— Тот корабль был самый быстрый, господин, — пояснил первый пленник. — Другие ползают словно свиньи. Хелборн, может, и маленький, зато шустрый.

— Хочешь сказать, Хелборн мог удрать, если что? — язвительно заметил я, и пленные молча кивнули.

Я полагал, что от отца Цеолберта ничего не узнаю, Уистан же более чувствителен к доброте, а потому после ужина мы с Эдит повели юношу в часовню Беббанбурга, построенную на нижнем уступе скалы, возле пиршественного зала. Как и вся крепость, часовня была деревянной, но воины-христиане выложили пол из каменных плит и покрыли его циновками. Часовня была небольшой — шагов двадцать в длину и десять в ширину, без окон, с алтарем у восточной стены, низкими стульчиками и скамьей у западной стены. Три стены завешены от сквозняков кусками шерстяной ткани, на алтаре — хорошо отполированный серебряный крест и две большие, постоянно горящие свечи.

Казалось, Уистан удивился, когда я завел его внутрь, и быстро глянул на Эдит, которая тоже носила крест.

— Господин? — нервно спросил он.

Я сел на скамью и прислонился к стене.

— Мы подумали, что ты захочешь помолиться.

— Это освященное место, — успокоила его Эдит.

— У нас и священник есть, — добавил я, — отец Кутберт. Он наш друг и живет с нами в крепости. Кутберт стар и слеп, порой его одолевают хвори, и тогда он просит деревенского священника подменить его.

— В деревне есть церковь, — сообщила Эдит, — можешь завтра туда пойти.

Уистан окончательно смутился. Ему внушали, что я Утред Нечестивый, закоснелый язычник, враг церкви и убийца священников. При этом я показывал ему христианскую часовню внутри своей крепости и рассказывал о христианских священниках. Юнец уставился на меня, потом на Эдит. Он не знал, что сказать.

В своей крепости я редко носил Вздох змея, но сакс висел у бедра. Я обнажил меч, развернул рукоятью вперед и толкнул по полу в сторону Уистана.

— Твой бог говорит, что ты должен убить меня. Так почему бы и нет?

— Господин... — начал он и замолчал.

— Ты сказал, что тебя отправили очистить мир от моей скверны, — заметил я. — Ты ведь знаешь, что меня называют Утредэрвом?

— Да, господин, — подтвердил он чуть слышным шепотом.

— Убийцей священников?

— Да, господин, — кивнул он.

— Я убивал и священников, и монахов.

— Не специально, — вмешалась Эдит.

— Иногда умышленно, — не согласился я, — но обычно в гневе. — Я пожал плечами. — Расскажи, что ты еще обо мне знаешь.

Уистан заколебался, но нашел в себе силы продолжить:

— Ты язычник, господин, и военачальник. Ты дружен с безбожниками, поощряешь их! — Он снова заколебался.

— Продолжай.

— Говорят, ты хочешь сделать Этельстана королем Уэссекса, потому что ты его околдовал и с его помощью сам захватишь трон!

— Это всё? — удивился я.

До этого Уистан не смотрел на меня, а теперь поднял взгляд и уставился прямо в глаза.

— Говорят, ты убил Этельхельма-старшего и насильно выдал его дочь замуж за своего сына, ее изнасиловали! Здесь, в твоей крепости.

Его лицо горело гневом, в глазах стояли слезы. На мгновение мне показалось, что он схватит Осиное жало.

И тут Эдит начала смеяться. Ничего не говорила, просто смеялась, и ее непринужденная веселость озадачила Уистана. Эдит вопросительно посмотрела на меня, я кивнул. Она знала, что означает мой кивок, и ушла в продуваемую ветрами ночь. Когда она открыла и закрыла дверь, пламя свечей дико заметалось, но не погасло. Только они освещали крохотную часовню, так что мы разговаривали почти в темноте.

— Безветренные дни случаются здесь редко, — тихо произнес я. — Ветер и дождь, дождь и ветер — вот погода Беббанбурга.

Мой собеседник промолчал.

— Скажи, — снова заговорил я, всё еще опираясь на стену, — как я убил олдермена Этельхельма?

— Откуда мне знать, господин?

— А что говорят про его смерть в Уэссексе? — Юнец не ответил. — Ты из Уэссекса?

— Да, господин, — прошептал он.

— Тогда расскажи мне, что в Уэссексе говорят про смерть олдермена Этельхельма.

— Говорят, что его отравили, господин.

— Отправил языческий колдун? — Я слегка улыбнулся.

— Тебе лучше знать, господин. — Он пожал плечами. — Тогда, Уистан Уэссекский, позволь рассказать, что знаю я. Я не убивал олдермена Этельхельма. Он умер от лихорадки, несмотря на все наши усилия. Его соборовали, его дочь находилась с ним у смертного одра. Никто ее не насиловал и не принуждал к замужеству с моим сыном.

Он снова промолчал. Свет больших свечей играл на клинке Осиного жала. Ночной ветер стучал в дверь часовни и шумел в крыше.

— Расскажи, что тебе известно о принце Этельстане, — попросил я.

— Он внебрачный сын и унаследует трон после Этельвирда.

— Этельвирд — племянник нынешнего олдермена Этельхельма и второй по старшинству сын короля Эдуарда. Эдуард еще жив?

— Да, хвала Господу.

— А Этельвирд — второй сын, но ты заявляешь, что именно он должен стать королем после своего отца.

— Он этелинг, господин.

— Этелинг — это старший сын, — заметил я.

— В глазах Господа старший сын — Этельвирд, — упорствовал Уистан, — потому что Этельстан рожден вне брака.

— Вне брака, — повторил я.

— Да, господин, — упрямо настаивал мой пленник.

— Завтра, — пообещал я, — я познакомлю тебя с отцом Кутбертом. Он тебе понравится! В этой крепости он живет в безопасности, и знаешь почему? — Уистан покачал головой. — Потому что много лет назад именно отец Кутберт оказался достаточно глуп, чтобы обвенчать юного принца Эдуарда с прелестной девчонкой из Кента, дочерью епископа. Девушка умерла при родах, но рожденные ею близнецы выжили. Эдгита и Этельстан. Я назвал отца Кутберта глупцом, потому что Эдуард не получил отцовского разрешения на брак, но, тем не менее, бракосочетание провел христианский священник в христианской же церкви. С тех пор те, кто отказывают признавать старшинство Этельстана, пытаются заставить отца Кутберта замолчать. И убили бы его, Уистан, чтобы правда никогда не выплыла. Именно потому он и живёт в безопасном месте, в моей крепости.

— Но... — заговорил было он и замолчал.

Всю его жизнь, как я полагаю, лет двадцать, ему все в Уэссексе говорили, что Этельстан внебрачный сын, а Этельвирд — законный наследник трона Эдуарда. Он поверил в эту ложь, поверил, что Этельстан рожден шлюхой, а теперь я разрушил это убеждение. Он верил мне, но не хотел верить, а потому молчал.

— И ты веришь, что твой бог послал тебя убить меня? — полюбопытствовал я.

Уистан продолжал молчать, лишь смотрел на меч, лежавший у его ног.

Я улыбнулся.

— Моя жена — христианка, мой сын — христианин, мой старый и самый близкий друг — христианин, большая часть моих людей — христиане. Разве твой бог сначала не попросил бы именно их убить меня, вместо того, чтобы посылать тебя? Зачем посылать тебя сюда аж из Уэссекса, когда здесь уже есть свыше сотни христиан, способных меня прикончить? — Уистан молчал и не шевелился. — Рыбак, которого вы пытали и убили, тоже был христианином.

При этих словах он вздрогнул и покачал головой.

— Я пытался остановить это, но Эгберт...

Его голос затих, но я уловил легчайшее колебание перед тем, как он произнес имя Эгберт.

— Эгберт — не настоящее имя, не так ли? — предположил я. — Кто он?

Но прежде чем он успел ответить, дверь скрипнула, огоньки свечей закачались от сквозняка, и Эдит ввела в часовню Эльсвит. Девушка застыла, глядя на Уистана, а потом радостно улыбнулась.

Эльсвит — моя невестка, дочь моего врага и сестра его сына, ненавидящего меня, как и Этельхельм-старший, планировавший сделать ее королевой, обменять ее красоту на трон в христианском мире, но мой сын заполучил ее первым, и с тех пор она живет в Беббанбурге. Посмотришь на нее — и решишь, что это не девушка, а призрак. Как она, такая бледная и хрупкая, смогла пережить суровые зимы и жесткие ветра Нортумбрии, не говоря уже о муках деторождения? Тем не менее, она дала жизнь двум моим внукам и, казалось, единственная в крепости, кто не подвержен болям, кашлю, чиханию и ознобу, сопровождающим наши зимы. Она выглядела хрупкой, но была крепкой как сталь. Когда она увидела Уистана, ее красивое лицо озарилось радостью. Улыбка могла бы растопить даже сердце чудовища, но Уистан не улыбнулся в ответ, а уставился на нее с отвисшей челюстью.

— Этельвульф! — воскликнула Эльсвит и с распахнутыми объятиями направилась к нему.

— Этельвульф! — удивленно повторил я. Имя значило «благородный волк», и юноша, называвший себя Уистан, может, и выглядел благородно, но ничего волчьего в его внешности не было.

Этельвульф покраснел, позволил Эльсвит обнять себя и смущенно посмотрел на меня.

— Я Этельвульф, — сообщил он тоном, предполагавшим, что это имя мне знакомо.

— Брат мой! — радостно произнесла Эльсвит. — Мой младший брат!

Тут она заметила на полу мой сакс и, вздрогнув, вопросительно посмотрела на меня.

— Твоего брата отправили убить меня, — пояснил я.

— Убить тебя? — изумилась Эльсвит.

— В отместку за то, как мы с тобой обращались, — продолжил я. — Тебя же изнасиловали и принудили к браку, так ведь?

— Нет! — возмутилась она.

— И всё это произошло после того, как я убил твоего отца.

Эльсвит заглянула брату в лицо.

— Наш отец умер от лихорадки! — решительно произнесла она. — Все время болезни я провела рядом с ним. И никто меня не насиловал и не принуждал к браку. Я люблю это место!

Бедняга Этельвульф. Такое ощущение, что у него земля ушла из-под ног. Всё, во что он раньше верил. Разумеется, он поверил Эльсвит. Как мог он не поверить? В голосе сестры звучал восторг, лицо излучало радость. У Этельвульфа же был такой вид, как будто он вот-вот заплачет.

— Пойдем спать, — позвал я Эдит и повернулся к Эльсвит. — А вы можете поговорить.

— Конечно, поговорим!

— Я пошлю слугу, он покажет, где ты будешь спать, — сообщил я Этельвульфу. — Но как ты понимаешь, ты здесь пленник.

— Да, господин, — кивнул он.

— Почетный пленник, но, если попытаешься сбежать из крепости, это изменится.