Годы спустя он определит свою работу в «Единстве» как «период политического ученичества». Впервые в жизни его основными занятиями становятся журналистика и политическая деятельность. Через некоторое время на него возлагается обязанность, которая является неким испытанием будущего освобожденного секретаря партии. В начале 1911 года вместе с Бен-Цви он едет в Вену, где на третьем конгрессе Всемирного Союза «Поалей-Цион» представляет ее палестинскую организацию. Прения начинаются неудачно. Делегаты возмущены предлагаемыми ими «сепаратистскими» проектами решений, в которых подчеркивается, что политика рабочих организаций Палестины будет определяться не Всемирным Союзом, а самими трудящимися, живущими в стране. Еще большее негодование вызывает совместное заявление Бен-Цви и Бен-Гуриона, утверждающих, что сионистская идея будет осуществлена трудящимися, живущими в Палестине, а не сионистами диаспоры. И, наконец, утверждение обоих делегатов, что объединение палестинских трудящихся независимо от межпартийных разногласий гораздо более важно, чем партийные связи с диаспорой, вызывает в зале всеобщее негодование. Выражая полное несогласие с концепцией Бен-Цви и Бен-Гуриона, конгресс принимает резолюцию, обвиняющую их в «сепаратизме».
Бен-Гурион с горечью констатирует полный разрыв с товарищами из диаспоры, которые единым блоком осуждают его. Это напоминает противоречия между вновь прибывшими на землю Израилеву и сионистами диаспоры. Он делает вывод, что за достижения своих целей ему придется бороться одному, даже при абсолютном превосходстве противника. Очень скоро он возьмет под контроль сионистское движение и заставит его принять свою точку зрения.
Еще со времен Сежеры Бен-Гурион обдумывает идею «оттоманизации»: палестинские евреи должны были бы отречься от своей национальности и стать подданными Порты. Эта интеграция в Оттоманскую империю позволила бы им достичь своих целей законным путем. Одним из основных условий осуществления этого плана было наличие среди палестинских евреев лидеров, говорящих по-турецки и знающих оттоманское законодательство. Давид ставит перед собой задачу изучить турецкий язык и правоведение. Ицхак Бен-Цви и еще один близкий друг Давида, Исраэль Хошат, также решают ехать учиться в Константинополь. Окончательное решение Бен-Гурион принимает после того, как его отец соглашается выплачивать за его учебу тридцать рублей ежемесячно.
7 ноября 1911 года он высаживается в Салониках, столице оттоманской провинции в Македонии. Прежде чем поступить на юридический факультет Константинопольского университета, ему надо освоить турецкий язык. Он остается в Салониках, где жизнь намного дешевле, чем в столице империи, а еще потому, что, как он сам объясняет, «Салоники был чисто еврейским и, наверное, в то время единственным таким городом в мире». Салоникские евреи образовали необычную общину, и то, чем занималось их абсолютное большинство, поражает юношу: они работали в порту.
«В глубине души многие из них сомневаются, что еврейский народ, веками оторванный от земли и ручного труда, способен породить рабочий класс. В Салониках я нашел ответ на этот вопрос».
Выросшие в городе евреи говорят по-французски, но Бен-Гурион приехал сюда, чтобы учить турецкий. Благодаря активной помощи молодого еврейского студента-юриста он быстро усваивает язык и уже к концу декабря читает турецкие газеты. Но, несмотря на успехи, он совсем падает духом. Присылаемых отцом денег явно недостаточно. Год в Салониках становится для Бен-Гуриона годом добровольного аскетизма и вынужденного одиночества. Здесь он совершенно один и рядом нет ни одного друга, с которым он мог бы обменяться впечатлениями или поделиться мыслями. Отрезанный от городских евреев духовным и языковым барьером, он не выходит из дому, где, обложившись словарями, учебниками и газетами, упорно учится с утра до вечера.
