Вопрос был один: когда нам подвезут теплое обмундирование, ночные бинокли и прицелы и другое барахло, которое так необходимо в полевых условиях? Ответ был дан сразу: этот вопрос уже поставлен перед командованием, и завтра будет ясно, что и когда привезут.

Вернувшись к своему костру, я приказал Бычкову разбить личный состав попарно и определить каждой паре время дежурства на валу.

— А наши связисты будут дежурить? Они ведь у комбата, — уточнил сержант контрактной службы.

— Будут. Только распредели их в разные пары.

Из офицеров первым дежурить выпало лейтенанту Винокурову с девяти вечера до полуночи. Затем, с ноля до трех часов, должен был дежурить я. Ну а Стасу предстояло дежурство с трех до шести утра.

Мы с лейтенантом поднялись на вал рядом с наблюдателем и принялись осматривать местность. Я осматривал ее несколько часов назад, когда еще не стемнело. На расстоянии в сто метров параллельно нашему валу возвышалась насыпь поменьше. За ней находился железобетонный остов какой-то фермы. Слева от нее стоял маленький домик из красного кирпича с плоской крышей. За этими двумя строениями ближе к селу на возвышенности стоял белый глинобитный дом, и вдоль канала тянулись невысокие развалины. Это все было хорошо видно днем, но сейчас, ночью, на фоне белого снега смутно вырисовывались лишь темная насыпь, ферма да красный домик.

Само село было погружено в темноту. Наверное, отключили электричество. Только кое-где горело несколько тусклых огоньков. Изредка до нас доносились крики боевиков: «Аллах акбар!» Это перекликались радуевские часовые.

Наши солдаты на постах не перекрикивались — только молча глядели в темноту за валом и тихонько замерзали. Они лежали на нашем откосе вала, предварительно подстелив под себя небольшие охапки сухого камыша. Но ночь была холодная, камыш совсем не грел, да и одежда была легковата — и солдаты мерзли. Особенно сильно мерзли ноги в армейских ботинках с высокими берцами. Пока мы проверили оба наших поста, пальцы на ногах совсем закоченели от холода.

Мы вернулись к огню. Лейтенант сел у костра и отправил дежурного солдата за дровами. Я разворошил охапку холодного камыша и лег на нее спиной к огню. Вокруг костра уже спали вповалку солдаты. Спать мне пришлось урывками — пока разогревалась спина, замерзала грудь. Когда разница температур становилась критической, я поворачивался уже замерзшей грудью к костру. Таким же образом, как шашлык на вертеле, крутились и все остальные. Во время моего дежурства костер разгорелся сильнее — дежурившие солдаты понатаскали охапки камыша и веток. Я сидел у огня и блаженно подставлял жару то левый, то правый замерзшие бока. На постах часовые не спали, и в селе было спокойно. Вдруг в тылу наших групп раздалось несколько одиночных выстрелов. В пятидесяти метрах от нас, в нашем тылу, располагался тыловой дозор, который выставила вторая группа. Я схватил свой винторез и побежал к их костру. Там, у затухающего огня, стоял солдат из второй группы и сонными непонимающими глазами смотрел на своего командира группы. Тот быстрыми хлопками тушил пламя на нагруднике солдата, и, когда пламя погасло, хлопки сменились глухими ударами, которые стали сыпаться на голову бойца.

Оказалось, что солдат дежурил у костра, лежа на склоне вдоль оврага. И в один момент, когда боец случайно заснул, его тело скатилось прямо в костер. Пламя горело достаточно сильно, и солдат упал грудью на огонь. Но он даже не проснулся и продолжал спать до тех пор, пока не начал гореть нагрудник и в магазинах не начали рваться патроны. Сонного бойца вовремя сдернул с кострища командир второй группы, который случайно оказался неподалеку. Теперь командир убеждал своего бойца, что спать на посту или при дежурстве у костра очень нехорошо.

Я возвратился к своей группе. На мою охапку камыша заползло какое-то сонное тело, и мне пришлось отвоевать свое законное место. Ночь прошла для нас вполне спокойно и благополучно. В три часа меня сменил Стас Гарин; я лег на правый бок и быстро уснул. Мне даже приснился очень приятный сон: будто бы я лежу на пляже в Геленджике, вокруг ходят девушки в купальниках. Я уже разговариваю с одной из них, и вот только солнце за моей спиной начало припекать уж очень даже сильно.

