– Эндрю... Эндрю? – поцелуем в щеку, я пытаюсь привлечь внимание, пока он сидит в своем крошечном кабинете. Я окидываю взглядом пространство комнаты. Кругом бумаги. Рядом с переполненным книжным шкафом аккуратно сложены книги. На углу рабочего стола стоит компьютер, который не используется по назначению, а только пылится. Также на столе Эндрю расположена печатная машинка, два журнала и чёрное фото нас в подростковом возрасте, улыбающихся на его выпускном вечере.

– Ох, Лина. Мне жаль, но я занят бумагами. Их все нужно просмотреть к завтрашнему дню.

Погладив его по плечу, я произношу:

– Ужин скоро будет готов, – и выхожу за дверь.

Это ещё один день и ещё один воскресный вечер с Эндрю. Я направляюсь на маленькую желтую кухню, ремонтированную первый и единственный раз во время постройки в 1953 году. Медленно доставая органические продукты, купленные несколько часов назад, всё, о чем я могу думать – это мясо. Говядина. Свинина. Цыпленок. Хоть я и не вегетарианка, мне трудно есть мясо и молочные продукты перед Эндрю. Кто захочет слушать: «Это убивает тебя!» или «Как ты можешь это есть?», собираясь перекусить сочным бургером? Я не помню, когда в последний раз ела мясо перед ним.

Необходимость освежиться приводит меня в ванную. Стоя перед зеркалом, я оцениваю свой внешний вид. Как обычно, светло-коричневые волосы длиной до плеча собраны в неряшливый пучок. Лицо лишено какого-либо макияжа. Мне следовало бы поправиться. Открыв один из ящиков, я тянусь за черной тушью и крашу свои длинные ресницы. Это должно подчеркнуть мои зеленые глаза. И хоть у меня смуглая кожа, выгляжу я немного бледной. Добавляю немного румян на щеки и блеск на полные губы, надеясь, что это улучшит ситуацию. Моё отражение, ростом в сто шестьдесят сантиметров, смотрит в ответ. Даже с поясом, туго затянутым вокруг талии, платье сорокового размера болтается на моём теле. Мне нужно больше белка в рационе.

На обеденном столе изящно поданы паста карбонара и салат из зелени. Помимо еды, я купила свежие белые пионы, чтобы привнести немного романтикив наш совместный ужин. Зажигаю свечу и приглушаю свет. Проследив за тем, чтобы наш круглый стол выглядел красиво, я сажусь и жду Эндрю. Интересно, обратит ли он внимания на мой внешний вид? Постоянно оглядываясь на круглые часы, висящие над столом, я замечаю, что он опоздал на ужин – это не свойственно ему. Эндрю как часы. Он всегда пунктуален. Двадцать минут спустя он, наконец, присоединяется ко мне без каких-либо извинений и, совершенно не волнуясь, о потраченном мной времени в ожидании.

Накрутив пасту на вилку, он делает замечание, не глядя на меня:

– Все холодное.

– Эндрю, если бы ты пришел на ужин двадцать минут назад, твоя паста была бы вкусной и теплой.

– О чем ты говоришь? Мы всегда едим в шесть тридцать. Каждый вечер в шесть тридцать.

– Взгляни на время.

Посмотри на меня, Эндрю. Я пытаюсь понравиться тебе.

Обернувшись, мой спутник замечает, что часы показывают шесть пятьдесят два вечера. Он бормочет: «Прости, я был так занят». Затем берет тарелку и направляется на кухню, чтобы разогреть еду в микроволновке. Другой на моём месте был бы зол или даже расстроен по поводу этой ситуации, я же просто смиряюсь с этим. По крайней мере, я знаю, что сегодня хорошо выгляжу. Глядя на безвкусную пасту передо мной и накручивая её на вилку, всё, о чем я могу думать – это кафе Steak‘nShake на Третьей улице. Мысль о сочном бургере вызывает у меня аппетит. Вздыхая, я наливаю себе бокал вина и ожидаю возвращение Эндрю к столу.

Несколько минут спустя, Эндрю садится за обеденный стол, и как это происходит в течение последних двух лет, мы едим в тишине. Это не приятная тишина, а неловкая. Мы провели больше половины наших жизней любя друг друга, но каким-то образом сумели стать чужими. Наши взгляды больше не встречаются. Карие глаза, которые я люблю, всегда смотрят на еду или впустоту. А когда я получаю шанс заглянуть в них, они всегда кажутся пустыми и отдаленными.

