На сей раз вопрос, брошенный в пространство, не остался без ответа.

— Лоцман есть, — неожиданно проговорил старый моряк.

— Вот как? — заинтересовался Шильников.

— Лоцман есть, — твердо повторил Гофман. — Хороший лоцман. Знает устье, как свой… как пять пальцев. Спортсмен. Плавает, как дельфин… В любую погоду…

— Кто же это?

— Отец моего внука, — лаконично ответил Гофман.

Неожиданное признание старого моряка нисколько не успокоило Сергея. Шильников же отнесся к словам старика иначе. Кивком головы подтвердив, что ответ вполне удовлетворил его, он молча отошел от штурвала и присел рядом с Кругликовым на кормовой банке.

Сергей остался на месте, не спуская глаз со своего подозрительного соседа. Положение казалось тревожным. Где-то впереди, в непроглядной тьме, мчался катер с фашистскими убийцами. Матерый зверь, обманув преследователей, вырвался из кольца и уходил, уходил безнаказанно. Удастся ли настичь его? Никогда еще раньше не смущало Сергея в такой степени поведение Шильникова. Спокойная уверенность, невозмутимость майора казались необъяснимыми.

И больше всего поражало доверие, которым облек майор их странного рулевого.

История эта была обычной в условиях нацистского режима. По законам гитлеровского райха немецкие юноши и девушки в обязательном порядке привлекались к отбыванию так называемой «трудовой повинности». Часть из них по нарядам специально созданных бюро батрачила у помещиков и кулаков, других сгоняли в трудовые лагери. Советскому человеку трудно представить себе обстановку, создаваемую в этих лагерях. Свирепая муштра сочеталась с самой дикой распущенностью, жестокость возводилась в ранг добродетели, предательство всячески поощрялось. Воспитать в подрастающем поколении слепых исполнителей «великих» замыслов фюрера, исполнителей, свободных от «предрассудков», — такую задачу ставили себе нацистские заправилы.

В одном из этих лагерей и пересеклись пути Пауля Беккера и Кристины Гофман, любимой дочери старого моряка. Вскоре по возвращении домой Кристина родила белоголового мальчишку. Но он и был и не был сыном Пауля. Для таких, как он, нацисты изобрели специальный термин: «ребенок фюрера». По отзывам людей, знавших Пауля с детства, он был прежде неплохим юношей. В отличие от своего отца, штрейкбрехера и доносчика, он считался добрым товарищем, верным другом. Все сходились на том, что мальчик пошел в мать — отзывчивую, религиозную женщину, известную своим кротким нравом. Но воспитатели из «Гитлерюгенд» не зря считались мастерами своего дела. Они умели подчас сыграть и на благородных струнках доверчивой юношеской души. Характер Пауля ничуть не смутил их. Что ж, фюреру требуются не только палачи-эсэсовцы, ему нужны и просто солдаты. Особенно такие выносливые парни, как этот молодой атлет!

Воспитатели Пауля в меру сил своих постарались приглушить «сентиментальные», а проще сказать — человеческие струнки в душе своего питомца. Основное же внимание было обращено на то, чтобы, используя врожденную честность молодого человека, превратить его в слепое оружие цинизма. И если в первом преуспели они не так уж сильно, то главная цель все же была достигнута.

Во всяком случае, стоило переодетому в советскую форму штурмбанфюреру СС предъявить свое удостоверение и произнести несколько красивых слов о верности «воинскому долгу», как матрос потопленного судна, солдат разгромленной армии Пауль Беккер произнес привычное «яволь!» и беспрекословно присоединился к «товарищам по оружию». Ни слезы матери, ни мольбы возлюбленной не могли уже остановить его…

До этого времени судьба к нему явно благоволила. Когда зимой на рейде морской охотник, на котором нес службу Пауль, был потоплен английской авиацией, он выплыл — один из всей команды — и выбрался на борт стоявшего неподалеку эсминца. Благополучно пережил младший Беккер и разгром группы «Висла» в Померании, в которой в числе других нумерованных и ненумерованных частей были батальоны моряков и береговой охраны.