Когда жар стал нестерпимым, я вдруг проснулся и инстинктивно оглянулся назад.

Сзади пылал костер, и так же ярко пылали штаны моего белого маскхалата. Я быстро вскочил на ноги, в три прыжка перепрыгнул через тела солдат и упал на снег.

Покатавшись на снегу, я сбил пламя со штанов и руками затушил тлеющую материю.

Еще сонный я глянул на костер — Стас ушел проверять посты, а солдат пошел за дровами. Наверное, я слишком близко придвинулся к огню, и от жара вспыхнула легкая хлопчатобумажная ткань. Надо будет отодвинуть камыш подальше от костра.

Только я подумал об этом, как заметил, что на мое место снова вползло чье-то сонное тело. Я опять прыжками перескочил через бойцов и ногами выпроводил чужака с моей территории.

Утром мне показалось, что все это приснилось, но прогоревшие сзади от пяток до задницы штаны утверждали, что это был не сон. Пришлось мне снять остатки белого маскхалата и ходить в горном обмундировании.

Утром, когда совсем рассвело, нас опять вызвали к комбату.

— Остаемся пока здесь, на своих позициях. Оборудовать дневки для отдыха личного состава. Скоро на вертушках нам должны подбросить сухой паек, теплые вещи и все остальное.

Пока не прилетел вертолет, сержант Бычков по-братски поделил на всю группу остатки сухого пайка. Мы быстро позавтракали.

Затем я проверил наличие в группе оружия, оставил на валу двух наблюдателей, а остальных солдат отправил за дровами для костра и стройматериалами для дневки.

Часть солдат направилась в лес, а другая — к дому лесника.

Когда стало совсем светло, к селу подлетела четверка боевых вертолетов и стала кругами носиться над Первомайским. На валу у костра комбата сидел начальник разведки и наблюдал в бинокль за селом. Делать мне сейчас было нечего, и я тоже решил понаблюдать за неприятелем. Я согнал с охапки камыша своего наблюдателя, который с нескрываемым удовольствием спустился греться у костра, и принялся разглядывать в оптический прицел местность. Все вокруг выглядело так же, как и вчера. Почти безлюдное село, стоящие на окраине автобусы, омоновский БТР с торчащим вверх башенным пулеметом. Только российский флаг над блокпостом сменился зеленым полотнищем, из большинства труб не вился дым, да было слышно, как ревет и мычит некормленая домашняя скотина. Правее полуразрушенной фермы я обнаружил какое-то сооружение с торчащими к небу бетонными стенами. Как мне объяснили, это было силосохранилище. Влево от фермы высокой стеной стояли густые заросли камыша. В них мог спрятаться десяток таких отрядов, как у Радуева. Но, чтобы дойти до камыша, необходимо было пересечь метров пятьсот открытой местности.

Скоро мне надоело лежать на сыром и холодном камыше, и я позвал наблюдателя.

Солдат уже успел выпить кипятка и теперь грелся у огня. Я подождал, пока он взберется на вал, и потом сам пошел отогреваться.

У костра сидел Стас и слушал эфир. Рядом с ним стояла включенная радиостанция Р-853.

— Вертолетчики боятся над самим селом летать. Облетают его стороной. Недавно передали им из центра, что у боевиков может быть ЗУшка.[4] Или какие-нибудь пусковые установки, — сказал он мне и лейтенанту.

Лейтенант Винокуров был очень занят — наблюдал за закипающей в жестянке водой.

— Чая у нас нет. Хоть кипятком побалуемся, — сказал он.

— Ну, это у тебя чая нет. А у старого воина он всегда есть, — ответил ему Стас и достал из нагрудного кармана пакетик чаю. — На, заваривай.

Похлебав пустого чая, Стас вместе с лейтенантом получили разрешение у комбата и пошли вправо по валу. Там на разбитом мосту стоял отряд десантников, и лейтенант надеялся встретить у них своих однокашников. На что надеялся Стас, я не знал — он просто любил ходить в гости к боевым коллегам. Как и следовало ожидать, их там встретили как старых друзей: накормили и напоили молодым вином. Наши соседи тоже захватили вчера небольшой запас еды и даже вина. Часа через два, после окончательного «согласования взаимодействий» наших подразделений, лейтенант-стажер и оперативный офицер первой группы наконец-то вернулись довольными и веселыми.