— Научиться хотела… — потупилась Яра. — Дед каждый раз про женихов говорит. Вдруг меня, как маму, без спроса замуж отдадут, а я про это не знаю ничего?

— Вот же глупая! Муж и научит, чего под первого встречного-то ложиться? — Яра только плечами пожала. — И ладно бы кого понадёжнее выбрала, а Гордей что? Завтра же всем растрепал бы, где, как и сколько раз он тебя поимел. Ему же доверия ни на грош!

Ярослава задумалась, пристыжено, как вдруг просветлела:

— Я тебе доверяю, давай ты меня научишь?

Олег недолго смотрел на неё оторопело:

— Научить? — в голосе его появились жестокие насмешливые нотки.

Шагнул ближе и вдруг резко, без предупреждения к себе её прижал. Яра в глаза ему глянула — не дурачится. Он грубо схватил её за подбородок, заставляя запрокинуть голову назад, и вдруг впился поцелуем в губы сестрицы. Мысли в голове Ярославы зайцами врассыпную бросились. Это было совсем не похоже на то, что Гордей делал — степенно, властно. Вот тут-то у неё ноги и подкосились, коленки задрожали. Из горла вырвался тихий стон, отчего Олег мигом от неё отпрянул.

— Дура! Хотел напугать, а ей сладко…

— Сделай ещё так, — умоляюще прошептала, желая вернуться в горячие объятия.

— Глупая ты у меня, сестрица, — вздохнул Олег. — Негоже ведь так просто себя раздаривать.

— А что плохого-то? Я ведь так только могу узнать, что мужу нужно, как вести себя с ним.

Олег устало чело потёр, — «да что ж с тобою делать-то, упрямая?»

— Вот смотри, — он сорвал с ветки, что нависала над дорогой, яблоко. — Ты для Гордея, да и для других мужиков сейчас, как это яблочко — красивое, сочное, сладкое. Так и хочется откусить кусочек. А если ещё прихорошишься да улыбнешься… — он потёр румяный бочок яблока о рубаху так, что он и в лунном свете заблестел, а после Ярославе показал, — ещё желаннее кажешься. Но если я это яблоко пожую да выплюну, станешь его есть?

— Нет, — Яра поморщилась даже, когда представила.

— Вот и с тобой так же. Каждый надкусит и выплюнет. А после встретишь ты своего суженного, да он тебя, другими «пожеванную», не захочет. Каждый мужчина, если он не олух, вроде Гордея, хочет получить своё «яблочко» целым да свежим, объедки никто не любит. С тех пор Яра довольствовалась только рассказами чужими, сама пробовать не пыталась.

«Только попробуй не вспомнить меня теперь, княжич», — подумала с лукавой улыбкой и поспешила в кухню. Мирослава с княжной давно уже главный зал спустились.

***

— Ты представляешь, Белояр? — рассказывал Ратибор своему побратиму, сыну воеводы Борича. — Выхожу на полянку, а там девица какая-то моего Серого за холку треплет! Волка, посреди леса! Я уж подумал, полоумная какая. «Не страшно?» спрашиваю. «Больно холёный, — отвечает, — видно, что домашний». Я чуть с коня не упал, ей-богу. Никогда таких смелых девок не встречал.

— Ты же сам сказал, она охотницей назвалась, значит, навидалась в жизни всякого.

— Это ещё ладно, прискакал я в терем, глядь — она же с Маленой под руку ходит. Волка увидела — испугалась. Думал, что мне солнцем голову напекло. Присмотрелся и понял, что с ума схожу. Стоит эта Мирослава, как две капли на ту, что в лесу, похожая, только глаза другие. Разве бывает такое? Может мне и правда привиделось?

— То, наверное, дочка Лесовика тебя сманить пыталась? — хохотнул Белояр.

— Да ну, тебя! Что я девку от нечисти не отличу? Ладно, завтра спрошу на рынке, кто охотницу молодую знает.

Ратибор обвёл взглядом зал, полный гостей, кивнул Златояре издали и отметил про себя, что надо бы сбежать с праздника пораньше, пока бояре не начали ему опять своих дочек подсовывать, мол, посмотри да побеседуй, женись. Надоели уже. Жизни от них нет. Пока по уделам ездил, едва не каждый второй ему девок в постель уложить пытался. А те, хоть бы одна воспротивиться попыталась, так нет же, идут, как овцы на заклание, и взгляд поднять боятся. Только хотел Белояру об этом сказать, как замер в изумлении. Только и сумел, что локтем в бок побратима ткнуть:

— Она… чтоб мне с места не встать. Девчонка из леса.