Когда жалкие остатки наспех сколоченного батальона рассыпались, как стайка мальков на отмели, а обер-лейтенант в ответ на вопрос дисциплинированного Пауля, куда надлежит направить стопы, грубо выругался, молодой солдат понял, что война для него кончена.

Годы войны не ожесточили Пауля. Наоборот, на многое смотрел он теперь другими глазами. Ему уже больше не хотелось, чтобы его родного сынишку именовали «ребенком фюрера». Решение было принято: в надежном месте он дожидается капитуляции, а там, если удастся, возвращается домой — к жене и сыну!

С помощью отца Пауль оборудовал себе чудесное убежище на пустынном, полузатопленном островке. Уютный шалаш, жердяной настил, теплое одеяло… В костре не было нужды — старый Беккер привозил горячую пищу в термосах. Дни свои беглец коротал за рыбной ловлей на бесчисленных образовавшихся в глубине острова протоках.

Однажды со стариком приехала и мать Пауля, изможденная, состарившаяся прежде времени женщина. Через нее Пауль направил весточку своей Кристель, и на другое же утро молодая рыбачка забросила сети у северной оконечности островка. С тех пор они виделись ежедневно, но, глухая ко всем уговорам Пауля, Кристина отказывалась привезти сынишку. Она боялась выдать своего возлюбленного…

…Далеко не всю правду сказал капитану Цапле старый Беккер. Он знал куда больше. Первоначально намечалось, что старик сам выведет «Кристель» в море. По просьбе гостей из «инженерной бригады», пожелавших «выбрать место для дополнительного моста», начальник тыла выдал ключ и разрешил заправить катер. Церковный сторож должен был присоединиться к «саперам» совершенно легально — на правах приглашенного для консультации старожила. Соблазненный щедрым вознаграждением, Беккер не возражал против такого варианта. А когда блестящий план внезапно рухнул, он вспомнил о сыне…

Да, поначалу все шло великолепно. Спектакль разыгрывался словно по нотам, и старый плут ликовал, наблюдая, как хитрый американец водит русских за нос. Первая осечка не смутила. О, этого янки совсем не просто выбить из седла! У него, как видно, все рассчитано, предусмотрен любой поворот событий. Да, дельце несколько усложнилось, но что из того? Труднее фрахт — выше цены! А лоцман найдется. Опытный и отважный. Хватит этому бездельнику загорать на острове…

Первая тревога по-настоящему кольнула его только в Райнике, когда советский офицер, белый, как свеча, откинув ветку можжевельника, шагнул в покачнувшуюся лодчонку. За белым ловко, как обезьяна, спрыгнул с берега нескладный с виду рыжий солдат в синем комбинезоне. Офицер молча взял записку, пробежал ее и, порвав на мелкие клочки, бросил в воду. Не было еще произнесено ни единого слова, а Беккер уже почуял: СС, гестапо…

— Что же предлагает сейчас наш милый янки? — спросил по-немецки офицер, когда лодку вынесло на стрежень.

Чистейший берлинский выговор подтверждал догадку. До сих пор, принимая «мотоциклистов» за русских, завербованных Беркли, он рассчитывал в случае чего выкрутиться без труда («услуга офицеру-союзнику, всего только маленькая, бескорыстная услуга…»). Теперь все выглядело иначе. Если его схватят с переодетыми эсэсовцами…

— Итак, господин Беккер… — с пугающей вежливостью напомнил офицер. — Надеюсь, вы не оглохли от гула русских пушек? Или, быть может, у вас отняло язык?

У него и впрямь чуть не отняло язык. Откуда им известно его имя? В городке белолицый не встречался с янки. Значит, еще раньше…

— Я должен высадить вас на острове немного повыше города, — заторопился он с ответом. — Так сказал мистер американец. Ночью выйдете в море. С вами пойдет мой сын Пауль.

— Так-так… Ну, а на чем нас думают выбросить в море? — осведомился офицер.

— Но ведь вы сами подготовили катер, — удивился вопросу Беккер и поглядел на рыжего. — Я видел с колокольни, как этот господин заливал баки «Кристель».

— Черт бы тебя побрал! — взорвался белолицый. — Уж не хочешь ли ты оказать, что, кроме этого катера, у нас нет ничего в запасе?