— И куда же ты двинешься?

— Есть маршрут…

— Кстати говоря, есть и деньги. Переведены на наш счет неким Марком Бруком. Это тебе ни о чем не говорит?

— Говорит. Это или мои отступные, или похоронные.

— Вот как? Но я все же приготовил тебе еще одну пачку наличных. Не думай только, что я себя обидел. Все по-честному.

— О'кей! А теперь давай обсудим главное…

Дом Андрея был взят под наблюдение с двух сторон. Гостей, скорее всего, ждать следовало с черного хода. С этой стороны улица была не только менее многолюдной, но и освещалась она скромнее. Наблюдатели казались пограмотнее тех, что следили за Андреем, Лоуренсом и Рудольфом по дороге из «Сноуболла». Пользуясь машинами, они время от времени сменяли друг друга, выжидая, когда с улиц уберутся последние полуночники и город заснет.

Андрей не исключал, что в квартире может быть засада, потому отправился туда первым, вооружившись приспособлениями из арсенала Тёмы Виноградова, что, как он не без основания считал, на этом этапе операции гарантировало ему безопасность.

Черным ходом и здесь пользовались редко, поэтому он, демонстрируя наблюдателям предусмотрительную настороженность, поднялся в квартиру по нему. На лестнице никого не было. Это лишний раз убедило его в том, что преследователи не хотят поднимать лишнего шума. Видимо, они были уверены, что сумеют проникнуть в его квартиру, а может быть, уже проникли.

Перед своей дверью он достал из кармана нечто напоминающее миниатюрную ракетницу, присоединил к ней сверху миниатюрный экран, нажал с тыльной стороны «ракетницы» кнопку. Экран осветился ровным светом, выхватывая из пространства очертания случайных предметов. Меняя фокусировку, Андрей, как рентгеном, метр за метром прощупал квартиру. Никто его не ждал.

— Никого, — с сожалением проговорил он, отпер дверь и, включив на кухне свет, прошел в соседнюю комнату. Наблюдатель со стороны фасада торчал возле газетного киоска, поглядывая на освещенное окно его кухни. Он стоял на открытом месте, как бы нарочито демонстрируя себя Андрею.

Хантер должен был подойти минут через сорок. Дью имел дубликат ключей и от парадной, и от квартиры Андрея. Предполагалось, что он войдет в дом уверенно, как один из жильцов, не имеющих к Городецкому ни малейшего отношения.

Достав плоскую глубокую сумку с наплечным ремнем, Андрей не торопясь стал укладывать в нее вещи, необходимые в дороге. Подозрения насчет причастности Чарлза к слежке за ним начали рассеиваться. Андрей полагал, что сотрудники Маккью, скорее всего, встретили бы его в квартире. Но ее явно никто не посещал. Чтобы проверить это, он включил прослушивающее устройство, которым пользовался, проверяя машину, предоставленную им Марком для поездки в «Сноуболл». И оно ничего не показало.

Для каждого из приспособлений Тёмы Виноградова в сумке имелся свой отдельный кармашек. Все, что не могло ему понадобиться в самое ближайшее время, Андрей разложил по своим местам. «Ракетницу», посчитав, что она в любой момент должна быть под рукой, осторожно пристроил на столе. Пользоваться ею ему предстояло лишь в третий раз. Вспомнив об этом, он невольно подумал о Тёме Виноградове…

В Питере судьба их свела еще в 1963 году, когда они оказались в одной студенческой группе университета. Среди первокурсников, стремившихся подчеркнуть свою самостоятельность, понимаемую в основном как мускулистость и мужественность, оба они выглядели цыплятами. Доля пренебрежения, с которой они были встречены, видимо, и толкнула их на первых порах друг к другу. Вскоре выяснилось, что и попали-то они в группу как бы не совсем законно. Андрей, в интернациональных особенностях биографии которого бдительные университетские кадровики явно не разобрались, просочился на юридический факультет исключительно благодаря золотой медали, которая в те времена еще что-то стоила, а Артем, закоренелый троечник, благодаря дядиной протекции, которая стоила много больше любой медали.

