— Ничего, я выдержу, — улыбнулась она. — Спокойной ночи, Саймон.

— Спокойной ночи, — ответил он, — и спасибо, что беспокоилась обо мне.

Она не посмела посмотреть ему в лицо, боясь увидеть обычную насмешку. Медленно поднимаясь по лестнице, она знала, что Саймон стоит внизу и смотрит на нее, но прошла прямо к себе в комнату, не оглядываясь.

Наступил июль. Мэнди стояла на коленях в траве перед кустами роз в саду, помогая Саймону обирать завядшие бутоны — это была ежедневная процедура.

В то утро ему сообщили, что его роза получила в Испытательном комитете сертификат первой степени.

— И это моя первая попытка, — с удовлетворением рассуждал Саймон, толкая тачку вдоль ряда. — А так редко бывает, чтобы первая роза — и сразу удачная. Повезло, конечно, ничего не скажешь, все равно что выиграть заезд на бегах. Теперь я могу продолжать это дело и послать свои экземпляры на осеннюю выставку… В начале сентября, например, будет выставка в Лимингфилде. А потом, если моя роза получит там какой-нибудь приз, я могу в следующем сезоне попробовать поучаствовать в Общенациональной выставке.

Мэнди оторвала засохший бутон и осторожно положила его в мелкую корзинку, стоявшую перед ней. Хотя листья уже безвольно свисали со стебля, они были все еще влажными и бархатистыми. Ей на ум пришло коротенькое французское стихотворение, которое она выучила в последнем классе школы, — грустная история о двух возлюбленных, которые как-то вечером пошли посмотреть на розу, расцветшую только утром, и увидели, что на земле уже валяются опавшие лепестки. «О да, Природа так жестока, — горевал юноша, — коль до заката лишь цветок живет!»

Мэнди подавила вздох и бодро спросила:

— А ты уже решил, как назовешь свой новый сорт?

Саймон улыбнулся. В последние дни он часто улыбался — странной, загадочной улыбкой. И вообще он очень изменился — стал как будто моложе, счастливее.

— Да, я уже решил. Есть только одно имя на свете, которое я могу дать моей новой розе.

— Правда? — с притворным изумлением протянула она. И вдруг, поняв значение его слов, залилась краской и пробормотала: — А… ну да, понятно.

Конечно, он назовет свою розу «никола». «Никола марсден». А может быть, к сентябрю это будет уже «никола деррингтон»?

Она почувствовала, что он за ней наблюдает.

— Как думаешь, Мэнди, хорошо я придумал?

— Очень хорошо, просто замечательно.

Мэнди опустила голову, перебирая малиновые лепестки в своей корзинке.

— Рад, что ты одобряешь, — весело откликнулся Саймон, — потому что в этом есть и твой вклад.

Ее вклад? В том, что он решил жениться на Николе? При чем тут она? Вдруг Мэнди вспомнила, о чем он говорил ей в тот день в кабинете. «Благодаря тебе я по-новому взглянул на свой характер. Более чем обидно, что я полностью отверг жизнь из-за двух людей, которые когда-то предали меня». Он это имеет в виду?

Наверное, недоумение отразилось у нее на лице, потому что Саймон продолжил:

— Ну конечно. Если бы ты не помогла мне свалить с плеч конторскую работу, я никак не смог бы выкроить время на выведение новой розы. На это уходит масса времени, ты же знаешь. Ну что, дитя, — прибавил он шутливо, — теперь понимаешь, что я имею в виду?

— Какая разница, — промямлила Мэнди, ужасно смутившись, и, еле поднявшись на ноги, пошла дальше вдоль рядов посадок, чтобы прекратить этот разговор. Немного выждав, она соврала, будто бы ждет телефонного звонка, и ускользнула из сада.

Подойдя к дому, она встретила Николу Марсден, только что вышедшую из двери. Сегодня она казалась особенно хорошенькой, солнце золотило ее светлые волосы, а глаза блестели как два бриллианта.

— А, привет, Мэнди, — улыбнулась она. — Что сегодня за чудесный день! А я ищу Саймона… он там, в саду? Очень хорошо, пойду найду его.

Мэнди повернулась и посмотрела, как та бежит по траве к саду. В походке ее была легкость и стремительность, летнее платье весело развевалось, мелькали стройные загорелые ноги. Видимо, Саймон заметил ее издали, и подошел к воротам, вытянув вперед руки. Подбежав к нему, Никола просунула руку ему под локоть и подняла лицо.

