Прежде чем пиратская флотилия отважилась атаковать «Аквилу», республиканская бирема успела в пыль разнести большую часть защитного комплекса. С офицеров десять потов сошло, пока «летучий префект» маневрировал, избегая ответного огня. Квинт Марций мобилизовал все силы и все знания, прыгнув выше головы. Но всего пять точных попаданий тяжелых торпед, и с орбитальной обороной варвары попрощались очень надолго, возможно навсегда. Дорогое это удовольствие, а история знает много примеров, когда после такой атаки жизнь на планете скатывалась к примитивному уровню. Если бы «Аквила» возглавляла эскадру, то Квинт Марций не поленился бы размазать по вечной мерзлоте планетки и наземные оборонные системы, а так же уничтожить всё, что сможет покинуть атмосферу. И через пятьдесят лет здесь можно основывать республиканскую колонию с чистого, так сказать, листа.

Но сейчас победу праздновать было еще рановато.

— Двадцать объектов разного класса, — озабоченно сообщил офицер поста связи. И, как оказалось, по внутренней стороне черепа Квинта Марция в его общем с «Аквилой» нейро-пространстве потекли потоки данных. При виде обломков станции пиратские главари поняли, что настал их, может и не последний, но уж точно решительный бой. А вот для «Аквилы» все могло теперь закончиться фатально. При критическом уровне повреждений они не смогут долететь даже до галийского сектора. И проще будет сразу взорвать реактор и погибнуть с честью, чем медленно издыхать в скорлупе бесполезного и беспомощного корабля где-то в пространстве.

Но сожалеть о сделанном было уже поздно, да и не свойственны Марциям долгие душевные метания. «Делай то, что умеешь лучше всего», — говаривал его наставник — префект «Константы». Хотя вряд ли он имел в виду самый простейший маневр «атака-уклонение», с которых начинают обучение кадеты летных школ Республики. Его-то Квинт Марций отработал до автоматизма.

— Схема 1-А, — кратко приказал летучий префект торвенторам, прежде чем полностью слиться с «Аквилой». Иначе было нельзя, только до почти полной потери самосознания.

Удар по целям, уклонение, разворот, снова атака торвенторов, снова уклонение. И так без остановки.

Сначала чуть неуклюже, но с каждым повторением маневра они с «Аквилой» становились всё быстрее и ловчее. Может, поэтому повреждения, которые неизбежно получила бирема, не сразу стали опасны и чреваты. Но время шло, бой продолжался, а пираты не кончались. Зато подходили к исходу силы — и моральные, и физические — Квинта Марция. Префект не просто выдохся, он понял, что еще чуть-чуть — и «Аквиле» не сдобровать.

— Критический уровень боеспособности, — сообщила бесстрастная Фабриция.

«Я снова облажался», — подумалось Квинту Марцию, но как-то совсем отстранено. Бурные эмоции поблекли и выцвели, осталось лишь генетическое непоколебимое упрямство свойственное его фамилии. Оно, как ни странно, пригодилось ничуть не меньше, чем уроки Ливии Терции или её же учебник по пилотированию. На нем и продержались ещё какое-то время.

— У нас еще есть запас, чтобы перейти на рат-скорость, — напомнила Фабриция. Видимо, её личные запасы спокойствия все же истощились.

Но обдумать её предложение у Квинта Марция не получилось. Пираты предприняли массированную, очень слаженную атаку, и из этого боя «Аквиле» уж точно не суждено было выйти победительницей.

Еще в детстве, когда техник из медсектора на уроке биологии объяснял механизм образования снов, Кассия слушала внимательнее остальных ребят. Уж больно яркие сны она видела каждую ночь — и ужасы всякие, и приключения, и невероятные чудеса. А всё потому, что во время сна в мозгу по нейронам проходят произвольные нервные импульсы, активируя разные участки памяти. Ну, вроде как будто кто-то бренчит на кифаре, без всякого порядка и смысла дергая за струны. По крайней мере, именно так поняла Кассия, но интереса к сновидениям не потеряла. Это же как развлекательное представление для одного зрителя, который одновременно и актер, и постановщик. И каждую ночь — разное привидится, вот в чем прелесть. А потом, после побудки, можно рассказать своим, ну и приврать немножечко, чтобы веселее и бойчее байка получилась. Всем нравилось, даже амикусам, а уж они-то в сочинениях куда больше простой манипуларии смыслят. Опять же, сны — это единственное место, где можно встретиться с теми, кого нет в живых. Там Папия с Сергией живы-живехоньки, и с Публием Меммием ничего не сделалось. Главное, Кассия никогда вспомнить не могла, что же с ними случилось. Мозгоправ Антоний говорил, что так разум сам себя защищает от печали.

