На улице мы сняли маски и глубоко вдохнули свежий воздух.

— Интересно, кто же он все-таки? — задумчиво произнес Олев.

— Он немецкий прихвостень, — ответил я. — Остальное не так уж важно.

— Да, — сказал Олев. — Действительно, остальное не так уж важно.

И он высыпал все полученные нами подарки из своей шапки через первый попавшийся заборчик, словно какую-то дрянь.

—  Погоди, — сказал я. — Не забывай о конспирации.

— Ты прав, — согласился Олев. — Во мне просто все перекипело.

Мы перепрыгнули через загородку и затолкали содержимое шапки под какую-то мусорную кучу.

Дома я оказал маме:

— Будь с этим господином Велирандом очень осторожной: он шпик.

Мама посмотрела на меня внимательно:

— Откуда ты это знаешь?

— Мы ходили к нему ряжеными, — ответил я.

Мама замолкла и побледнела.

И когда я рассказал подробно обо всем, что мы видели у Велиранда, она посмотрела на меня как-то по-особенному. Глаза у нее почему-то увлажнились.

Она только и сказала:

— Ты сам постарайся тоже быть осторожным, Юло.

Этим вечером, лежа в постели, я, наверно, впервые подумал серьезно, как трудно теперь маме. И решил, что буду вечерами больше сидеть дома, чтобы маме не было скучно, и вообще…

В ШКОЛЕ НАЧИНАЮТСЯ ЗАНЯТИЯ

Прошло сколько-то времени, и в конце концов школа отворила свои двери. Это произошло сразу же после Нового года — второго января. И все получилось действительно так, как говорил Гуйдо. Мы начали заниматься в здании первой начальной школы. Нашей школе досталась вторая смена, с часу дня. С утра занималась первая начальная школа, а после нас, с половины пятого, — гимназия. Уроки длились тридцати пять минут, а перемены по пять минут. Большой перемены не было.

— Ничего не поделаешь, — сказал директор школы на торжественном открытии учебного года. — Мы должны справиться с трудностями. Времена тяжелые, но трудности не должны согнуть нас. Надо всегда думать о том, чтобы держать спину прямо. Чем труднее нам, тем упорнее должны мы быть.

Речь директора захватила всех, особенно учеников старших классов. На первый взгляд могло показаться, будто он говорит только о школе и учебной работе, но нетрудно было понять, что смысл его слов гораздо шире. Он, например, о проветривании классов сказал так:

— Если во время урока вам станет душно, раскрывайте на переменах окна пошире. Дышите свежим воздухом всюду, где только сможете.

Конечно же, он имел в виду не только то, что классы надо как следует проветривать. Он подразумевал немецкую пропаганду — спертый воздух, которым нам придется дышать на уроках. Тот же самый спертый воздух, о котором говорил Велиранд. Только двуличный Велиранд не верил в то, что говорил, а директор безусловно верил. И было чудно слышать, как директор в своей речи говорил о Велиранде. Конечно, не прямо о нем самом, а о похожих на него людях.

— Мне бы хотелось, чтобы мы по-прежнему оставались дружной семьей, — сказал он. — Надеюсь, что никто из нас не подставит другому ножку: в школе это еще просто шалость, а в жизни — подлое преступление. В жизнь вы вступите скорее, чем можете себе сейчас представить. Потому что в беде люди взрослеют быстрее.

Подставляющий другим ножку в жизни — именно таким и был этот господин Велиранд. Станет ли кто-нибудь из нас тоже таким? Я посмотрел на Гуйдо. Он слушал столь же внимательно, как и другие. Понял ли он эту речь так же, как я?

Но тут директор заговорил о том, что нам придется научиться думать своей головой, и эта часть его речи особенно понравилась мне.

