Под оживленный гул и гром рукоплесканий Иоаким умело взял на грудь обе чаши, народ последовал его примеру, и с этого момента уже никто не скучал. В особом ходу были пол литровые кружки, мы заполняли их шампанским и водкой: половина на половину.
На второй кружке «Белого медведя» я отыскал в толпе ту, чей мизинец не отдал бы за все сокровища мира, свет очей моих, Блондину и увел ее в свободную комнату любви. Я быстро понял, что вся моя предыдущая жизнь была лишь подготовкой к встрече с Блондиной. Меня распирало чувство невыразимого восторга, к губам подступила приятная дрожь, руки тянулись навстречу ласкам.
- Раздевайся, - попросил я девушку.
- Как? Как? - растерялась она. - Прямо здесь? Прямо сейчас?
- Вот так, - уверенно подтвердил я, целуя ее плечи: - Прямо здесь, прямо сейчас.
- Ах!... Ах! - пролепетала Блондина голосом ангела.
Я почувствовал, как невыразимый восторг начал выражаться в нечто большее. Я сорвал с нее платье, и... О, Господи!!! Блондина располагала всем, чем наделен прекрасный пол, чтобы доводить нас до безумия, венчающегося необыкновенным просветлением.
- ... Ах!... Ах!... Ах... - тише и тише повторяла Блондина. - Ах... Ах....... Ах.............. Ах...........……………
Когда мы вышли из комнаты свободной любви и вернулись на свои места за столом, мне показалось, что на свете есть лишь две вещи, достойные восхищения: бездонное небо над головой, усеянное крупицами недосягаемых звезд, и гармония человеческого духа, к которой чем больше прислушиваешься, тем больше обретаешь успокоения.
К трем часам ночи лихорадочное оживление праздника угасло, и жизнь вошла в привычную колею. Иные ползали, иные спали. Пожалуй что, силы держаться на ногах находили в себе не более сотни человек. Они пели и болтали. О всякой ерунде. Я пытался прислушаться то к одним, то к другим, и в голове моей вскоре сварилась каша:
- Для меня женщина - прежде всего - личность.
- Да ну вас!
- Я серьезно.
- Ха-ха!
- Нет, я в самом деле!
- Да отвали ты!
- Вы меня не так поняли.
- Ха-ха-ха!
- Мне, действительно, нравится интеллектуальное общение с женщиной.
- Ха-ха-ха! Вы меня достали, как вас там...
- Зовите меня Бэн. Просто Бэн.
- Чего вы от меня добиваетесь?
- Вы слышали о комнате свободной любви?
- Да, да, да! Очень много хороших отзывов!
- Говорят, прекрасное место для проведения досуга.
- Одна дама мне рассказала, что…
- ... Это огромные лохматые обезьяны, я тебе гарантирую!
- Но милая, не будь так категорична.
- А!? Многие говорят, что я категорична, что у меня истеричный характер, что со мной трудно ужиться, но я тебе гарантирую…
-... Вы верите в любовь с первого взгляда?
- Да!
- Может, еще шампанского?
- О!
- Сигарету?
- Ах!
- Яйцо всмятку?
- Да!
- Ветчину?
- Угу!
- Немного секса?
- Да!
- ... А еще я скажу вам. Вам еще скажу. Вот вам - что вы на меня вылупились? - я вам говорю: всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с этой женщиной…
- Но я...
- Вы, вы! Нечего на меня пялиться, я вам говорю, только вам - кроме нас никого нет.
- Но у меня не было вожделения по отношению к вам!
- Значит вы - педераст. Пе-де-раст. Это я тоже вам говорю, только вам: всякий, кто смотрит на женщину без вожделения - пе-де-раст.
- Извините.
- И онанист. О-на-нист.
- Естественно-естественно...
- И импотент! Вы слышали, для него это естественно! Им-по-тент!
- Разумеется.
- И урод. Не обижайтесь, но вы форменный у-род...
"Нелля! Очаровательная, обворожительная Нелля! - подумал я, неожиданно разглядев в толпе ту, чей мизинец не отдал бы за половину королевства Великобритании. - Как долго мы не были вместе! Вновь ты здесь! Помнишь ли наших теплых объятий вечерний звон..."