В тесной каюте на «Либертас» Кассии снился только один сон — она летала в червоточину. Просто так, без коннекционной капсулы или корабля. Зато в компании с Руфусом. Бывшую лигарию подхватывала теплая волна и несла по бриллиантовым тоннелям навстречу чему-то хорошему. А рядом был её виртуальный лис. Почему она так решила? Ацилий, уж на что внимательный, отметил, что во сне Кассия стала улыбаться.

— Мы ведь еще поконнектим? — с надеждой спросила девушка, чмокая Гая в ямочку на подбородке. — Просто так, не для работы, а для души. Тебе же понравилось?

— На Цикуте — нет, не понравилось, — уклончиво ответил Курион.

Кассия грозно фыркнула. От воспоминаний об их станционном житье у неё приключались настоящие приступы ярости. Вот и сейчас мышцы её напряглись, и у Гая Ацилия сразу появилось чувство, будто он лежит в обнимку с андроидом.

— Я тут по карте посмотрела, между галийским сектором и нашим все равно придется через червоточину нырять. Это будет интересно.

— Интересно.

Мятежный сенатор больше всего хотел бы навсегда забыть о своем профессиональном опыте лигария. Опыт несвободы и насилия, он живому человеку ни к чему, без него всегда можно обойтись. Но так же регулярно, как чесался шрам над отключенным имплантом, в памяти всплывали всякие гадостные подробности их с Кассией служения народу Республики.

— А мне снится червоточина, — призналась Кассия смущенно. — И так хочется еще полетать.

— Ты такая фантазерка, моя дорогая, — промурлыкал Ацилий, решая отвлечь девушку от мечтаний самым простым способом.

— Да ты тоже еще тот затейник, — хихикнула она.

В простодушии бывшей манипуларии был существенный плюс — Кассия никогда не прикидывалась довольной. Притворщиков в жизни Гая Ацилия и так хватало с головой.

Перспектива неведомо сколько торчать без дела на «Либертас» бывшей Фортунате не приглянулась вообще. Там «Аквила» будет сражаться с пиратами, а они тут сидеть, в носу ковыряться. Либертины, кстати, чувства Кассии целиком разделяли, но и только. Против бывшей манипуларии они сплотились еще быстрее, чем это сделали Аквилины.

— Снова я между двух реакторов, — вздохнула девушка. — И там чужая и здесь не своя.

Ацилий, кроме сочувственного чмока в кончик носа, ничем помочь не мог, само собой.

— Я книжки почитаю, которые Антоний присоветовал, — как могла, утешила его Кассия, и даже нашла в себе силы лукаво ухмыльнуться. — Вдруг там чего интересного про оргии найдется, а?

Но неожиданным образом бывшую Фортунату взяла под свое крыло Марция Либертина. Ничего удивительного, вообще-то. Марция — центурион, а значит, она ни за что не оставит без внимания неприкаянную манипуларию. Даже если та уже и не манипулария совсем, а почти патрицианка и госпожа. Обе девушки друг другу симпатизировали. Разница была лишь в том, что Либертина умела скрывать смущение перед странностью их взаимоотношений. Кассия бегала следом, как маленький ребенок за няней, вникая в тонкости руководства большим коллективом. Гай Ацилий всецело одобрял такой подход:

— Тебе все равно придется учиться искусству управления людьми, моя дорогая. Это дальновидно.

Ободренная Кассия от избытка энтузиазма удвоила натиск, ожидая от центурионши законного раздражения, но ошиблась. Марция оказалась тоже заинтересована в обществе бывшей Фортунаты. И через сутки та догадалась, в чем дело. Точнее — в ком.