И, отвечая на вопросительный взгляд Денизы, Филипп продолжал:

– Пока ни слова об этом, девиз наш и пароль — осторожность, терпение и скромность… Но, когда мне обо всем сообщат, я скажу, чего ждут от тебя. Нужно будет сделать одно доброе дело. Я полагаю, ты останешься довольна, что выбор пал на тебя.

Разговор коснулся Флоранс и ее семейства.

– А, да, хозяева «Кок-ан-Пат»! — воскликнул Филипп. — Они мне вовсе не симпатичны. Насколько мне помнится, трактирщик и его жена — двое плутов…

– Жак-Батист Арну умер, брат мой…

– Упокой Господь его душу. Что касается их старшего сына, то мне кажется, что с него живого кожу сдерут. По крайней мере он производил на меня такое впечатление, когда мы вместе посещали школу.

– Дети покойного трактирщика, как и он сам, оказали нам немало услуг, брат мой.

– Я знаю, ты мне уже говорила это, и я верю. Они вправе рассчитывать на мою симпатию, уважение и благодарность. Что же касается Флоранс, то, если она любит тебя так, как ты говоришь, я готов в свою очередь платить ей тем же.

Дениза тихо проговорила:

– Она добра и мила…

Ее собеседник пожал плечами.

– Добра! Что же в этом удивительного! Ты ее воспитала, она и похожа на тебя. А что мила, так это сомнительно, если поставить ее рядом с моей Денизой!..

Неожиданное возвращение поручика вытеснило на время из сердца молодой женщины ее горе и беспокойство. Она ухаживала за братом, окружала его лаской и, с интересом слушая его рассказы, совсем преобразилась. Но мало-помалу веселость ее исчезла, и, опершись на стол рукой, она глубоко задумалась.

– Здорова ли ты, дитя мое? — спросил обеспокоенно любящий брат.

– Я чувствую себя очень утомленной… Эта неожиданная радость…

– Это правда, я разболтался и совсем забыл, что в деревне время идет так же, как и в городе. Пора спать. Я полагаю, моя кровать стоит все там же, где я спал еще маленьким?

Дениза утвердительно кивнула.

– Пожалуйста, разбуди меня до полудня, — добавил Филипп, — если, по обыкновению, я буду нежиться слишком долго… — С этими словами жандармский поручик поднялся и собирался уже зажечь свечу, которую подала ему сестра. — Потому что мне нужно будет отправиться в замок Армуаз…

– В замок Армуаз?

– Разве я не должен поприветствовать маркиза Гастона, нашего нового господина?

– Маркиза Гастона? — повторила ошеломленная Дениза; у нее так сильно задрожали руки, что она вынуждена была поставить лампу на стол.

– Черт возьми! Ну разумеется! Он должен быть здесь!

– Здесь?

– Да, уже восемь дней, моя дорогая. Но отчего же о нем ничего до сих пор не слышно? Почему замок, в который возвратился его законный владелец, так и стоит по-прежнему мрачный и заколоченный? Когда я проходил сегодня мимо, то был поражен…

Молодая женщина растерянно повторяла:

– Маркиз?.. Здесь?.. Уже восемь дней?..

– Ну конечно!

– Неужели вы знали, что маркиз должен вернуться?

– Да, знал.

– Но от кого же вы узнали?

– От кого, sacrodieux! От него самого, мне посредники не требуются.

На лице Денизы отразилось крайнее изумление.

– Вы встретились с сыном наших господ?

– Именно с ним, живым-здоровым… и вовсе не высокомерным. О! Это аристократ, но и гражданин в то же время…

– Вы говорили с ним?

– Мы болтали как два друга.

Глаза Денизы широко раскрылись от изумления, и она торопливо спросила:

– Где?.. Когда?.. Каким чудом?

Филипп рассмеялся:

– В том, что мы вместе ехали в дилижансе из Нанси в Эпиналь, никакого чуда нет. Один из нас покинул Париж, другой — Страсбург; мы вместе завтракали в Шарме…

– Вы знали маркиза Гастона?

– Я знал его, хоть никогда и не видел прежде. — И в ответ на вопросительный взгляд Денизы он добавил: — Я лучше сделаю, если все тебе расскажу…

И Филипп рассказал сестре о своей встрече с маркизом, о завтраке за табльдотом,[11] о неожиданном выяснении имени собеседника, об обмене крепкими рукопожатиями и обещании скорой встречи.