Бесед практически не бывает. А если и бывают таковые, то они обычно вращаются вокруг домашних хлопот: «Нужно починить ручку в ванной», «Мне нужно купить киноа» или «Надо постирать шторы». Прошло много времени с тех пор, когда Эндрю в последний раз делился со мной чем-нибудь о своём дне. Миновало время нашего привычного бесконечного общения за трапезой. Ночи, проведённые в объятиях друг друга, кажутся такими чужими. И хотя мы сидим за одним столом, разделяя вегетарианскую еду, расстояние между нами увеличивается.

Направляясь по Мейн-стрит к одной из моих любимых кофеен – «Гарден», – я прохожу мимо мамочек, гуляющих с детьми в колясках; продавцов, открывающих свои магазинчики; и сёрферов с досками. Это небольшое, спрятанное в центре Санта-Моники, местечко, где подают мой любимый завтрак.

Наряду с чашечкой кофе итальянской прожарки, я заказываю чертовски вкусный круассан с нутеллой. Сидя за столиком со своим новым MacBook и надетыми наушниками Bose, я смакую кофе.

В течение последних семи лет, я работаю саундтрек-композитором. Мне действительно посчастливилось построить неплохую карьеру на почти мужском поприще. Пишу я, в основном, для авторского кино, а также у меня имеется несколько наград. Мою работу можно назвать стабильной.

Вместе того, чтобы с головой погрузиться в трек, который мне нужно проанализировать – я просматриваю непрочитанную почту, скопившуюся за последние два дня. Включив композицию Криса Бротти «Эммануель» и поддаваясь её успокаивающему воздействию, я отвечаю на семнадцать писем. Небольшой ветерок ласкает мою кожу, когда кто-то заходит в кафе. Музыка стихает, и я улавливаю приятный британский акцент, заказывающий чашку кофе, пока я продолжаю яростно печатать. Услышанный новый звук заставляет мои пальцы остановиться. Моё внимание привлекает этот голос. Глубокий, хриплый и… Соблазнительный. Словно только из пастели. Способный заставить вас онеметь, если вы понимаете, о чём я. Дыхание останавливается, когда я смотрю на мужчину ростом около шести шутов, направляющегося к прилавку с «Нью-Йорк Таймс» в руке. Бар находится всего в нескольких метрах от моего столика. Я наблюдаю за незнакомцем, когда он, расплатившись, делает глоток эспрессо и идёт к выходу. Проходя мимо меня, он останавливается. Склонив голову набок, мужчина округляет свои глаза. Проходит несколько секунд, прежде чем он, наконец, продолжает свой путь из кафе. Чувство узнавания бьёт по мне, но я сразу же отбрасываю эту возможность в сторону.

Несмотря на то, что я совсем недолго наблюдала за этим незнакомцем в кафе, понимаю – мужчина определённо очаровывает. Захватывает дух. Его глаза буквально поражают своим серо-синим мерцанием. Густые чёрные волосы слегка длинноваты и почти касаются воротника костюма. Локоны немного вьются, создавая ощущение, словно мужчина только что покинул ложе. Скулами, волевым подбородком и своим прекрасным лицом он напомнил мне главного персонажа из «Порочных игр».

Несколько любопытствуя, что, признаюсь, случается крайне редко, я пробираюсь к прилавку и обращаюсь к бариста.

– Эй, Питер.

– Добавки? – спрашивает он.

– Да, спасибо. Кстати, что это за парень, который только что ушел?

– Понятия не имею. Он заезжал пару раз, но не местный. Расспрашивал меня о районе несколько дней назад.

– Правда? Эм, мне он показался почему-то знакомым.

– Вероятно, он один из миллениалов [1], проводящих свободное время на пляже. Но должен признать, он обжигающе горяч. Кстати, как поживает твой дружок? – Питер подмигивает, продолжая протирать стойку.

– Роджер в порядке. Он все еще в Нью-Йорке.

Обсессивно-компульсивное расстройство делает Питера слегка несдержанным. Он все ещё продолжает полировать стойку, хотя протирать уже нечего.

– Питер, мне бы хотелось ещё один круассан с нутеллой, пожалуйста.