— Это Джон Фосдайк, наш городской секретарь, неприятный человек; но ничего, я скоро вытолкну его с этого места. Он не понимает, сэр, что он слуга совета, а когда слуги не понимают своих обязанностей, мы их выгоняем.

Занавес поднялся, и разговор прекратился.

— Давно мистер Фосдайк обитает в Бомборо? — спросил незнакомец, когда второй акт закончился.

— Да, он много лет живет здесь, но почему вас это интересует?

— Право, сам не знаю, — небрежно ответил незнакомец. — Мне сдается, что в молодости я встречал какого-то Фосдайка, но не могу припомнить где. А может, это был не ваш, бомборский, а другой Фосдайк. Я даже не знаю, был то Фосдайк или Мосдайк. Может быть, я виделся с ним по делам.

— Вероятно. А какого рода, вы сказали, ваши дела?

— Я, кажется, ничего не говорил о своих делах, — ответил незнакомец с насмешливой улыбкой. — Но так как вы удовлетворили мое любопытство, то я удовлетворю ваше. Я немного занимаюсь театральными делами и приехал сюда, чтобы взглянуть на ваш новый театр.

— И вы, разумеется, остались довольны? — полюбопытствовал Тотердель.

— Гм… Эту пьесу я уже смотрел. Она недурно сыграна, но я видел и лучшую игру. Сегодня в зале аншлаг, но ведь так будет не всегда. Придется давать представления два раза в неделю.

— Как можно! Наш театр будет открыт ежедневно.

— Вздор! — бестактно возразил приезжий. — Надеюсь, ваш антрепренер не дурак и прекрасно понимает, что если совершить такую глупость, то через год театр придется закрыть.

«Вздор!» — и это бросили в лицо члену городского совета! Тотердель почувствовал, как в нем закипает кровь. Ладно, если бы один член совета сказал это другому! А то посторонний, приезжий! Но, прежде чем Тотердель успел раскрыть рот и запротестовать, начался третий акт.

После долгих колебаний Филипп Сомс, наконец, решил, что обыкновенная вежливость предписывает ему засвидетельствовать свое почтение миссис Фосдайк. Поговорив с ней и ее мужем, он успел шепнуть мисс Хайд:

— Должен ли я считать ваше решение окончательным, Бесси?

— Боюсь что так, Филипп, — ответила она тихо. — Если только… но это невероятно.

— Если только что? — спросил Сомс.

— Мистер Фосдайк поговорит с вами об этом. Тогда вы узнаете, почему я чувствую себя обязанной сказать вам «нет», хотя охотно сказала бы «да». Я не скрываю, что люблю вас… но не могу за вас пойти.

— Мистер Фосдайк побеседует со мной? О чем?

— Я не знаю наверняка, будет ли он говорить. Пожалуйста, не спрашивайте меня больше ни о чем, Филипп.

— Не стану, пока не поговорю с мистером Фосдайком. Если он не заговорит со мной, то я сам это сделаю. Прощайте! — И Филипп Сомс, пожав Бесси руку, пошел смотреть третий акт.

Джон Фосдайк равнодушно следил за действием, разворачивающимся на сцене. Если вспомнить, как энергично он настаивал на устройстве театра, могло показаться странным, что его совсем не интересовало представление. Он не выходил из ложи и почти не разговаривал с женой и Бесси. Незнакомец, сидевший рядом с Тотерделем, не раз поглядывал на Джона и, наконец, сказал тихим голосом:

— Положение, должно быть, обязывает мистера Фос… Фосдайка присутствовать на этом представлении, ведь сам мэр и городской совет покровительствуют театру. Ему, кажется, не нравится все это, или он скучает.

— Вы ошибаетесь, — возразил Тотердель. — Он поддерживал эту затею, а потом надул нас.

— Это как же?

— Говорил, что разбирается в театральных делах, но, как только началась постройка, он сразу умыл руки и все свалил на меня. Но я не растерялся — ох и задал же я работникам перцу!

Справедливости ради стоит отметить, что бедные трудяги охотно подтвердили бы его последние слова.

— О! За этими молодцами нужен глаз да глаз, — согласился приезжий. — У Фосдайка есть семья? Это его дочь с ним в ложе?

— Нет, это мисс Хайд — весьма таинственная особа. Никто в Бомборо не знает, кто она. Может быть, даже и дочь.