Как заворожённый смотрел на девицу. А она, будто покорно, взгляд опустила, приблизилась плавно и прямо перед ним тяжёлое блюдо с дичью поставила:

— Фазаны для княжьего стола, — проговорила смиренно. Лишь на миг в глаза княжичу заглянула, улыбнулась хитро. Какая там покорность? Дерзость одна! Поклонилась и ушла, почему-то не в сторону кухни с остальной челядью, а за княжий стол. Проплыла лебёдушкой по залу и присела на лавку рядом… со Златоярой и второй девицей, которая, словно её отражением была. Ратибор ничего понять не мог. Белояр же сообразительнее в тот миг оказался.

— Так это ж Ярослава, дочка Радогора-кузнеца! Ты что, совсем забыл? Весь терем гудел, когда Златояра их парой родила.

— Забыл… — Ратибор силился мысли воедино собрать. — Нам же тогда лет по шесть было. Ты-то как запомнил?

— Ой, олух… Они потом ещё привозили этих девочек в Новгород. Одна около матери всё время сидела, а другая всю челядь на уши поднимала: туда её отведи, это покажи. Так всех замучила, что даже мне с нею посидеть поручили. Да только она сидеть на месте не умела, ловил её по всему двору потом.

Ратибор начал понемногу припоминать, где видел эти стальные серые глаза. И правда, лет десять назад Злата с детьми приезжала. Княжич тогда уже взрослым себя мнил, не до этой малышни было. Он теперь, как наяву, вспомнил, что эта сероглазая малышка не раз стояла за заборчиком со стороны сада и с интересом наблюдала, как Сорока его по площадке гонял да всё прикрикивал, то меч он не так держал, то махал им неправильно.

«Надо же, какой она выросла».

Княжич сам не заметил, что следит теперь за каждым её движением и взгляда оторвать не может. Из головы не шла их встреча в лесу. Яблочко от яблоньки, говорят, не далече падает. Если всё, что про Златояру рассказывают, правда, то какой должна быть девица кровь от крови единственной женщины десятника, перед которой бывалые воины головы склоняют? Той, к чьему совету князь вот уже двадцать лет прислушивается. В душе княжича что-то странное разыгралось. Все взгляды и улыбки приветливые, что в его сторону направлены были, оставались незамеченными, а его внимание было приковано к той, что и не собиралась на него смотреть.

Когда старики за столами уже завели старую песню о былых битвах, а девицы в кругу скоморохов замучили — плясовую им сыграй, да повеселее, Ратибор вспомнил, что уйти собирался, да так и не смог. Белояр уже пропал куда-то — скорее всего, пошёл красавицу какую-нибудь охаживать. Сын воеводы, хоть и был ещё молод, а уже славился в столице как один из лучших воинов. Его считали правой рукой будущего князя, и не зря — они с Ратибором едва не с пелёнок вместе росли, учились и сражались плечом к плечу, словно братья были. Завидным женихом слыл Белояр, чем и пользовался постоянно.

Когда Ярослава выпорхнула их хоровода и отошла в сторону, чтоб отдышаться, Ратибор решился подойти да поговорить с нею.

— Скучный пир у князя? — как тать из ларца рядом с нею появился. Девица как-то умудрилась глянуть на него сверху вниз, хоть он и был её на голову выше.

— Отчего же? Наплясалась на год вперёд, — улыбнулась, как ни в чём не бывало.

— Ты почему не сказала, чья ты дочка?

— Так ты, княжич, и не спрашивал. Сразу начал выяснять, не обеднело ли княжество на пару птичек.

— Ещё и соврала, будто промыслом живёшь, в подарок князю фазанов настреляла.

— Охотилась я от скуки, верно. А про подарок всё правдой было, я ведь тех фазанов к столу подала, как и обещала. И нечего на меня сетовать, я же тебя сразу узнала, а ты меня только рядом с матерью и сестрой вспомнил, — будто обиженно бровку выгнула.

— Больно надо было мне тебя десять лет назад запоминать.

— Значит, и сейчас говорить незачем, верно? — хвостом вильнула и ушла плясать к остальным, оставив княжича закипать от злости:

«Вот же шельма, дерзит, будто с молодцем деревенским говорит. Прижать бы её где-то да присмирить как следует».