— А что ты с нитками будешь делать?
— Ковер буду ткать.
— Такой? — Мати погладил ногой полосатый сине-серо-желтый половичок на кухонном полу.
— Это лоскутный. А я хочу сделать шерстяной, на стену, — Хозяйка помолчала и добавила: — раньше, когда еще отец с матерью были живы, а я бегала с длинными косами, здесь, в нашей бухте, всегда зимовало с полсотни кораблей. Голые мачты торчали, как спички. Но весной лед таял, море опять вскрывалось, и наступал день, когда все корабли поднимали паруса. Вот была красота — словами не расскажешь.
Мати от всей души пожалел Алину.
— Зато теперь ты делаешь чудные ковры, — сказал мальчик, чтобы хоть чуть-чуть утешить ее. — У нас в Кивинеэме два твоих ковра, и у тебя в комнате на полу такие коврики — глаз не отвести.
— Я задумала сделать особенный ковер: на нем будет весна, будут паруса и…
Алина запнулась на полуслове с открытым ртом и изо всех сил зажмурила глаза. Потом закрыла рот и открыла глаза: не обманывает ли ее зрение?
Нет! Все так и есть: тенниски Мати разгуливали по кухне сами по себе! Синие тенниски с белым рантом прошествовали мимо плиты к двери. Дверь сама собой отворилась, и тенниски, переступив порог, направились в комнату. Тупс с любопытством шел за ними следом.
— Мати, твои тенниски! — к Алине вернулся дар речи. — Твои тенниски…
Но Мати уже вскочил в комнату и закрыл за собой дверь.
— Тенниски видны! — зловеще прошептал он.
— Не может быть! — Засыпайка в сомнении повернул шапку козырьком назад.
— Сам посмотри!
Засыпайка надел волшебную шапку правильно и исчез. Он проверил себя: пошевелил руками, но не увидел их. Ног тоже нет. Ничего не видно. А тенниски нахально торчали посреди пола, словно и не были сейчас надеты на ноги невидимого Засыпайка. Что бы это значило?
Когда Алина вошла в комнату, Мати как раз надевал свои тенниски.
— Ох, уж этот Тупс, — притворно досадуя, произнес он. — Ему, видите ли, тапки мои погрызть захотелось!
— Это Тупс их притащил? — с сомнением спросила Алина.
Тупс возмущенно залаял.
— Мои нитки! — вспомнила Алина и кинулась в кухню к красильному чану.
— В жизни не грыз тенниски, — заявил обиженный Тупс. — Терпеть не могу резину!
— Резиновые подошвы! — протянул огорошенный Засыпайка, став видимым. — Ну, конечно! Как я сразу не догадался на резину волшебная сила моей шапки не действует!
— И сразу на меня все сваливать! — огрызнулся Тупс, продолжая подвывать и тявкать.
— Дурья башка! — взорвался Мати. — Что же, по-твоему, надо было рассказать ей про Засыпайку?
— А почему бы и нет? — щенок чуть присмирел. — Она человек понятливый.
— Очень даже понятливый! — произнес кто-то тоненьким голоском.
КТО?
Засыпайка вопросительно взглянул на Мати. Мати — на Тупса.
Тупс принялся обнюхивать комнату, обошел кресло-качалку и встал перед круглой корзинкой, в которой Алина держала шерсть. Щенок с урчанием косился на большие желтые, красные, зеленые и лиловые клубки. Особенно опасными казались ему тонкие вязальные спицы, которые шипами торчали из начатой рукавички.
Тупс предостерегающе зарычал.
Желтый клубок шевельнулся.
Тупс чуть отступил, сердито замахал хвостом и зарычал громче.
Клубку это не понравилось. Раз! — он выпрыгнул из корзины и укатился под кресло-качалку.
Засыпайка для порядка оглядел комнату: на полу — желто-коричневый полосатый ковер, на кровати — покрывало с вышитыми растениями и птицами. На книжной полке под окном — белая морская раковина гигантского размера. На стене картина — трехмачтовый парусник. И — ни души. Неужели тоненький голосок раздавался из клубка? Засыпайка соединил концы указательных пальцев и пробормотал:
И тут клубок завертелся волчком! Закрутился быстро-быстро и превратился в желтое пятно, потом в желтое облако.