— Учебные часы короче, чем в прошлом году, — говорил он. — К тому же половина года уже прошла. Что же делать! Думаю, что вы сами должны искать добавки к школьной программе. Ходите в библиотеку. Слушайте радио. Наблюдайте жизнь широко раскрытыми глазами. И пытайтесь разобраться во всем собственными мозгами. Мышление развивается только тогда, когда его упражняют. Голова дана человеку для мышления, и если он даст своему мыслительному аппарату заржаветь, такая голова ни на что не будет годиться. Он даже не сможет бодаться, как баран, потому что для этого надо иметь хотя бы рога.

Так говорил наш директор. Мы слушали его и пытались своей головой понять его речь. Когда он кончил говорить, аплодировали так, что ладоням стало больно.

Затем мы разошлись по классам, и первый урок вела классная руководительница, как и положено в первый день нового учебного года.

Мы все заметили, что учительница Соовик, наша классная руководительница, постарела и стала более замкнутой. Она даже не спросила, как мы провели лето. Сказала только, что в этом учебном году осталось уже мало времени и что нам придется как следует напрячься. Ходили слухи, что муж ее погиб в начале войны.

Из нашего класса выбыли лишь Вайке Мяги и Инес Ристисаар. Но вместо них появились новенькие: один парень и одна девчонка, так что число учеников осталось прежним.

— Надо выбрать старосту класса, — сказала учительница Соовик. — Выдвигайте кандидатов!

Только теперь я заметил, что расстановка сил в нашем классе изменилась в пользу мальчишек: в прошлом году было на одну девочку больше, а теперь больше на одного парня! У нас уж так было заведено, что всегда, когда выбирали старосту класса, выдвигали двух кандидатов — одного мальчика и одну девочку. И все ребята всегда голосовали за мальчика, девчонки — за девочку. Стало быть, на нынешний год старостой класса выберут парня, подумал я. Оно и верно. Время военное. Нужна более твердая рука.

— Гуйдо Сумер!

Вот тебе и крепкая рука, недавно превратившая мой нос в картошку! Ну конечно, это Атс, сосед Гуйдо по парте, выдвинул кандидатуру своего друга.

— Линда Вескоя.

Значит, Линда кандидат девочек.

— Если больше кандидатов нет, приступим к голосованию, — сказала учительница Соовик.

Я толкнул Олева локтем.

— Что будем делать? — шепнул я. — Может, воздержимся от голосования?

— Зачем? Уж если так… Или ты имеешь что-нибудь против Линды?

— Нет, но все-таки… Она ведь девчонка!

— Она славная девчонка, — сказал Олев.

Шестнадцатью голосами против тринадцати старостой класса избрали Линду. За нее голосовали все девочки и мы с Олевом. Это было неслыханное в нашем классе дело, чтобы кто-нибудь из мальчишек голосовал за девчонку.

— Так нечестно! — завопил Атс. — Пихлат и Кивимяги голосовали за Вескоя.

— У нас в классе пока еще демократический порядок, — сказала учительница Соовик и впервые улыбнулась.

«Надеюсь, что мы по-прежнему останемся дружной семьей», — всего полчаса назад говорил директор. Но теперь я понял, что это останется лишь пожеланием. И в конце концов, как же мы можем быть дружной семьей, если весь мир разделился на два лагеря, которые боролись между собой не на жизнь, а на смерть.

Учительница Соовик принялась объяснять, что нам предстоит пройти по эстонскому языку.

А мы с Олевом стали центром всеобщего внимания. Ребята пялили на нас глаза. Некоторые злились, лица некоторых выражали изумление. Очевидно, они не знали, как понимать случившееся. Девчонки удовлетворенно хихикали. Победа словно свалилась им с неба. Лица Линды я не видел — она сидела впереди.

Затем сзади передали записку. Я развернул ее. На листке были изображены два парня, бегущие за девчонкой. A под картинкой стихи:

Скоро перемена. Тогда они все набросятся на нас. Что же мы скажем ребятам?

Тут-то и зазвенел звонок. Непривычно быстро. Уроки ведь были короче. И все случилось точно так, как я себе представлял. Никто не покинул класса. Когда учительница скрылась за дверью, ребята столпились вокруг нас, а девочки наблюдали за развитием событий со стороны.