Просматривая очередной список уничтоженных монументов, я легко находил знакомые имена. Кондорсе, Тьер, Марат, Гюго… Но куда больше было неизвестных, о ком и слышать не доводилось. Какие-то сенаторы, министры, врачи, учителя, офицеры и солдаты, просто скульптуры из парков — рядовые заложники, попавшие в общий список. Немцы знали, что делали, уничтожая не памятники — Историю ненавистных им «лягушатников». А французы? Хоть бы бомбу кто кинул!

Я досмотрел казнь до конца. Крокодил погиб в бою — единственный храбрец на весь город. Пока его добивали, я продумал то, что буду делать дальше. Мы пойдем с Шарлем на Монмартр, на Гору Мучеников, и я попрошу провести меня к церкви Святого Сердца. Днем там не слишком людно…

Уезжать из города надо сразу, ни с кем не встречаясь, никому не телефонируя. Жаль! Очень хотелось сходить на лекцию к профессору Мадридского университета, борцу с заокеанской плутократией. Давно уже мечтал повидать бывшего прапорщика Льва Гершинина. Поговорить по душам, взять за лацканы, объяснить, кто он такой и чего стоит…

Только надо ли? Лёва и так все понимает. Наша птица-говорун всегда отличалась умом и сообразительностью.

— Ну что, Шарль? — улыбнулся я. — Забегал я вас? Еще один маршрут выдержите?

— Конечно! Куда еще сходим?

Парень усмехнулся в ответ. Яркие молодые губы, честные серые глаза…

Только через год, перед новой, последней, поездкой во Францию, Ричард Грай разгадал нехитрый парижский ребус. Убитый им связной не был ни агентом гестапо, ни сотрудником секретной службы Виши. Он честно выполнял приказ подполья — встретить тайного гостя, проводить в условленное место, а потом, если понадобится, помочь зарыть труп. В Лондоне хотели избавиться от слишком самостоятельного эмигранта, упорно не желавшего восхищаться де Голлем и даже не пожелавшего с ним встретиться. Последней каплей стали переговоры с генералом Жиро, имевшим свои виды на будущее освобожденной Франции.

Бывший штабс-капитан был всего лишь пешкой. Но и пешка способна объявить «шах».

Парижское подполье поспешило выполнить приказ. Ошиблись в одном: связной Шарль узнал все заранее и невольно выдал — и себя, и своих командиров. Он-то и оказался крайним. Уже мертвого, его ославили провокатором и гестаповским агентом.

Ричард Грай не стал жалеть парня.

Ветер стих, туман отступил, ушел и холод. Тьма стала гуще, но человеку почудилось, будто вдали, у самого горизонта, проступила еле заметная неровная черная твердь. Это внезапно успокоило. А еще он вспомнил число — 31 января. Просто вспомнил, без особого труда. Год — 1945-й, день недели — среда. «Текора» зайдет в знакомый порт ближе к ночи.

Сегодня…

Оставалось подвести итог, пусть пока еще предварительный. В сентябре позапрошлого, 1943-го, он уехал на Корсику по поручению генерала Жиро. Идея казалась перспективной — увести остров из-под длинного носа де Голля. Тот не пожелал помочь местным партизанам-«маки», не слишком жаловавшим носатого выскочку. Корсиканцев оставили умирать, но Жиро сумел подбросить оружие и в последний момент высадил преданных ему бойцов из Сражающейся Франции. 5 октября в освобожденном Аяччо, на родине Великого Корсиканца, с Ричардом Граем встретился только что прилетевший на остров эмиссар де Голля. Бывший штабс-капитан не ждал ничего хорошего от этого разговора, но совершенно неожиданно ему было предложено забыть о прошлом и начать все с чистого листа.

«Чистый лист» находился в Альпах, в департаменте Верхняя Савойя.

Ричард Грай обдумал все и согласился. Альпийские горы должны были стать последней точкой его долгого путешествия. Именно оттуда следовало уйти, исчезнув навеки, без следа, без памяти. Все рассчитано и взвешено, оставалось поставить точку.

Летом 1944-го точка была поставлена. Уйти не удалось.