Глядь! — под креслом-качалкой лежит на животе бабулька в полосатой юбчонке.
— Ай-ай-ай! — запричитала она и потерла макушку, которую украшал чепчик с кружевной каймой.
— Что с тобой? — участливо спросил Мати.
— Бесстыжий мальчишка! — фыркнула бабка. — Качалка огрела меня по голове, а он еще спрашивает, что со мной.
Но Мати уже и сам догадался, что произошло. Старушка, явившись из клубка, не уместилась под качалкой в полный рост. Она ударилась головой о сиденье кресла и растянулась.
— Как тебя зовут? — заносчиво спросил Засыпайка. В жизни он не видел, чтобы кто-то рождался из клубка шерсти. Внезапное появление и исчезновение он считал только своей привилегией.
— Я — Тинка-Шерстинка, — сказала бабулька, выбираясь из-мод кресла-качалки. Она стояла перед Засыпайкой — толстенькая, с круглыми щечками: точь-в-точь кукла в народном костюме. — А вы кто такие? И что вам от меня надо?
Но в это самое время открылась дверь, и в комнату вошла Алина. Засыпайка повернул шапку в нормальное положение и исчез. А Тинка-Шерстинка опять обернулась желтым клубком и юркнула в корзину.
— Сняла чан с плиты, — сказала хозяйка. — Теперь пусть остынет. А мы тем временем сходим в магазин. Хлеб нужно купить, да и конфеты нам тоже не помешают, как ты думаешь?
А что тут думать. Мати конфеты никогда не мешали.
История восьмая,
в которой рассказывается о камне-крепости, о тайнописи Тинки-Шерстинки и о голубом коне
— Мати! Мат-ти-и!
Майли стояла во дворе хутора Кивинеэме и растерянно озиралась. Она пришла поиграть, но приятеля нигде не было. За калиткой сверкало море. Две чайки с криками носились у нее над головой. Они гонялись за третьей, а та, хоть и держала в клюве рыбешку, ловко увертывалась от них. Потом все стихло.
Майли чуть не плакала. Ведь тетя Салме ясно сказала, что Мати во дворе. Ну, и где же он?
А он сидел в своей крепости и тихонько посмеивался.
— Ни звука! — прошептал он Засыпайке, который уже сунул пальцы в рот, намереваясь свистнуть, как учил его Мати.
Крепостью был большущий серый валун, он лежал в углу сада, за черемухой. Камень порос мягким зеленым мхом. Одно удовольствие было играть здесь или просто так сидеть, думать. Отсюда Мати и Засыпайка видели весь двор и сад, и берег был тут же, прямо за оградой. А вот их не увидишь, никому и в голову не могло прийти искать их здесь — густые заросли черемухи скрывали валун от чужих взглядов.
Друзья притаились: сидели на корточках и с замиранием сердца ждали, что же будет. И тут Засыпайке страшно захотелось чихнуть.
— Апчхи! — Ап-апчхи! Апчхи! Ап-апчхи! Все оттого, что я вчера в воду свалился, — оправдывался он.
— Да знаю я, где вы! — обиделась Майли. — Ну и прячьтесь. Мне-то что! Не хочу я с вами играть. Я домой пойду…
Но с места она не двинулась, только голову повернула. И Мати разглядел, как у нее по щеке катятся две слезинки.
— Ну, разнюнилась! — буркнул он, оправдываясь. — Мы просто играем в прятки!
— Вот и прячьтесь, сколько влезет. И не подумаю вас искать! — фыркнула Майли и медленно, будто через силу, пошла к калитке.
— Майли, иди сюда, что я тебе расскажу, — попытался остановить ее Мати. — А мы вчера видели Тинку-Шерстинку. Она живет у Алины.
— На даче? — Майли стало интересно.
— Нет. Она всегда живет у Алины.
— Я здесь, в деревне, всех знаю, а про Тинку-Шерстинку слыхом не слыхивала, — удивилась Майли. — Какая она?
— Она живет в корзине с нитками, — добавил Мати.
— Мы можем позвать ее сюда, — предложил Засыпайка.
— Как это? — не понял Мати.
— Запросто, — усмехнулся Засыпайка, соединил концы указательных пальцев и торжественно произнес: