— Лорд Бекингем, — сказал я, — должен признаться вам, что я чувствую себя в известной степени виноватым.

Я в нескольких словах рассказал юноше о событиях последних двух недель: о моих подозрениях относительно Бакстера, о встрече с Николя и о путешествии в Плимут, наконец, о моих предположениях относительно того, что его морская болезнь была результатом систематического отравления со стороны Бакстера.

— Но какова же цель всего этого? — воскликнул молодой лорд.

— При всем своем желании я не могу ответить вам на этот вопрос. Нам приходится констатировать факт.

Мы замолчали. Бекингем был слишком слаб для того, чтобы поддерживать разговор. Но вдруг он поднял голову и опять взглянул на меня.

— Но вы все-таки не должны винить себя, мистер Гаттерас. Вы действительно ничего не могли сделать, чтобы изменить создавшееся положение. Давайте лучше подумаем, как нам выйти из этой неприятной ситуации.

— Сомневаюсь, что мы можем что-нибудь предпринять в этом отношении. Ведь мы не способны сдвинуться с места, — ответил я.

— Постойте, — воскликнул Бекингем, — что это такое в стене около ваших ног? Похоже на конец трубы. Может быть, она выходит на улицу и нам удастся таким образом дать знать о себе?

Он бросил мне стебель камыша, который валялся возле него, и я попробовал просунуть его в отверстие, но вскоре убедился, что труба изгибается, а значит, не было никакой надежды пропихнуть через нее записку. Внезапно послышались тяжелые шаги, щелкнул замок, и дверь отворилась. Перед нами стоял высокий человек с седыми волосами и лицом, изрытым оспой. Я сразу узнал в нем того субъекта, о котором мне писала моя невеста.

— С добрым утром, джентльмены. Надеюсь, вы хорошо спали, — сказал он с нескрываемой издевкой.

— Что это значит, мистер Прендергаст? По какому праву вы нас задержали? Немедленно освободите нас. Вы ответите перед нашим консулом за нанесенное нам оскорбление!

На секунду он, казалось, был поражен тем, что я знаю его имя, но быстро оправился.

— Не думаю, что я должен давать вам какие бы то ни было объяснения, — ответил он с высокомерным видом.

— Что это значит?

— Именно то, что я сказал. По-видимому, в течение довольно продолжительного времени вы будете нашими гостями.

— Значит, вы действительно думаете держать нас здесь? Хорошо же, мистер Прендергаст. Будьте уверены, что, как только я освобожусь, я дам вам почувствовать свою руку.

— Очень возможно, что между нами и состоится поединок, если мы когда-нибудь встретимся, — сказал он, закуривая папиросу, — и мне кажется, что вы достойный противник, мистер Гаттерас.

— Если вы думаете получить выкуп с моего отца, то будьте уверены, что не получите ни пенни! — воскликнул Бекингем.

При слове «выкуп» я заметил, что какое-то странное выражение появилось на лице Прендергаста. Засмеявшись своим неприятным смехом, он подошел к двери и крикнул что-то по-арабски. В комнату вошел громадного роста негр, неся на подносе обед.

— Не думайте, что мы будем морить вас голодом, — сказал наш тюремщик все с тем же неприятным смехом, — пищу вам будут приносить дважды в день. Если желаете, даже вино и табак к вашим услугам. Кстати, должен вам сказать, что всякая попытка бежать будет совершенно бесполезна и может вам только навредить, поскольку сообщение с внешним миром для вас совершенно невозможно. Единственное, чего вы можете добиться, — это испортить наше к вам отношение. — Сказав это, он вышел, тщательно заперев за собой дверь.

День тянулся медленно. Вечером явился тот же негр и принес ужин. События последующих шести дней едва ли заслуживают того, чтобы их описывать. Они были точным повторением первого дня нашего заключения. Мистер Прендергаст больше не показывался, а я тщетно продолжал ломать голову над планами побега.

