще нэ расстреляли?» Передайте ему три слова: пребывал в аду. Именно так, без комментариев. Кстати, зачем было присылать сюда контуженного майора? Всех напугали, подняли шум. Непрофессионально как-то, даже глупо.
— А что было делать? Официально я числюсь всего лишь переводчиком при советской миссии. Пусть вас это не беспокоит, Рич, никаких бумаг он не привезет. Не это сейчас важно. Я спросила, вы ответили… Не уверена, правда, что ваш ответ понравится Инстанции, но я передам, как вы сказали, слово в слово. Это к вопросу насчет обязательных трех «У»… Как холодно, даже губы не двигаются… Черт вас побери, Рич, со всеми вашими укромными и интимными!
— Мод! Зачем мерзнуть? Интим можно ограничить обычным кафе. Тут есть одно рядом. Дыра, но там, по крайней мере, тепло.
— Погодите! Я должна сказать вам главное, чтобы вы запомнили. А заодно задумались.
— Главное? Не может быть! Значит, вы меня все-таки…
— Заткнитесь и слушайте. Инстанция… Да, именно та самая Главная Инстанция предлагает вам вернуться в СССР. Полная амнистия, трудоустройство, если пожелаете, служба в РККА. Но Инстанция предлагает в первую очередь подумать о научной работе. Всё, сказала! Теперь думайте, но решайте быстрее…
— Иначе майор привезет бумаги.
— Иначе бумаги привезу я. Не хочу пугать и тем более угрожать, но, знаете, Рич, после ада, в котором вы были, у вас слишком цветущий вид. Через неделю после начала следствия он станет несколько иным.
— Мод, ты великолепна!
— Господин Гравицкий! Мы с вами давно уже решили, когда на «ты», а когда на «вы». Данный случай под первую категорию никак не подходит. А как офицер советской разведки, я хочу предупредить, причем от чистого сердца. Вы будете полным идиотом, если откажетесь от этого приглашения. Все дальнейшие варианты много хуже… Ой, боже, как холодно!..
— Иди сюда, ближе. Нос можешь спрятать под плащом… Дыши одной ноздрей и слушай. Как офицер Русской армии я нужен вашей Совдепии только в виде трупа. И я буду полным идиотом, если поверю во что-нибудь другое. Или случилось нечто, о чем ты забыла сказать?
— Не забыла, Рич, просто не успела… Знаешь, и в самом деле теплее. Но мы так стоять не будем, сейчас пойдем в твое кафе, ты купишь коньяк… Инстанция ознакомилась с твоими материалами. Да-да, с теми, что ты передал в последнюю нашу встречу. Подробностей мне знать не положено, но тобою заинтересовались. Не белогвардейцем Гравицким, а Ричардом Граем, исследователем Ноосферы. Ведь ты хотел именно этого, Рич?
— Мод! Сейчас я хочу то, что куда ближе и доступнее. Прямо, знаешь, под рукой.
— Я тоже. Коньяк — и посидеть в тепле. А тебе интересно, что обо всех твоих идеях думает академик Вернадский?
Крупный план. Эль-Джадира.
Август 1943 года.
— Вернадский? — Мод удивленно хмыкнула. — Это который бывший сенатор? Не слишком авторитетная личность, я вам скажу. Держат старичка в Академии наук больше для мебели. Сынок его, эмигрант, иное дело, он у нас давно в разработке. Но при чем тут Вернадский, он же, насколько я помню, геолог?
Между тем ее пальцы продолжали перебирать гравюры, быстро и ловко, одну за другой. На каждую Мод смотрела не больше секунды, но я был уверен: запомнила все. Даже сможет нарисовать, если не в деталях, то главное. Талантливый человек талантлив во всем.
— Много новых, — констатировала она, осторожно поднимая папиросную бумагу с очередного «сонного файла». — Рисунки по-прежнему так себе, но техника исполнения безукоризненная. Знаете, Рич, очень приятно, когда человек сходит с ума столь эстетично. Если бы вы рычали и кусались, работать было бы много сложнее.