Всем существом Мэнди хотелось отвернуться и уйти в дом, чтобы не видеть эти две фигуры, но что-то удерживало ее на месте. Они казались ей актерами, как если бы смотреть на них с самых задних рядов зрительного зала театра… маленькие, отчетливо видные фигурки, Саймон в старой бордовой рубахе, Никола, юная и свежая, в голубом платье. И тут бордовое и голубое слились в одно, Никола закинула обе руки за шею Саймона и притянула его к себе. Мэнди резко повернулась и пошла в дом.

Миссис Доббин тяжело спускалась по лестнице, переводя дух на каждой ступеньке.

— Мисс Мэнди, не могли бы вы подняться? Мистер Пип пошел отдохнуть после ужина, а потом не спустился, так что я решила пойти на него взглянуть. Мне не понравилось, как он выглядит, мисс. Он говорит, что спина у него опять стала болеть, и вид у него действительно неважный.

На ее лбу собрались морщинки, а маленькие добрые глаза беспокойно блестели.

Не говоря ни слова, Мэнди рванулась вверх по лестнице. Пип лежал в кровати, не шевелясь, лицо его было бледным и сморщенным. Мэнди подошла к постели и взяла его за руку:

— Что такое, Пип? Что с тобой случилось, мальчик мой?

— Мэнди… у меня опять болит. Еще хуже, чем раньше.

Он скосил на нее глаза, но не двигал головой. Вид у него был перепуганный.

Срочно надо врача, подумала Мэнди. Врача, немедленно.

Она тронула его лоб. Он был влажный и горячий.

— Сейчас мы снимем боль, Пип, — пообещала Мэнди, молясь про себя, чтобы это оказалось возможно. — А пока полежи спокойно, а я пойду найду Саймона. И сразу вернусь к тебе. Хорошо? — Она улыбнулась.

— Хорошо, — прошептал Пип. — Только ты не… — у него перехватило дыхание, — долго, ладно?

Она сбежала по лестнице и выскочила в сад. Саймон и Никола гуляли там, взявшись под руку. Девушка сияла, но сейчас счастье Николы совершенно не трогало Мэнди. Сейчас все было не важно, главное — помочь Пипу.

— Саймон! — задыхаясь, крикнула она издалека. — Пип заболел… что-то серьезное. У него начались страшные боли, намного хуже, чем прежде. Мы можем вызвать врача?

Саймон посмотрел на нее, быстро повернулся и побежал к гаражу.

— Ждите меня, — крикнул он через плечо, — я привезу Смитсона, даже если мне придется обыскать всю округу.

Через несколько секунд большая черная машина с визгом вылетела на дорогу. Никола нерешительно топталась на месте.

— Я могу чем-нибудь помочь, Мэнди? — спросила она с искренним сочувствием. — У меня дома есть лекарства, которые врач прописывал мне от головной боли. Может быть, они помогут?

Мэнди заколебалась:

— Спасибо большое, но я думаю, лучше все же дождаться врача.

— Да, ты права. Тогда я пойду. Тебе надо побыть с Пипом. Но если я что-нибудь могу сделать, то не стесняйся…

Какая она милая, подумала рассеянно Мэнди. Ей действительно не все равно, что Пип заболел. Она добрая и искренняя. И в глубине души Мэнди безотчетно почувствовала, что когда-нибудь это сыграет свою роль.

Дом сразу стал чужим и странным, как всякий дом, где болеет ребенок… зашторенные комнаты, приглушенные голоса, негромкие шаги.

Саймон вернулся меньше чем через двадцать минут с низеньким доктором Смитсоном, Пипу сделали укол, он заснул и перестал чувствовать боль. После ухода врача Саймон вызвал Мэнди из комнаты на лестницу.

— Смитсону не нравится состояние мальчика, — сказал он мрачно. — Он посоветовал пригласить к нему Глина Филпота из Лондона. Я Филпоту уже позвонил, он приедет около половины двенадцатого. Это один из лучших специалистов в стране по позвоночнику… честно говоря, я лично с ним знаком. Он тот самый хирург, который делал мне операцию несколько лет назад.

«Хирург!» — мелькнуло у Мэнди в голове.