Прошло еще недели две без всяких перемен. Единственным фактом, который обратил на себя мое внимание, было то, что каждый день около шести часов утра какой-то человек, судя по походке, хромой, проходил мимо нашего дома. Слушая ежедневно его шаги, я сделал вывод, что один из его костылей был, по-видимому, подбит железом, а другой — нет. У меня в уме мелькнула какая-то ассоциация, и после целого дня размышлений я наконец вспомнил, что эта же деталь поразила меня в одном нищем, которому лорд Бекингем подал щедрую милостыню в первый день нашего пребывания в Порт-Саиде. Нельзя ли нам как-нибудь дать знать через него о том, что мы находимся в заключении? Но это также казалось невозможным.

Однажды, когда мы целый день обсуждали планы нашего спасения, у меня внезапно мелькнула блестящая мысль: мы должны поймать мышь и с ее помощью установить сообщение с внешним миром. Но это было гораздо легче сказать, чем сделать. Несмотря на то что мышей в комнате было достаточно, они вели себя очень осторожно. После многих неудачных попыток мне наконец удалось поймать одну. Достав карандаш, я написал следующее письмо: «Молодой англичанин, который подал нищему соверен три недели тому назад, просит его в том случае, если это письмо до него дойдет, оказать ему помощь, поскольку он с того самого дня находится в заключении. В стену этого дома встроена труба, ведущая в комнату, через которую можно передать письмо. Молодой англичанин в случае передачи письма даст пять фунтов и столько же за оказание помощи при побеге».

Привязав это безнадежное послание к задней лапке животного, мы стали дожидаться утра. Как всегда, около шести часов послышался характерный стук костылей. Когда, по моим соображениям, нищий оказался на одной линии с трубой, я выпустил мышь в отверстие. На следующую ночь мы повторили тот же маневр. Несмотря на то что ловить грызунов с каждым разом становилось все труднее, нам удалось отправить таким образом шесть посланий.

На седьмой день, когда мы уже начали терять всякую надежду, около восьми часов вечера я услышал легкий шорох, будто кто-то пытался протолкнуть палку в отверстие в стене. Я ощупал трубу рукой. Она двигалась. Понемногу она вся ушла в стену, и на ее месте осталось одно отверстие. Я поспешно закрыл его рукой и почти тотчас же почувствовал в ней что-то холодное. Это была ящерица. К ее спинке оказалась привязана тонкая пилка. Вынув из кармана пятифунтовый билет, я в свою очередь привязал его к животному и пустил его обратно в отверстие. Не прошло и минуты, как я уже корпел над своим ошейником. Не могу вам описать то облегчение, которое я почувствовал, когда после получасовых усилий я был свободен. Еще через полчаса лорд Бекингем также стоял на ногах и крепко жал мне руку.

— Теперь мы можем приступить к нашему освобождению, и горе тому человеку, который посмеет встать у нас на пути! — воскликнул я.

Однако радоваться было еще рано. Хоть мы и освободились от своих цепей, мы все же оставались пленниками. Дверь была заперта таким образом, что открыть ее изнутри не представлялось никакой возможности. С тем же успехом мы попробовали выбраться через окно. Исследовав дверь снова, я пришел к убеждению, что она слегка поддается моим усилиям. Что бы за ней нас ни ожидало, пусть даже смерть, мы должны были попытаться выйти. Отойдя в противоположный конец комнаты, я разбежался и всей тяжестью наскочил на дверь. Раздался треск, звон лопнувшей пружины, и я вылетел в коридор. Через секунду Бекингем был уже рядом и помогал мне подняться. Каждую минуту мы ожидали, что на нас набросятся приспешники Прендергаста и нам придется бороться за свою жизнь, но, к нашему великому удивлению, вокруг царила мертвая тишина. Не было слышно ни звука, кроме нашего учащенного дыхания. Мы стояли так добрых пять минут в тщетном ожидании нападения.

— Что же это значит? — спросил я своего товарища. — Мне кажется, что тем шумом, который мы произвели, можно было разбудить и мертвого.

— Право, не знаю, но не лучше ли нам воспользоваться их отсутствием и закончить начатое?

— Конечно. Теперь один из нас должен добраться до конца коридора, чтобы выяснить наше местоположение. Как более сильный, я пойду вперед, а вы подождите меня здесь.