— Очень милая девушка, — позволил себе заметить незнакомец.

— Я бы сказал легкомысленная, — возразил Тотердель, подозревавший, что Бесси порой подсмеивается над ним.

— Так вы говорите, здесь никто не знает, кто такая мисс Хайд?

— Нет. Вы, кажется, очень интересуетесь семьей Фосдайка, мистер Виатор… Кстати, где вы остановились?

— Я нигде не останавливаюсь — я постоянно в разъездах.

Тотердель ничего на это не сказал. Ему пришло в голову, что этот приезжий такой же ветреный, как и мисс Хайд.

Пьеса закончилась под громкие рукоплескания зрителей, и всех действующих лиц вызвали на сцену. Перед началом второй пьесы мэр и несколько городских сановников отправились за кулисы, чтобы поздравить антрепренера с успехом. Без Тотерделя там, конечно, не обошлось. Но, хотя театр строился, так сказать, на глазах у любопытного старика, он ничего не понимал в его устройстве и поэтому заблудился. К своему величайшему удивлению, он вдруг очутился лицом к лицу с приезжим, который разговаривал с актрисой, игравшей главную роль.

— Если вы ищете комнату антрепренера, то она слева. Эй, кто-нибудь, проводите этого господина к мистеру Сэмпсону, — непринужденно распорядился приезжий.

— Кто же это такой? — бормотал себе под нос Тотердель, следуя за проводником. — Спрошу Сэмпсона, он должен знать.

Но тут старик ошибся: у антрепренера было много посетителей, и он не мог заниматься исключительно им одним, не мог он ничего сказать и о человеке, которого ни разу не видел. Тотердель ушел от Сэмпсона в неведении и застал незнакомца разговаривающим с другими актерами. Это чрезвычайно возбудило любопытство старика.

Джон Фосдайк не пошел поздравлять Сэмпсона с премьерой и не стал пить за успех бомборского театра. В комнате антрепренера то и дело откупоривали бутылки с шампанским, ведь вино, как известно, составляет неотъемлемую часть всех театральных мероприятий. Как точно подметил весьма наблюдательный незнакомец, городской секретарь выглядел так, будто присутствовал на спектакле из чувства долга, мысли же его были где-то далеко. В зал он не смотрел вовсе, а на сцену глядел так рассеянно, что, наконец, этим привлек внимание жены. Она не узнавала своего всегда энергичного и деятельного мужа. Он был так апатичен, что миссис Фосдайк заволновалась:

— Уж не болен ли ты, Джон? Не лучше ли нам поехать домой?

— У меня немного болит голова, но я досижу до конца. Нам нельзя уезжать, Мери, карета приедет после окончания представления.

Между тем приезжий опять занял свое место возле Тотерделя, и последний вновь принялся за расспросы.

— Вы за кулисами как дома, сэр, — заметил он.

— Да, — беспечно признал незнакомец, — это для меня не впервой. Но, — продолжал он, смеясь, — как же вы так строили театр, что не можете найти дороги?

Тотердель нахохлился, как петух. Разве можно так говорить с членом муниципального совета? Он же сразу сказал приезжему, что исполняет эту обязанность.

— Как ни смешон этот фарс, я не могу досидеть до конца, — произнес незнакомец и, вставая, вынул шелковый шарф из пальто, висевшего на спинке кресла; в тот же миг какая-то бумажка полетела на пол.

Тотердель так и впился в нее глазами. Если бы она попала в его руки, он, вероятно, узнал бы то, чего так желал, — кто же такой этот невежа. Незнакомец же медленно заматывал шею шарфом и надевал пальто. Не заметив своей потери, он учтиво простился с Тотерделем и вышел из театра. Старик подождал несколько минут и украдкой осмотрелся. Убедившись, что внимание всех устремлено на сцену, Тотердель кинулся на бумажку. Это оказался простой конверт, не запечатанный, без адреса. Из него Тотердель вынул небольшую афишу музыкального зала «Сиринга», содержателем которого был мистер Фоксборо.

Тем временем под громкие рукоплескания занавес опустился. Публика, расходясь по домам, сошлась во мнении, что открытие бомборского театра имело громадный успех. Только Тотердель остался недоволен. Таинственный незнакомец тревожил его. Кто он? Найденная афиша ничего не объясняла Тотерделю: люди всех сословий посещают такие увеселительные заведения, а между тем старик горел желанием все выяснить.