Эйнштейн твердо верил в объективную реальность, но никогда не называл оную материей. Кроме того, именно труды Маха, которого так яростно критиковал Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм»,заставили Эйнштейна усомниться в существовании абсолютного пространства и времени. Знаменитый принцип Маха подготовил их грядущее крушение. Абсолютное пространство, как и время, оказалось зависимым от релятивистских световых скоростей. А благодаря математическим выкладкам Эйнштейна и Минковского выяснилось, что ни абсолютного, ни относительного времени нет. Так же, как нет абсолютного и относительного пространства. Есть относительное пространство-время. Поначалу сам Эйнштейн считал, что пространство-время Минковского — это всего лишь более удобный, чем у Ньютона, математический подход. Однако постепенно, и особенно к концу жизни, Эйнштейн все более склонялся к точке зрения самого Минковского, провозгласившего, что отныне пространство само по себе и время само по себе становятся призрачными химерами и только их единство сохраняет шанс быть тенью реальности.

В пространстве-времени Минковского — Эйнштейна в отличие от пространства и времени Ньютона все физические события выстраиваются на некоем меридиане, вытягиваясь в то, что Минковский назвал «линией мировых событий». На этой линии абсолютное прошлое вместе с абсолютным будущим и настоящим существуют всегда. Это «всегда», именуемое «световой конус мировых событий», вызывает и сегодня весьма оживленные дискуссии. Физики, воспитанные в традициях материализма, склонны видеть в линии мировых событий всего лишь удобную математическую модель. Нечто подобное в течение семидесяти с лишним лет переживала система Коперника. Церковь разрешала ее изучение, как математической модели, абстракции, удобной для астрономических вычислений, но верной считалась система Птолемея, где Солнце вращалось вокруг Земли.

Если же не цепляться за старое, а вслед за гениальным астрономом Козыревым, предсказавшим извержение вулкана на Луне, признать линию мировых событий как физическую реальность, то придется отказаться от множества предрассудков ньютоновской астрономии. Ньютоновская астрономия, конечно, более очевидна, как более очевидна была система Птолемея. Ведь очи видели, да и сейчас видят, как Солнце вращается вокруг Земли. Однако не «солнце всходит и заходит», а Земля вращается вокруг Солнца.

Подобным же образом Козырев на основе теории относительности пришел к выводу, что пространство-время Минковского — Эйнштейна должно обладать плотностью, энергией, но в таких малых величинах, что их почти невозможно зафиксировать приборами. Тем не менее Козырев зафиксировал и предсказал энергетический всплеск на Луне, это оказалось извержение вулкана. За свое открытие Козырев получил Ленинскую премию и поощрительную Нобелевскую медаль.

Пространство-время Козырева в отличие от пространства-времени Эйнштейна — Минковского распространяется мгновенно всюду, т. е. в нем запрет на скорости большие скорости света недействителен. Пространство-время, таким образом, некая канва из нити линии мировых событий, по которой вышивается физическая реальность. Эти взгляды близки к афоризму из Каббалы: неправду говорят, что движется время. Время неподвижно. Это мы движемся сквозь него.

Возможно, что гипотеза Козырева не подтвердится, хотя в последнее время количество его сторонников нарастает если не в геометрической, то в арифметической прогрессии. Так, астрофизик Зигель считал, что любая звезда и планета должны изображаться не точками на звездном глобусе, как сейчас, а линиями на меридиане мировых событий, где Сириус или Венера видны одновременно в прошлом-будущем-настоящем.

Альберт Эйнштейн незадолго до своей кончины в письме к сыну со свойственной ему ироничностью заметил, что прошлое обладает для него такой же реальностью, как настоящее, поскольку «мы-то, физики, знаем, что прошлое и настоящее — это всего лишь иллюзия, лишенная физического смысла». Конечно, это шутка гения, но шутка с глубоким метафизическим намеком.

В любом случае пространство-время Минковского — Эйнштейна, которое сам физик называл «пространственно-временной континуум», еще не прочувствовано человечеством. Даже словесное обозначение новой реальности — большая проблема. Так, Михаил Бахтин предложил термин «хронотоп» (хронос — время, топос — пространство), однако этот термин не прижился. Да и не заметно большого интереса философов к этому феномену. Все еще сказывается предубеждение против теории относительности как некой сугубо физико-математической абстракции. На самом деле пространство-время — это не что иное, как зримая вечность. Вечность телесная, физически и космически осязаемая.

Некоторые считают пространство-время четвертым измерением трехмерного пространства. В самом деле, на макроуровне наше пространство-время четырехмерно: три измерения — пространство и четвертое, неотделимое от него — время. Математически наш мир действительно четырехмерен. Хотя на уровне микромира не исключено существование нескольких, а может быть, и бесконечное множество измерений. Для математиков n-мерный мир — это повседневная реальность. Физики и космологи осторожнее, оперируют опять же в пределах каббалистической десятки.

В любом случае ясно, что специальная теория относительности (СТО) Эйнштейна еще не пришла к человечеству, как пришла теория Коперника, преодолев десятилетия запрета. Физические открытия вплоть до атомной бомбы, которую Эйнштейн никогда не создавал, и ядерных реакторов, дающих тепло и свет людям, сделаны и будут еще совершаться. А вот духовные, метафизические, философские, или, как говорили раньше, мировоззренческие, открытия еще впереди.

Еще меньше, чем СТО, известна ОТО (общая теория относительности). Между тем именно она прорвала информационную блокаду консервативной общественности. Из ОТО следует, что пространство-время нашего мира искривлено, но мы не видим этой кривизны. Как жук, ползущий по кривой соломинке, не замечает ее изгиба. (Эйнштейн утверждал, что ему удалось объяснить воображаемому жуку кривизну пространства-времени.)

Разумеется, и эта картина мира весьма далека от воображаемого абсолютно прямого трехмерного объема вселенной по Ньютону. Об искривленном пространстве вселенной догадывался Лобачевский, создавший свою «Воображаемую геометрию», где кратчайшее расстояние между двумя точками не прямая, а кривая линия, точнее, дуга.

Философские выводы из этого открытия не столь очевидны, как в специальной теории относительности. ОТО больше для космологов, чем для философов. И все же ясно, что самая пылкая фантазия оказалась намного беднее и примитивнее новой физики Эйнштейна, где неизвестного в тысячу раз больше, чем открытого. А разум просто физически ощущает упругость новой метафизической и физической реальности, которую человечеству еще предстоит обжить и открыть.

Во всяком случае человеческая жизнь, которая в физике Ньютона выглядела мимолетным мигом, похороненным в безбрежном пустом пространстве и таком же пустом бесконечном времени, теперь обретает некий статут вечности на линии мировых событий Минковского и Эйнштейна. А шестьдесят лет средней продолжительности жизни могут растянуться до вечности в другой системе отсчета. Ведь абсолютного единого времени для всей вселенной нет, как нет, строго говоря, одновременности двух событий. Не время ли и на философском, и на психологическом, и на бытовом уровне переселяться из воображаемой вселенной Ньютона в реальную вселенную Эйнштейна? Эта реальность для нас нова, хотя она существовала и будет существовать всегда — везде, где есть единое пространство-время — по сути своей реальная, физически доказанная вечность, которую мы пока не видим и не ощущаем, но уже прозреваем разумом благодаря Минковскому и Эйнштейну.