Пока он говорил, на лице Денизы читалось то же волнение и смущение, которое мы заметили и на лице молодого роялиста в столовой мэтра Ренодо, когда он беседовал с Филиппом Готье.

Когда брат, наконец, закончил свой рассказ, из груди Денизы вырвался вздох облегчения, и она подумала то же, что и маркиз: «Слава богу! Он сохранил нашу тайну, и брат ничего не знает».

Филипп продолжал:

– Это золотое сердце, маркиз Гастон. Ты десять лет тому назад могла видеть его так близко… Я удивляюсь, что он ни слова не сказал о тебе… Впрочем, ты была еще так юна, да и времена были тяжелые… Вероятно, он и не помнит тебя…

Яркая краска залила щеки Денизы. Между тем брат ее продолжал:

– Ты могла оценить этого славного молодого человека по достоинству, и я уверен, что ты питаешь к нему чувства уважения и почтения, а он их заслуживает уже по имени, которое носит, — имени благодетелей твоей семьи… Подумай, без него я бы давно уже был похоронен под Давендорфом, а вам пришлось бы здесь оплакивать бедного солдата, умершего от пики уланов… Если отныне нет господ и рабов, то существуют кредиторы и дебиторы… а я своей жизнью обязан маркизу. Ты поможешь мне рассчитаться с ним. Республика еще не отменила чувство благодарности своим декретом!..

И, повеселев, Филипп продолжал:

– Ты же понимаешь, что я горю нетерпением встретиться с моим спасителем. Итак, завтра утром я отправлюсь в замок — в полной экипировке: в новом мундире, с эполетами и саблей.

Молодая женщина опустила голову:

– Маркиза Гастона нет в замке.

– Неужели он еще не приехал? Да полно тебе! Это невозможно! Лошади старика Ренодо не настолько плохи! Чтобы не проехать несчастные шесть лье за восемь дней…

– Маркиз дез Армуаз не показывался в округе, — сказала Дениза.

Поручик нахмурился.

– О! Это странно!.. Положим, что разбои здесь возобновились с новой силой…

Дениза страшно побледнела. Филипп притопнул ногой:

– Черт возьми! А что, если разбойники убили моего спасителя!..

Девушка слабо простонала и, чтобы не упасть, ухватилась за стул. Но брат ее не успел ничего заметить. На каменистой дороге раздался топот лошади, которая, подскакав галопом к домику сторожа, остановилась у самого порога.

– Эй! Отворите!.. — крикнул кто-то снаружи.

Филипп Готье бросился к двери. Жандармский унтер-офицер уже привязывал лошадь к ставне дома и, увидев начальника, сделал ему под козырек.

– Прошу извинить, командир, если нарушаю ваш покой в такой поздний час, но дело безотлагательное… — И, подойдя ближе, он добавил: — Бригадир Жолибуа из Мерикура! Я разыскиваю вас уже два дня, собственно говоря, для того, чтобы выполнить свой долг и…

Филипп перебил унтер-офицера, спросив:

– Значит, вы ищете меня два дня по долгу службы?

– Точно так, по делу этого статского, буржуа, — как вам угодно, — который должен передать вам очень важное секретное сообщение и вручить конверт, запечатанный красной печатью…

– И где же этот господин?

– Я его тащил с собой на лошади из Шарма в Эпиналь и из Эпиналя сюда. Он тут, приводит в порядок свой туалет, чтобы предстать перед вами во всем блеске… — И, развернувшись на каблуках, унтер-офицер указал на стоявшего в почтительной позе мэтра Ренодо.

– А! Не верю своим глазам! — вскрикнул удивленный Филипп. — Это же мэтр Антуан Ренодо, хозяин почтовой гостиницы в Шарме. Мы только что вспоминали вас!

– Это всегда так бывает, — заметил Жолибуа. — Когда говорят о чёрте…

– Милости просим, — перебил его Филипп Готье. — Входите и садитесь. Вы, по-видимому, очень устали.

– Не только устал, но совершенно разбит и едва держусь на ногах…

– Ну, отдохните сначала, а затем поговорим… Чему обязан удовольствием лицезреть вас?..

Трактирщик тяжело вздохнул.

– Я полагаю, — продолжал Филипп, — что мэтр Антуан Ренодо не пустился бы в путь ночью, если бы на то не было какой-то особо серьезной причины…