Самая нежная привязанность соединяла эти два юные сердца. Эверард и Роземонда давно уже любили друг друга, но слово «люблю» никогда не вырывалось из их уст. Надо было ожидать какого-нибудь случая, который открыл бы им самим эти заветные чувства. Этот случай скоро представился.

В один из дней в конце декабря егермейстер, возвратившись с охоты, нашел в своем доме письмо. Это письмо было от Конрада, от которого уже три года не приходило никаких известий. Конрад не говорил ничего о своей службе, но обещал скоро увидеться со своими друзьями. Это известие обрадовало добряка егермейстера.

— Добрый, благородный Конрад! — сказал он, прочитав письмо, — он не забыл нас. За обедом выпьем за его здоровье.

Джонатан сдержал свое слово и выпил несколько лишних рюмок за здоровье Конрада; его сердце развеселилось, язык развязался. После обеда Джонатан сел в большое кожаное кресло; молодые люди заняли место напротив него на простой скамье. Погода была пасмурная, снег падал большими клочьями; в комнате егермейстера резвый огонек трещал в камине. Понятно, что предметом разговора был Конрад. Джонатан знал Конрада с самого детства и рассказывал про его молодость, его уединенные прогулки и мечтательность; наконец зашла речь и о том времени, когда молодой граф фон Эппштейн сделался привычным гостем старика Гаспара и мужем Ноэми. В начале этого рассказа молодые люди удвоили свое внимание. Комната была освещена огоньком, пылавшим в камине, и этот свет падал лишь на егермейстера, тогда как Эверард и Роземонда оставались в тени.

— Вот как я заметил, что Конрад любит Ноэми, — говорил егермейстер, увлекаясь воспоминаниями о былом. — По какому-то непостижимому случаю они всегда встречались друг с другом. Куда ни пойдет Ноэми, на дороге как раз появится и Конрад, то с ружьем за плечами, то с книгою в руке; подойдет к ней как будто мимоходом и заведет разговор. И нашей Ноэми, бывало, не сидится дома; то в лес, то куда-нибудь к соседям — все надо идти непременно, и Конрад тут как тут — идет по следам. Я был тогда еще молод, и, на мой взгляд, клянусь, это казалось неспроста.

Эверард и Роземонда невольно подумали о себе. И они, как будто покоряясь какой-нибудь магнитной силе, часто встречались на одной тропинке, не объясняя себе, как и почему это случалось.

— Я помню еще один день, — продолжал Джонатан, — тот день, когда собака Гаспара заела ручного жаворонка Ноэми. Ноэми принялась плакать: страх как любила она своего жаворонка, который порхал летом на свободе в лесу, но, заслышав голос своей воспитательницы, подлетал к ней и на ее руке распевал мелодичные песни. Конрад узнал несчастье Ноэми и, не говоря ни слова, ушел в лес; он возвратился вечером в изорванном платье и с окровавленными руками и подал безутешной Ноэми пять маленьких пташек. Ноэми чуть не прыгала от радости.

В эту минуту руки молодых людей встретились и соединились по какому-то невольному движению. Роземонда вспомнила одну неожиданную услугу Эверарда. Как-то раз она начертила на бумаге план маленького садика, который она обрабатывала своими руками в монастыре Священной Липы. Она с сожалением вспоминала об этом садике, усаженном кустами белых роз, смородиною и разными цветами. На другой день, прогуливаясь в саду Джонатана, она вскрикнула от радости и удивления: в одном углу расцвел точь-в-точь такой же садик, какой она оставила в монастыре. Рассказ о жаворонке напомнил Роземонде этот случай, и она пожала руку Эверарда, как будто благодаря его за удовольствие, доставленное ей в тот день.

— Они были невинны, словно Божьи дети, — продолжал Джонатан, — и я не вижу в том греха, что они полюбили друг друга. Я сватался в то время за мою добрую Вильгельмину и понимал их лучше, чем они сами. Случилось, что Ноэми захворала, хоть, благодаря Богу, не опасно, но должна была просидеть в своей комнате несколько дней. Конрад тоже пригорюнился. Встретишь, бывало, его в лесу, он бродит такой мрачный и угрюмый. Я понял, в чем дело, потому что и я не мог видеться в это время с Вильгельминою.

Эверард и Роземонда, со своей стороны, также поняли загадочную грусть, которая стесняла их сердце, если какой-нибудь случай разлучал их на несколько дней.

— Как же они открылись в своих чувствах? — спросил Эверард дрожащим голосом.

— Любовь не имеет нужды в словах, — отвечал Джонатан. — В один день они сидели у ворот нашего дома и, кажется, читали какую-то книгу; они были так близко друг от друга, что один упивался дыханием другого; вдруг, не знаю, как это случилось, их уста слились, и тогда без слов объяснилось все: они любили друг друга.

Между тем как Джонатан рассказывал это в простоте своего сердца, Эверард и Роземонда невольно приближались друг к другу; их дыхание сливалось, трепетные уста приближались и вдруг, по какому-то неодолимому очарованию, соединились вместе. Этот первый поцелуй любви продолжался не долее, как сверкание молнии; Эверард и Роземонда испугались самих себя и быстро отдалились друг от друга.

— Ну, дети, — сказал егермейстер, как будто нарочно окончив в эту минуту свой рассказ, — огонь гаснет, пора нам расстаться.

Голос Джонатана вывел молодых людей из упоения. Все трое встали со своих мест и, перекинувшись несколькими словами, расстались. Теперь Эверард и Роземонда поняли, какие чувства таились в их сердцах.

На другой день Эверард и Роземонда встретились в гроте. Нет нужды говорить, что, расставшись после вечернего свидания, ни тот, ни другая не могли сомкнуть глаз целую ночь. Эверард провел эту ночь в каком-то бреду и упоении. Он любил и был любим! Ему открылась новая жизнь; тысяча сладких воспоминаний явились в новом свете, тысяча радостных надежд заблистали в будущности. Теперь он не будет более грустить. Если горькая участь суждена ему в жизни, что до этого? Теперь возле него было другое существо, в котором он найдет сладкое, утешительное сочувствие. Радость играла в его сердце и блистала в его глазах, когда он увиделся с Роземондою.

Но Роземонда была задумчива и печальна. Она не могла простить себе, что уступила неодолимому влечению сердца. Не грозит ли это новым несчастьем Эверарду? Не подвергнется ли он новому гневу своего отца? И этим-то она должна заплатить Альбине за ее покровительство? Пример Конрада и Ноэми был в ее глазах. Изгнание, отчаяние, смерть — вот до чего довела эта святая любовь ее тетку. Эти мысли волновали ее душу.

Эверард, как только заметил Роземонду, которую он ожидал в гроте, тотчас бросился навстречу.

— Роземонда! — вскричал он. — Наконец вы здесь! Боже мой! У меня нет сил говорить, но выслушайте меня, Роземонда, позвольте мне сказать одно слово: я люблю тебя! Еще слово: Роземонда, любите ли вы меня?

Он упал на колени, устремив на Роземонду взор, искрившийся восторгом.

— Эверард, мой друг и брат, — сказала девушка с какою-то холодностью, — встаньте, поговорим по-братски, как и всегда. Вчера мы безмолвно высказали нашу тайну, и я не стану скрывать своих чувств: я люблю вас, как вы любите меня, Эверард. Да, повторяю вам эти слова, которые очаровывают мою душу: я люблю вас, как Ноэми любила Конрада, но подумайте о Ноэми и вспомните Конрада. Не раз вы говорили, что на горизонте вашей жизни грозит вам какое-то страшное несчастье. Эверард, я чувствую, что буду виновницею вашего несчастья, но я не переживу этого… Теперь остается одно: надо забыть нашу опасную мечту.

— То есть отречься от жизни, — возразил Эверард. — Да, эта мечта — моя жизнь. Нет, Роземонда, ничто на свете не может разлучить нас.

— Кто говорит о разлуке? — сказала Роземонда. — Мы можем остаться вместе с условием, чтобы жить по-прежнему, по-братски, с условием, Эверард, чтобы мой брат был защитою и опорою для меня. Если вы согласны на это, много еще счастливых дней будет в нашей жизни; признаюсь, дорого стоило бы моему сердцу вдруг отречься от вашей искренней дружбы. Но если мы с самоотвержением и твердостью будем сохранять свой долг, Бог поможет нам; будущее в его деснице.