Но, он прав, работать, конечно, надо.

Трубку я положила, отговорившись роумингом.

Мы не стали особо долго бродить по городу - до регистрации опять оставалось немного. Сразу поехали в аэропорт.

Пройдя регистрацию и сдав вещи в багаж, мы пошли ужинать в маленькое кафе. И тут я задумалась. Роман с такой уверенностью оплачивал любые счета - где он работает?

Я и спросила.

Он рассмеялся и ответил, что нигде. И если меня интересует, много ли у него средств, то я не должна волноваться - очень много. Он, видите ли, оказывает некоторые частные услуги.

Очень неприлично получилось. Я заверила его, что меня совершенно не волнуют его финансы, и безразлично, есть ли они вообще. Роман прижал мою руку к губам, похоже, скрывая смешок, и сказал, что прекрасно это знает.

Тем не менее, я решила, что во время ожидания я могу получить ещё одну часть правды.

- Ты хочешь услышать про меня или про Андрея?

- Про тебя. Про Андрея мне тоже жутко интересно - но пусть он сам расскажет.

- Рассказать тебе о мистиках? - предложил Роман, и, дождавшись согласия, продолжил:

- Любой человек может изучать тайные искусства. Можно заниматься и классической медициной, и астрологией, и восточными боевыми искусствами - и однажды постичь истину. Вернее, не совсем постичь - просто как бы схватить её за хвост. И тогда начинаешь понимать, в каком направлении двигаться. У меня началось с изучения алхимии. Я обнаружил, что если под воздействием некоторых веществ сосредоточиться, а не расслабиться, и уметь отличить правду от лжи, можно чувствовать других людей. Сначала - просто чувствовать, потом понимать. Потом я научился обходиться без наркотических средств, своими силами. А потом… потихоньку я стал изменять реальность. Я знаю врачей, учёных, которым известно, как переделать мир - и потихоньку, понемногу они следят за порядком. Мистиков много, и они держатся друг друга во многих случаях. Есть даже сообщества. Есть и мировая ложа. Сразу скажу, с масонами мы не имеем ничего общего. В ложу мистиков может войти любой, кто открыл в себе силу и хочет управлять миром и его частями. Но не думай, что все хотят. Как видишь, ни Монах, ни я в ней не состоим. Но они за нами присматривают. Что бы чего не натворили, - он рассмеялся.

И в этот момент объявили посадку. Роман поцеловал меня и повёл к выходу.

38.

После взлёта темень за иллюминатором стала не такой непроглядной: впереди был грозовой фронт. Я с интересом разглядывала вспышки молний в клубах облаков. Очень красиво.

Объявление о вхождении в зону турбулентности я как-то прослушала, и Роман сам застегнул на мне ремень, отобрал сумку и положил её в ноги. Я продолжала смотреть в иллюминатор.

До первого лёгкого толчка.

- Что это?

Второй толчок, и люди заволновались.

- Рома, что это? - я сжала его руку.

- Я, конечно, не авиатор, но сейчас гляну.

Толчки теперь более частые. Кажется, самолёт завалился на одно крыло.

Он застыл, прикрыв глаза. Некоторое время сидел неподвижно, потом сказал мне тихонько:

- Двигатель.

Самолёт снова завалился.

- Что? Двигатель неисправен?

39.

Нет! Почему?! Я только что получила новую жизнь! Почему её отбирают снова?

Я выпрямилась в кресле и застыла. Боюсь, что самообладания в этом не было никакого. Я могла кричать и рыдать, но не было ни сил, ни желания. Только редкие слёзы увлажняли уголки глаз.

- Даша.

Ласково, спокойно. Не надо меня успокаивать - всё же ясно.

- Даша, ты опять мне не доверяешь?

Я с трудом покачала головой:

- Прости.

Роман подёргал ремни, одел и застегнул мне туфли.

- Прекрати свою вселенскую скорбь, всё будет в порядке.

- Да? И самолёт не упадёт?

Все пассажиры, как один, повернулись ко мне. Народ заволновался и зашумел. Выбежали стюардессы, просили не волноваться, ходили - почти бегали - по салону, успокаивая людей. Те начали вскакивать с мест.