Личность этого невысокого тщедушного юноши, который приехал из Палестины, чтобы изучать турецкий язык, вызывает всеобщее любопытство: Бен-Гурион привлек внимание немецкого еврея, описывающего свои впечатления о Салониках:
«Похоже, существуют люди, для которых разговор отнюдь не является главным. Например, здесь, среди нас, есть некий господин Грин, который только что вынул из кармана семь разных еврейских газет и который, без сомнения, вернется к реальности только после того, как проглотит напечатанную в них информацию от А до Я. Господин Грин читает непрерывно. Вскоре он встанет и уйдет, продолжая читать на ходу. Но это никого не удивляет, потому что это господин Грин, привычки которого известны всем».
В начале весны «господин Грин» готовится к сдаче вступительных экзаменов в университет. Однако ему не хватает некоторых необходимых для поступления документов, в частности, свидетельства об окончании средней школы. Но с помощью Бен-Цви (и отцовских денег) он приобретает фальшивое свидетельство, выданное русской школой. В июне 1912 года он сдает все экзамены, и через два месяца его зачисляют студентом Константинопольского университета.
Учеба в Константинополе сопровождается тревожными слухами о сражениях и пушечным гулом. Несколько месяцев назад война между Италией и Турцией достигла пароксизма, завершившегося бомбардировкой Дарданелл итальянцами. Уже появились грозовые предвестники первой мировой войны, а правительство младотурков все еще колеблется в выборе пути.
Бен-Гурион и его друзья — Ицхак Бен-Цви, Исраэль Хошат и Моше Шерток (который под именем Шарета станет вторым руководителем израильского правительства) — не поняли, что присутствуют при последних днях Великой Порты, разъеденной изнутри и атакуемой извне. Они отстаивают свою идею «оттоманизации» и собираются принять турецкую национальность. Бен-Гурион даже следует последней константинопольской моде. Он носит «турецкие» усы и прическу, одевается, как эфенди: твердый воротничок, черный редингот и жилет с часами на золоченой цепочке. Но это притворство длится недолго. Начинается Балканский кризис, бои в европейской части Турции подходят все ближе к столице. Сотни студентов отправлены на фронт, университет закрыт. Бен-Гурион вместе с Бен-Цви решает уехать в Палестину и там дождаться открытия университета. Но как только он ступает на берег Яффы, как тут же с головой уходит в военные действия.
Через четыре месяца он возвращается в Константинополь и заболевает. Постоянное недоедание подточило его здоровье, из-за нехватки витаминов он страдает цингой. Финансовое положение становится все хуже и хуже, отцовского пансиона, позволявшего ему хоть как-то сводить концы с концами в Салониках, здесь явно недостаточно. Нередко он голодает и впадает в уныние. В большинстве писем, отправленных отцу, звучит один-единственный лейтмотив: когда придут деньги? Нелегко Виктору Грину, готовящемуся к свадьбам дочери и сына, содержать и Давида. В момент отчаяния он вместе со своей старшей дочерью Ривкой уговаривает Давида покинуть Константинополь, отказаться от Палестины и вернуться в Польшу. «Цель, которую я поставил перед собой, является для меня жизненной необходимостью, — отвечает им Давид. — Только смерть может помешать мне!» Растроганный убежденностью сына, Виктор продолжает выплачивать ему пансион.
Несмотря на голод и болезни, Бен-Гурион продолжает успешно учиться. Он с гордостью сообщает семье, что зачислен с оценкой «очень хорошо». Но в конце декабря 1913 года, в середине второго курса, у него случается рецидив болезни, который надолго укладывает его в больницу. Семья выручает его и на этот раз. Выйдя из больницы, он получает деньги на проезд до Польши и России, где проведет два месяца для укрепления здоровья. Помня о своем дезертирстве из русской армии, он едет не в Плоньск, а в Одессу, Лодзь, Варшаву, где охотно соглашается погостить у сестры Ривки, которая, заботясь о брате, готовит ему обеды, достойные Гаргантюа и Пантагрюэля. Чтобы отсутствие Грина в университете прошло незамеченным, верные друзья подписывают за него дневники…