Когда я подошел к Нелле, меня распёрло до того невыразимое чувство восторга, что к губам подступила приятная дрожь, а руки потребовали незамедлительной ласки.
- Ты по-прежнему прекрасно пахнешь, Нелля! – сообщил я девушке.
- Мне уже сказали, - ответила она, увлекая меня в комнату любви.
Там уже находилась тьма народа. Повсюду: на кроватях, на полу, в углах, под окнами, на подоконниках, - все кипело и совокуплялось, стонало и умолкало. Мы с Неллей, как бы паря над этой суетой, переживали полное духовное и телесное единение, какое дано испытать лишь избранникам Афродиты. Никого не замечая, мы кружились в дурманящем танце, наступали на чьи-то беспорядочные члены, спотыкались и падали, и вновь поднимались, и вновь воспаряли, не позволяя прерваться этому безумному танцу свободной любви.
И когда чудо свершилось, "была мне милость дарована - алтарные врата отворены'', когда я уже всем существом своим погружался в благосклонные пещеры любви, оглушительный крик прервал наше восхождение...
В комнате свободной любви воцарилось гробовое оцепенение. Все, кто, здесь находился, в недоумении смотрели на девушку со светлыми волосами: она забилась в угол и широко открытыми, полными ужаса глазами рассматривала безжизненное тело своего возлюбленного. Это была Блондина. Узнав меня, она упала в мои объятия и разрыдалась. Слезы ручьями потекли из безутешных глаз. О, как она была прекрасна! Даже в своем бесконечном одиночестве. Страх объял все члены несчастной. Она трепетала на моей груди, словно маленькая потерянная птичка. Я почувствовал, как ее слезы растопили мое сердце, наполнили его невыразимым восторгом. «Блондина, - думал я, - ах, Блондина! Ах... Ах…………»
- А в чем дело? – деликатно поинтересовался я, взглянув на неподвижное тело ее избранника.
- Он мертв, - призналась девушка сквозь слезы и еще крепче прижалась к моей груди.
- Что, совсем?
Блондина утвердительно всхлипнула.
- Ну-ну, - сказал я. - Не стоит убиваться. Такова жизнь. Сегодня так, завтра этак.
Я перевернул труп и узнал в просветленных чертах лица старика Георгия. Никогда не покидавшая моего друга улыбка, вдруг обрела какой-то смысл... Я подумал: "Старик, у тебя уже никогда не будет гроба. Тебе предстоит сыграть в простой, неотесанный ящик на скорую руку сколоченный гробовщиком, ты не возьмешь с собой в землю ни хрена, кроме носков, штиблет и пишущей авторучки."
- Георгий-Георгий! - вырвалось у меня с тяжелым вздохом. – Сукин ты сын...
Я вернулся к Блондине, чтобы успокоить ее ласками, и узнал, как это произошло.
- Нам было так хорошо... Я даже не ожидала… Все было так одновременно... Но, вы не поверите, когда я почувствовала, что нам никогда не было так хорошо, он замычал и умер… - рассказала Блондина, понемногу приходя в сознание.
Мне почему-то не хотелось, чтобы она приходила в сознание. И свершилось чудо: "была мне милость дарована - алтарные врата отворены..." Я почувствовал, что всем своим существом погружаюсь в благосклонные пещеры любви. На десять минут мы с Блондиной забыли обо всем на свете.
Покинув комнату любви, я остановился и подумал, что в природе существуют лишь две вещи, достойные восхищения: бездонное небо над головой, усеянное крупицами недосягаемых звезд, и симфония человеческого духа, к которой чем больше прислушиваешься, тем больше обретаешь успокоения.
ГРЕШНАЯ ЖИЗНЬ ИОСИФА ПЕНКИНА. Иосиф Пенкин.
Окраска поросят Йоркширской породы
обусловлена молекулами гемоглобина,
в которых молекулы кислорода связаны
с имеющимися в них атомами железа.
Кожа человека европеоидной расы имеет
розовый оттенок по той же причине.
Эткинс. Молекулы.