— Зачем, сделаем по-другому, мисс. Схожу в деревню и куплю ему ночник, чтобы он не испугался, если проснется ночью. И дверь тоже оставлю приоткрытой.

Мэнди улыбнулась с облегчением.

— Спасибо, миссис Доббин. Уверена, — вдруг с чувством добавила она, — что Пип непременно вас полюбит.

Саймон ждал ее в зале.

— Ну как, все в порядке? Теперь вам, наверное, хочется поскорее вернуться в Уиллоумед. Я вас отвезу.

— Да, пожалуйста.

И сердце Мэнди тревожно забилось при мысли, что скоро она увидит Робина. До сих пор девушка пыталась скрывать от себя тревогу, но сейчас она вернулась к ней с новой силой. Мэнди чувствовала, что вся ее дальнейшая жизнь зависит от этой встречи с Робином.

Когда они подъехали к дому на ферме, Эйлин, видимо услышавшая шум машины, вышла из-за дома, рыжие волосы ее растрепались и пламенели на солнце, в обеих руках она держала по корзинке.

— Мэнди… ну, слава богу, вернулась, жива-здорова. Не могу к тебе подойти, дорогая. Я вся чумазая… В курятнике дверь заело, а Дик где-то далеко пашет на тракторе. Вы не зайдете в дом, Саймон?

Саймон извинился и уехал, и девушки направились к заднему крыльцу. Войдя на кухню, Эйлин плюхнулась в кресло и начала стаскивать грязные ботинки.

— Хорошо, что ты приехала, Мэнди. Я получила сегодня утром твою весточку. Все-таки я считаю, что ты должна была привезти Пипа к нам, но я тебя понимаю. И миссис Доббин такая добрая душа. Вот увидишь, как она его избалует. А Болтер по тебе очень скучала. Бродила по всей ферме, тосковала. А вот сейчас расскажу тебе о моем новом «приобретении»! Ее зовут Энни, она золовка местного почтальона.

Так она продолжала болтать, и Мэнди вдруг почувствовала, что подруга тянет время, откладывая какую-то неприятную новость. Но наконец все темы иссякли.

Мэнди решительно спросила:

— А как Робин? Он дома?

— Робин? — Эйлин надела тапочки и посмотрела на нее. — Как… ты разве ничего не знаешь?

— Что не знаю?

— Ну, он же тебе, наверное, написал. Его здесь нет. Он уехал на следующий день после того, как ты отправилась в Лондон. Он сейчас живет у Рандтов в усадьбе «Вишневое дерево». С тех пор мы его не видели.

Мэнди упала на стул. Она чувствовала, что Эйлин смотрит на нее испытующе. Голос у подруги был встревоженный, когда она заговорила:

— Подожди, я ничего не понимаю. Он сказал, что обо всем написал тебе.

Мэнди опустила глаза, посмотрела на свои руки и увидела, что они дрожат.

— Нет, я ничего не знала. Он мне не писал.

Что ж, к чему скрывать. Теперь все ее так долго копившееся волнение прорвалось наружу, как кровь из свежей раны.

— Ну и дела, — возмутилась Эйлин. — Я всегда считала, что он тебя ни в грош не ставит, но это уже не лезет ни в какие рамки!

Эйлин вскочила и забегала по кухне, кипя негодованием. Постояв некоторое время около открытой двери, она вернулась и уселась на коврик около стула Мэнди.

— Малышка, ну не надо так переживать. Я погорячилась. Ты же знаешь — я иногда не могу сдержаться. Наверное, этому есть какое-то объяснение: бывает же, что письма теряются… а может быть, он по рассеянности написал не тот адрес, или еще что-нибудь. — Но голос у нее был неуверенный.

— Да, — сказала Мэнди тускло.

Она похолодела от страха, совсем как в ту ночь, когда Робин бредил. Это был страх чего-то, чего она сама не понимала.

Она встала:

— Эйлин, можно мне позвонить? Лучше сразу все выяснить.

Ей ответил женский голос. Наверное, служанка, рассеянно подумала Мэнди.

— Могу я поговорить с мистером Маршем, пожалуйста? Он должен быть у вас. Скажите ему, что это мисс Фенн.

После долгого молчания она услышала в трубке голос Робина:

— Мэнди? А, привет. Ты уже вернулась?

— Да, только что. Эйлин сказала мне, что ты уехал. Я ничего не знала.

— Она тебе все сказала? А, ну хорошо. Я хотел тебе написать, каждый день собирался, но все как-то не получалось. Ты же знаешь, я не большой любитель писать письма, и вообще… все как-то так завертелось. — Он немного замялся. — Когда мы увидимся, Мэнди?

— А ты хочешь меня увидеть? — Она сама удивилась издевке в своем голосе.

— О боже… ну не станешь же ты злиться из-за того, что я живу здесь? Ты же знаешь, зачем мне это нужно. И потом, ты сама оставила меня одного на ферме со своими друзьями, а что мне оставалось делать? Я решил, что тебе на меня наплевать.

— Робин, ты прекрасно знаешь, что это неправда. Я тебе обо всем написала…

— Ну хорошо, не будем пререкаться по телефону, — перебил он. — Давай встретимся завтра в деревне, часов в одиннадцать утра. Там есть кафе, и мы сможем обо всем спокойно поговорить наедине. Идет?

— Хорошо, Робин, — согласилась Мэнди.

Было ясно, что говорить больше не о чем.

Она осторожно положила трубку и молча стояла у столика. Вся тревога этой долгой недели словно превратилась в огромную зловещую тучу, которая целиком поглотила ее.

Мэнди сидела у окна в кафе «Медный чайник». Она ждала уже около получаса. Болтер лежала под столом, положив голову на лапы, и время от времени зорко посматривала на хозяйку, как будто боясь, что ее обожаемая спутница снова куда-нибудь исчезнет. Мэнди был виден гараж рядом с перекрестком. Робин должен был прийти с той стороны — если он вообще придет.

Она увидела его, когда он вышел из-за угла и широкими шагами направился к кафе, и, несмотря на все намерения быть спокойной, сердце Мэнди часто заколотилось у нее в груди. Робин был в светлых брюках и бледно-голубом свитере. Солнце золотило его светло-русые волосы.

Он весело помахал рукой, увидев Мэнди. Но когда он уселся за столик, ей показалось, что лицо у него измученное и напряженное.

— Привет, Мэнди. Извини, что опоздал. Здесь уютно, ты не находишь? И никого больше нет.

Когда официантка принесла им кофе и пирожные, Робин откинулся на стуле и по-мальчишески улыбнулся:

— Ну хорошо, признаюсь, я был не прав, в очередной раз. И молю о прощении на коленях. Дорогая, прости меня и не пытайся смотреть на меня так сурово. Тебе это не идет. Ну правда, правда, я хотел написать, честное слово.

Но Мэнди скрепя сердце не ответила на его очаровательную улыбку.

— Дело не только в этом, Робин. Почему ты уехал с фермы Эйлин, даже не предупредив меня? Я выглядела перед ней дурой… Я даже не знала, где ты, пока не вернулась из города.

Он застонал и взъерошил пальцами волосы:

— Какой я негодяй! Но как только ты уехала, киска, знаешь, атмосфера стала такой напряженной. Твоя рыжая подружка очень гостеприимная, и все такое, но я представить себе не мог, что она считает меня подонком и недостойным тебя. А тут как раз Рандты пригласили меня пожить у них и повозить Вирджинию по окрестностям, и я просто не мог не ухватиться за их предложение. И должен тебе сказать, Эйлин не очень-то расстроилась, когда узнала, что я уезжаю.

Мэнди почувствовала, что слегка краснеет.

— Ты придумываешь.

Но про себя она подумала, что в его словах есть доля истины. Вполне естественно — когда Робин почувствовал, что Эйлин его недолюбливает, он просто воспользовался возможностью уехать с фермы. И Мэнди снова засомневалась — а может, она несправедлива к нему?

Робин покачал головой, улыбнулся и слегка прищурился от яркого солнца, проникавшего сквозь большие окна кафе. Вся ее прежняя нежность к нему переполнила сердце Мэнди; ей отчаянно захотелось протянуть руку, дотронуться до рукава его свитера. Но нельзя… нет, сейчас нельзя.

— Но, Робин… ты же вернешься на ферму, раз я приехала?

Он виновато пожал плечами:

— Честно говоря, я бы с удовольствием. Ужас как надоело таскаться за Вирджинией по всем этим холмам и старинным ратушам. Но боюсь, в данный момент у меня нет выбора. Папаша Рандт более-менее пообещал мне роль побольше в его следующем фильме, если у меня хорошо получится моя первая роль. А после этого я уже смогу ставить свои условия. Но пока это дело не выгорит, я просто не могу себе позволить ссориться с Рандтами. Знаешь, так забавно: принято считать, что американцы гораздо непосредственнее и раскованнее в общении и знакомствах по сравнению с нами, а вот и нет. Боюсь, мои акции сильно упадут, если я сейчас возьму и уеду от них. Они, судя по всему, приняли меня в семью в качестве «гида» Вирджинии, как она это называет.