- Ну и что ты натворила? - укорил меня Роман. - Это называется - паника.

Паника. Люди, конечно, не бегали по салону, но шум начался ужасный. Мужской голос по громкой связи тоже попытался успокоить пассажиров, но без толку. Тогда кто-то, по-видимому, капитан, прикрикнул, и все ненадолго замолчали.

То, что он сказал после этого, было ещё страшнее.

Он велел послушать стюардесс - они объяснят, как себя вести.

Я отвернулась к иллюминатору, чтобы слёзы текли незаметно.

- Даша! - сердито окликнул меня Роман. - Сядь прямо. Так. Теперь, - он силой отнял руки от моего лица, - защити ими голову. Сядь, как показывают. Вот. Расслабься, чтобы не повредить чего при ударе о землю. Дыши глубоко, возможно придётся задержать дыхание. Ничего не бойся. Я знаю, как себя вести - уже падал в самолётах.

Сердце ёкнуло. Надежда?..

- Ты это говоришь, чтобы меня успокоить?

- Конечно. Но это правда.

Так, стоп. Его и машина сбивала.

- А ты выжил при падении самолёта? - спросила я, всё ещё сидя по инструкции.

- Выжил и спас второго пилота. Дыши. Не волнуйся. Хочешь, я тебе расскажу, как в войну летал на истребителе?

- В какую войну? - я на минуту забыла, где нахожусь, и что происходит.

- Вторую мировую.

- А за кого ты воевал?

- Против фашистов, - он опять смеётся. А что, мало ли?

Самолёт бросало с крыла на крыло, и я уже чувствовала, как салон качает и трясёт.

И внезапно свет погас, и меня рвануло вверх.

Послышались крики и грохот, но я зажмурилась, пригнулась и прикрыла руками голову. Что бы там не говорил Роман, было очень страшно.

- Не сядем, - с досадой сказал тот. Оптимизма это не добавило. Он что-то ещё говорил, но я не слышала.

Целая вечность диких перегрузок и удар, вытрясающий душу.

40.

Шумно и пахнет дымом.

Дикая боль во всём теле вызвала шок, следующие минуты тянутся, как в тумане. Роман одним движением расстёгивает на мне ремень, потом, кажется, на себе. Перегибается через меня и прижимает ладони к обшивке.

Скрежет добавляет хаоса в окружающее пространство. Толстая стенка буквально вылетает куском наружу.

Кажется, я взвизгнула.

Шквал холодного и мокрого ветра врывается в салон. Роман перепрыгивает через меня, хватает на руки. Прыгает вниз, на крыло, и тут же на землю.

- На!

Он суёт мне в руки сумку и тащит прочь - по пустому полю. Где это мы?

Через некоторое время он опускает меня на землю. Теперь можно оглядеться.

Когда-то жизнерадостный зелёный, аэробус местами почернел. В середине валил густыми клочьями дым. Мгновение - и сквозь мелкий дождь прорвалось пламя.

Господи!

- Роман, там же люди!

Он обнял меня и поцеловал в висок:

- Они, скорее всего, погибли.

Я вздрогнула всем телом.

- Если мы живы, то кто-то ещё мог!

- Возможно, - он пожал плечами.

- Но они сгорят заживо! - я готова была разрыдаться. - Ром, пожалуйста! Сделай что-нибудь! Ну хоть кого-то!

И я всё-таки заплакала. Половина салона - это очень много людей. Были дети.

- Даша, Даша, ну что ты! - нежно сказал он. - Я сделаю, как ты хочешь.

Он вскинул вверх, во влажное тяжёлое небо руку и сделал ей закручивающий жест. Почти за мгновение на горящий остов самолёта хлынул шквал воды. Это не был ливень - как будто разверзлись хляби небесные. Небо пропиталось молниями, их грохот почти слился в низкий гул. Стихия изливалась на землю. Обшивка распалась на куски, и, когда поток воды утих, я заметила, как кто-то шевелился.

Роман взял меня за руку:

- Пойдём. Огня больше нет, о людях позаботится команда.

Голос его сильно изменился. Таким усталым он не был даже после дня в аквапарке. Он шёл медленно, глубоко дышал.

Я обернулась пару раз, но в такой темноте разглядеть что-либо было сложно.