Я тем временем исподтишка смотрел на халат, синий в серебре, с тонким витым поясом-удавкой. Мой подарок сидел на Мод идеально, всё скрывая и ничего не пряча. Кажется, и ей он понравился. А поначалу нос кривила, даже возмущалась. Привыкла в своих Америках-Европах к пеньюарам.
Продавец-араб, узнав, что именно требуется заглянувшему в его лавку почтенному Ришар-сейиду, даже руками всплеснул от радости. Кликнул брата, затем сына, цветастыми полунамеками расспросил об уважаемой ханум, которой сей халат предназначен. Втроем и выбрали. Денег брать не хотели, но тут уж я настоял. Негоже передаривать.
…Им тоже довелось покупать мои лекарства. Болели дети, справка от врача давала возможность приобрести все нужное за полцены.
Хлеб по водам…
— Посмотрела, — Мод, аккуратно сложив гравюры в стопку, встала, поправила витой поясок. — Если настаиваете, передам несколько штук в Москву, канал связи работает. Только зачем, Рич? Это же игрушка. Конечно, такие «сонные картинки» очень пригодились бы в госпиталях, но мы едва ли сможем наладить выпуск. Сложная техника, очень дорого. У нас война, Рич! Не такая, как здесь, и не такая, как в Европе.
Вместо ответа я положил пальцы на гладкий шелк. Она быстро отстранилась, скользнула губами по моей щеке, по шее. Резко выдохнула:
— Потом, чуть позже… Вы же сам хотели поговорить! Рич, вы меня извините, но сейчас я буду излагать крайне неприятные для вас вещи.
Отошла на шаг, поглядела в глаза. Ладони мягко легли мне на плечи.
— Только не перебивайте, хорошо? В центр, моему начальству, я сообщаю все, таковы правила, никуда не денешься. И что сплю с вами, и что вы мне нравитесь как мужчина. Даже то, каких женщин вы предпочитаете. Вдруг центру понадобится подложить под вас еще кого-нибудь? У меня сучья служба, Рич. Я изменяю мужу, я почти не вижу сына. Поэтому и вас щадить не резон.
Я заставил себя улыбнуться.
— Это еще ничего, Мод. Если в Москве узнают о моих склонностях к легкому садизму, мир не рухнет. Вот если бы вы меня сдали, как Яшу Блюмкина! Бедняге было некуда идти, прибежал к жене, умолял спрятать на пару дней… Или это были не вы, Мод?
— Не помню, — спокойно ответила она. — Это случилось слишком давно, Рич… Так вот, в Москве о Родионе Гравицком знают очень много, и не только о том, с кем вы спите и сколько за это платите. Не одна я пишу докладные. За эти годы материалов накопилось на три судебных процесса. Вы просто очень везучий.
Я поцеловал Мод в губы. Она усмехнулась, покачала головой.
— Пользуйтесь! Будет что вспомнить в сухановской расстрельной «одиночке». Знаете, как там воют в ночь перед исполнением?
— Кому вспомнить, Мод? Вам или мне? Не жалуйтесь, эта сучья служба нам обоим очень по душе, иначе и вы, и я нашли бы себе занятие поспокойнее. Или это совет? Чтобы я не вздумал возвращаться в Совдепию, даже если станут приглашать и стелить ковровую дорожку?
Ее лицо дернулось, глаза блеснули холодным огнем.
— Я этого не говорила, господин Гравицкий!
— Ясно…
Я осторожно снял ее руки с плеч, подошел к столу, плеснул из бутылки в рюмки. Протянул одну ей, вторую сжал в ладони, чтобы коньяк согрелся.
— А как же орден? Благодарности? Премии? Денег на два танка хватило. Я и не думал возвращаться, Мод, но все-таки обидно. Все равно, значит, шлепнут…
Она выпила залпом, явно не чувствуя вкуса, с резким стуком вернула рюмку на стол.
— Я этого не говорила!..
Коньяк пился легко, как вода в жаркий день. Прав незабвенный Липка — Родины у нас уже нет…
Поставил рюмку, прокашлялся.
— И ладно!
— Фат! — знакомо дрогнули губы в яркой помаде. — Где вы только берете такие куплеты?