Гид сказал, что весит эта черепаха около тонны, а возраст у нее — лет сто. (Вообще кожистые черепахи могут жить более двухсот лет. Но ловцы креветок опускают сети слишком глубоко, черепахи попадаются в них и их популяция уменьшается.) Кожистые черепахи — самые большие рептилии на Земле. В первые шестьдесят лет жизни они не размножаются. И, конечно, самка никогда не видит плодов своих усилий.
Когда малютки вылупляются, они пробираются на поверхность, где их ждет опаснейший рывок к морю. До родной стихии добирается лишь треть новорожденных черепашек: остальные гибнут от койотов, енотов и морских чаек. Еще больше опасностей поджидает их в море, и лишь немногие доживают до того времени, когда смогут откладывать яйца. И эти дожившие спустя шестьдесят лет вернутся на тот же пляж в Коста–Рике — один из трех пляжей, навещаемых кожистыми черепахами.
Наутро я снова сходил на место кладки и еле его нашел. К морю вели огромные следы, напоминающие следы квадроцикла. От ласт черепахи остались колеи, между которыми угадывался след поменьше, от волочившегося хвоста.
Я сел на бревно, вынесенное на берег волнами, и задумался о богатстве морской жизни. Как все–таки мало мы знаем, и сколь малое нам подвластно! Чудеса инстинктивного поведения, природные ритмы, которые незаметно продолжают свой бег, и малость, ничтожность, незначительность нас самих… Я решил обратить память о прошедшей ночи в акт благодарности, даже поклонения Творцу. Эта ночь указала мне мое место.
Пятьсот лет назад Джованни Пико делла Мирандола, итальянский мыслитель эпохи Возрождения, произнес речь, в которой обозначил роль человечества в творении. После создания животных все значимые роли были уже заняты, но «закончив творение, пожелал Мастер, чтобы был кто–то, кто оценил бы смысл такой большой работы, полюбил бы ее красоту, восхищался ее размахом»[18]. Осмыслить и оценить, почтить и освятить, воздать хвалу немому творению — эти роли были оставлены для Homo Sapiens, человека разумного, созданного по образу и подобию Божьему.
Великий французский энтомолог Жан Анри Фабр поднимался на одну и ту же гору высотой в два километра более сорока раз, ибо восхождение помогало ему увидеть и его собственные труды, и все человечество в правильном свете. Он сказал: «Жизнь таит в себе бездонные тайны. Человеческое знание сотрется из летописей этого мира, а мы так и не узнаем последнего слова, которое может сказать нам Комар». Не говоря уже о Черепахе.
Как и многие христиане, я пережил два обращения. Первое — от материализма к сверхприродному миру, и второе — когда, благодаря своему мистическому опыту, увидел в новом свете природу. У некоторых людей второе обращение происходит почти без усилий. Английский священник и поэт Джерард Мэнли Хопкинс почти всегда жил в мире, «пронизанном величьем Божиим».
Св. Франциск Ассизский считал братьями не только людей, но и птиц, животных, даже солнце и луну. Как сказал в IV веке преподобный Пахомий Великий, «в монастыре самое близкое к Богу место не храм, а сад. В нем монахи блаженнее всего».
А известный американский натуралист Джон Муир разграничения между естественным и сверхъестественным в своих работах практически не проводил. По словам самого Муира, в его жизни было два лучших момента: когда он нашел в канадских болотах редкую орхидею Калипсо и когда отдыхал с писателем Ральфом Эмерсоном в Йосемитском национальном парке. Муир столь сильно любил Божье творение, что однажды с грустью сказал: «Какое утешение, что до того как был создан человек, множество тварей, больших и малых, бесконечных числом, жили — причем жили неплохо! — в любви Божьей».