Выяснилось также, что эти двое не чета всем остальным. Тёмин дядя оказался крупным криминалистом, в подчинении которого, помимо всего прочего, имелась лаборатория, где Тёма не просто околачивался на правах племянника, а числился лаборантом, получая полставки, но имея право бывать в лаборатории когда ему вздумается. А объяснялось это тем, что сотрудники лаборатории самым серьезным образом Артема считали гением электроники.

Родители его были репрессированы по «Ленинградскому делу» в 1949 году и через год расстреляны. На Васильевском острове, в коммуналке, в двух комнатах, выходящих окнами на Большой проспект, Артем остался вдвоем с теткой, которая и воспитывала его и которую он почитал как мать. Вскоре появился у него отчим, а точнее, дядя, тот самый криминалист, которому предстояло еще сделать карьеру.

В десять лет Тёму записали в радиокружок, окончательно определив тем самым его судьбу.

Сначала в доме появились самодельные радиоприемники, потом портативные передатчики, затем по полу стали ползать диковинные модели дистанционного управления вездеходов и луноходов. Однажды дядя Дима обратил внимание на то, что Артем вечерами штудирует толстенный том, непохожий по виду на школьный учебник. Глянув на обложку, он прочитал: «Радиоэлектроника». Дядя, заподозрив вначале, что, глядя в книгу, племянник, по классической пословице, видит в ней фигу, решил проверить свою догадку и был совершенно обескуражен, обнаружив, что Тёма знает разделы книги почти наизусть. Он попросил Артема показать, что тот еще читает, и племянник выложил перед ним еще два десятка книг все из той же области.

Поразмыслив, дядя как-то взял Тёму с собой и отвез в ту самую лабораторию, которой в будущем, в числе прочего, ему предстояло руководить. Так он отдал племянника в руки Василия Егоровича — заведующего лабораторией, попросив проэкзаменовать его, а заодно присмотреться, что же он такое конкретно наизобретал. Начали сотрудники лаборатории с того, что посмотрели на вездеходы, затем распатронили два-три из них, изучили пульт управления, а потом, разобравшись с тем, что успело уже попасть в Тёмину голову при его заочном учебном методе, Василий Егорович вышел в соседнюю комнату, плотно прикрыв за собою дверь, и, позвонив дяде Диме, почему-то шепотом разъяснил ему, что племянник у него гений.

Василий Егорович взял Тёму под свою опеку. К моменту поступления на юрфак за ним числилось полтора десятка изобретений. Некоторые из них были тщательно засекречены.

Сдружившись с Андреем, Артем чем дальше, тем больше посвящал его в чудеса криминалистической техники. По поводу некоторых из его изделий между ними возникали отчаянные споры, поскольку Андрей считал, что далеко не всякое изобретение можно патентовать, а тем более пускать в дело. Коснулись они, в частности, и той самой «ракетницы», что лежала сейчас у него на столе. На самом деле это был ультразвуковой пистолет, снабженный магнитным усилителем и специальным лучевым прицелом, для которого не существовало преград — ни стен, ни экранов.

Артем гордился изобретением, считая, что нашел панацею в борьбе с бандитизмом. Более приземленный Андрей сначала спокойно, потом все более яростно доказывал ему, что изобретение это нельзя никому до поры показывать и вообще лучше о нем забыть, потому что оно с неизбежностью попадет не только в руки охотников за преступниками, но и к самим преступникам, как любое другое оружие. А уж они-то в момент не только растиражируют его, но и усовершенствуют.

— Ты, Мария Кюри-Склодовская, — шумел он, — хочешь открыть мирный атом? Синхрофазотрон в милицейской сумке? Не соображаешь, чем это кончится?

— Друг мой, — отбивался Артем, — ты не понимаешь самых простых вещей. Не я, так кто-нибудь другой изобретет эту штуку, если уже и не изобрел.

— А тебе, широкомасштабный и всеядный ты мой, не приходит в дурную голову, что есть вещи, которые в наше время вообще нельзя изобретать? У тебя, кроме двух технических извилин, еще хоть какая-нибудь присутствует под лохматой крышей?