Да, такое с ним уже случалось. Ударился головой о горячую таврийскую землю, скользнул в туман, в объятия серых теней. Контузия под Мелитополем, потом еще одна, на Каховском плацдарме… Но тогда штабс-капитан открыл глаза всего через пару часов. Во фронтовом госпитале, а не на чужом корабле с фальшивым портом приписки — в мире, где его не было больше полугода…

Попытка к бегству не удалась. Его вернули — на пепелище, на выжженную землю. Если он не ошибся, и сегодня «Текора» войдет в порт, придется начинать все сначала. Сперва разобраться с тем, что случилось, потом…

Человек беззвучно дернул губами. «Потом» — будет потом. Для начала требуется попасть в город. Нужные печати в паспорте остались, но за эти месяцы многое наверняка успело измениться. Могут завернуть на пограничном пункте. Могут и арестовать, особенно если там сейчас англичане. Если же в городе вновь утвердились хозяева-французы, риск ничуть не меньший. Длинноносый де Голль все-таки победил, и по всей Прекрасной Франции, от Парижа до самых до окраин, покатилась волна «зачисток». Благо, поводов хоть отбавляй: коллаборационизм, помощь врагу, само собой, сотрудничество с гестапо. Расстреливают часто даже без всякого трибунала, просто убивают, в лучшем случае запирают за решетку для будущих показательных процессов. Зайчики-патриоты, забыв страх, возгорелись всепожирающей страстью. Сколь сладостно мстить врагу, особенно если безопасность полностью гарантирована! Ричард Грай вспомнил виденные совсем в ином мире фотографии остриженных наголо женщин — им тоже мстили, срывали одежду, мазали грязью, водили по улицам под свистки и улюлюканье, избивали, а порой и убивали. Едва ли здесь будет иначе. Где все эти герои были пару лет назад?

Бывший штабс-капитан попытался разглядеть хоть что-нибудь в черной тьме, подступившей к самому борту. Нет, не увидеть, даже если берег уже близко…

Могут ли вспомнить о нем? Конечно! Предателей и врагов ищут всюду, и в первую очередь среди Сопротивления. Победителям нужна их История. Собственные ошибки и даже откровенную измену следует списать на других, кому нет места у праздничного стола.

Если не арестуют прямо в порту… Может, и не арестуют, потому что не ждут. Ричард Грай, специальный представитель Французского Национального комитета, погиб далеко отсюда — среди альпийских вершин, в департаменте Верхняя Савойя. Впрочем, не обязательно погиб. Исчез, пропал без вести, перебежал к врагу — нужное подчеркнуть. Значит, есть некоторый временной запас, можно сказать, люфт. Пока удивятся, пока наведут справки…

Ричард Грай вновь дернул губами, пытаясь улыбнуться. С непривычки вышло не слишком ловко, не улыбка — гримаса боли.

Ничего, прорвемся! Как любил говаривать незабвенный Липка: «Это еще не смерть, господа!»

— Это еще не смерть, господа! — наставительно заметил Липка, передавая кружку прапорщику Льву Гершинину. Тот, торопливо плеснув мутной жидкости из бутыли, с шумом выдохнул воздух, приложился…

Я поглядел с немалым интересом. «Ракы» — даже не таврический самогон, это куда страшнее. Не смерть, конечно, но…

…Вдохнул, выдохнул, закряхтел, моргнул изумленно.

— Ребята-а, всякое пил, но чтобы такую га-а-адость!.. Закусить ничего нет?

— Барствуем, прапорщик? — осведомился я, затягиваясь мерзкой турецкой папиросиной. — Расстегай на четыре угла часом не желаете? Здесь вам, между прочим, не Одесса.

Лёва обиженно засопел, став внезапно похожим не на своего тезку — Царя Зверей, а на сильно отощавшего тюленя. Длинный, мордатый, с нелепыми усиками под тяжелым крупным носом… Плыл, бедняга, по Мраморному морю, не угадал направление, врезался прямиком в берег — да и заполз аккурат на поганое Голое Поле.

К марту в Галлиполи стало совсем худо. Проели и пропили всё, вплоть до обручальных колец. Впереди же — ничего, только черная безнадега.

— Жра-ать хочу! — простонал Лёва-тюлень. — Если бы вы знали, ребята-а, как я хочу жра-ать! Ку-у-уша-а-ать!..