У меня со вторым обращением дела обстоят сложнее. Да, я восхищаюсь природой: разве могла оставить меня равнодушной та же орхидея Калипсо, которую я видел среди папоротников на холме недалеко от дома? И я изведал милость и благодать Божию. Но как совместить оба мира? Ведь в природе не все ровно и гладко: в ней есть красота, но есть и жестокость, и страдание.
Иисус обещал: «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены; не бойтесь же: вы лучше многих малых птиц» (Мф 10:29–31). Однако воробьи падают на землю и поныне. У человека после химиотерапии выпадают волосы. Из шестидесяти новорожденных кожистых черепах выживают всего две–три. И Бог, владычествующий над мириадами галактик, держащий под Своим попечением даже самую крошечную живность, это попускает. Как здесь свести концы с концами?
Иногда я чуть ли не бунтую против таких загадок, иногда смиряюсь с ними. Для начала я исхожу из того, что подобающее отношение твари к Богу — смирение. Надо осознать, что ты — всего лишь тварь и, подобно Иову, склониться перед замыслом Всевышнего, даже если он тебе совершенно непонятен.
Перед лицом сомнений я начинаю обдумывать иные варианты. Если Творца нет, что тогда? Тогда Земля со всем ее страданием и красотой — случайное порождение бессмысленного Космоса, секундная вспышка спички в космической тьме. Возможно, само ощущение, говорящее мне: «Что–то не так», уже является весточкой о трансцендентном? О заложенной в нас тоске по исцеленной планете, на которой воля Божия «будет на земле, как и на небе»?
«И помни Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые дни», — учил Екклесиаст, размышляя о приближающейся старости и смерти (Еккл 12:1). Он систематически описывает альтернативу, жизнь без Творца. И, в конце концов, приходит к выводу, что и отчаяние, и погоня за удовольствиями заводят в тупик бессмысленности. Остается одно: «Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай» (Еккл 12:13).
Однако Всевышний, повторимся, себя не навязывает, предпочитая оставаться за кулисами. Поэтому, чтобы «помнить Создателя», нужны усилия и внимание. Когда же нас увлекают ложные боги, Господь тихо отходит в сторону, уважая нашу роковую свободу отвергать Его.
Ицхак (Исаак) Лурия, иудейский мистик XVI века, пытаясь объяснить страдание и зло, а также взаимосвязь Бога с миром, разработал учение о «цим–цум». Это слово означает «самосжатие», «самоограничение», «возврат». Чтобы дать возможность существовать материальному миру, Бог самоограничивается, освобождает место в Себе Самом. Бог изливает Свою световую сущность в святые сосуды, которые затем изливают этот свет на творение.
Добровольное самоограничение Бога сделало возможным существование сил противления, в частности, зла. Произошла космическая катастрофа, внесшая в творение хаос. Некоторые искры божественного света вернулись к Источнику, а оставшиеся в разбитых сосудах, или «скорлупах», пали на животные, растительные и минеральные уровни.
Таким образом, согласно Лурии, творение отчасти скрывает в себе божественный свет. Или, если воспользоваться другой метафорой, творение несет в себе «аромат» Бога подобно тому, как мехи сохраняют аромат вина. Скептики, лишенные духовного зрения, могут отрицать, что Бог есть. На верующих же лежит задача высвободить святые искры из скорлуп. Мы делаем это через освящение, и в данном процессе каждый из нас значим, каждый вносит в него вклад.
Многие богословы не раз уточняли концепцию Лурии, и от них я постиг, что освящение — процесс сознательный и долгий. Взгляд на мир в подлинном, неиллюзорном свете не возникает в одночасье. Необходимо ежедневно, ежечасно и ежесекундно освящать творение Божие, будь то кожистые черепахи на Коста–Рике или соседский мальчишка–шалун. Святые искры, которые необходимо высвобождать, раскиданы всюду.
Кальвин призывал своих последователей «принять за общее правило не оставлять без внимания – по легкомыслию, забывчивости или небрежности — явленные в творениях божественные добродетели»[19].