Виктор Грин сообщает сыну о своем решении эмигрировать в Палестину, куда приезжает в июле 1925 года. Он устраивается в Хайфе и долгие годы проработает там бухгалтером. Бен-Гурион справедливо замечает: «Я неспособен выполнить свой долг по отношению к жене и детям». В то время его семейная жизнь представляет собой странную смесь внимания и почтительности в редкие минуты пребывания дома и долгого отсутствия по делам «Гистадрут».
Почти половину времени он проводит за пределами Палестины, воспринимая каждую поездку как приключение. Как правило, он путешествует один, всегда просит товарищей забронировать для него в гостинице «недорогой, но просторный номер, чтобы я мог ходить по нему взад и вперед, как я это делаю у себя в кабинете». Все вечера в полном одиночестве он проводит за размышлениями, пишет. Большинство поездок посвящены консолидации сил, оказывающих поддержку движению палестинских трудящихся — евреев и неевреев. Он участвует в каждом конгрессе социалистов, налаживает контакты со всеми сионистско-социалистическими организациями, симпатизирующими палестинскому рабочему движению. С завидной настойчивостью он ездит с конгресса на конгресс, встречается с «центральными комитетами» и «рабочими группами», выступает с интервью в провинциальных еврейских газетах, старается помочь в решении проблем, возникших в той или иной забытой партийной секции, яростно спорит с соперниками, председательствует на ассамблеях, пишет сотни писем безликим политикам и терпит бесчисленные горькие разочарования. Медленно, шаг за шагом он движется вперед, лагерь его политических сторонников крепнет, несмотря на возражения, споры, конфликты и кризисы.
Даже в самые тяжелые годы экономического кризиса, когда всю страну охватила безработица, палестинские трудящиеся сохранили непоколебимую веру в свое руководство: к концу десятилетия «Гистадрут» занимает настолько прочное положение, что ее авторитет становится неоспоримым. Письма и выступления Бен-Гуриона полны уверенности и решительности, но прежде чем приступить к осуществлению последнего этапа плана — созданию всемирной организации, способной стать противовесом Конгрессу сионистов — ему необходимо слить воедино две палестинские социалистические партии.
Это объединение произойдет волею обстоятельств после «наступления буржуазии» на «Гистадрут» в середине 1928 года, когда трудящиеся заставят их объединиться, несмотря на колебания руководства «Гапоэль Гацаир» и ее председателя. Такое решение было вызвано давлением снизу. После многочисленных собраний было решено провести переговоры на конференции «Гистадрут», которая состоится в Тель-Авиве в октябре 1927 года. Проведя семнадцать дней в ожесточенных дебатах, руководители обеих партий решают взять друг друга измором, в результате чего споры об объединении заходят в тупик. Уставший и больной, измученный поведением делегатов конференции, которые получали явное удовольствие от происходящего, Бен-Гурион покидает зал заседаний и отправляется домой. Внезапно, в пять часов утра толпа трудящихся во главе с политическими и профсоюзными лидерами разрывает ночную тишину. Группы людей стоят под его домом. Несмотря на энергичные протесты Паулы, руководитель «Гапоэль Гацаир» будит Бен-Гуриона и сообщает ему радостную весть: руководители обеих партий спорили всю ночь и в конце концов пришли к соглашению об объединении. Охваченный радостью Бен-Гурион чуть не падает с кровати. Под приветственные крики толпы бывшие противники, взявшись за руки, выходят на балкон. И хотя принципиальное согласие достигнуто, понадобится еще два года для детальной разработки долгосрочной программы. На июльском референдуме 1929 года этот документ будет одобрен подавляющим большинством членов обеих партий, и несколько месяцев спустя появится новая партия «Мапай» (Рабочая партия). Но радость трудящихся будет недолгой. Через месяц после одобрения объединения произойдут новые, драматические для Палестины события.
На рассвете 23 августа 1929 года во время молитвы у Западной стены Иерусалима возникают кровавые инциденты между арабами и евреями. Если гнев арабского населения объяснялся религиозными вопросами, то их предводители превратили его в бунт по совершенно иным причинам. Объявленный ими призыв к священной войне («джихад») с евреями явился следствием опасений перед усилением еврейской мощи и притоком новых иммигрантов. С другой стороны, облик сионистского движения меняется: в 1929 году Вейцман начинает создание «Расширенного Еврейского агентства» с равным представительством сионистов и несионистов. Цель его понятна: собрать побольше денег, расширить поток иммиграции, купить землю и, создавая поселения, увеличить население. В глазах арабских руководителей «расширенное агентство» являло собой «сионистское правительство», стремящееся выселить арабов из страны. В августе 1929 года создание агентства было ратифицировано Конгрессом сионистов, за работой которого внимательно следили арабские лидеры. Речь Владимира Жаботинского, провозгласившего создание еврейского государства на обоих берегах реки Иордан, их очень обеспокоила, и зловещее слово «джихад» приобрело не религиозный, а политический смысл.
Вспышка насилия приобретает невиданную ранее жестокость и быстро охватывает прибрежные районы вплоть до Галилеи. Одномоментное нападение на десятки еврейских колоний свидетельствует о тщательно спланированной акции. Британские войска вынуждены эвакуировать целые еврейские поселения. В Иерусалиме, Тель-Авиве, Хайфе и многих других городах нападавшие встречают отпор и даже несут потери. Через два дня после вмешательства британской армии волна насилия начинает спадать. По официальным данным, в разных уголках страны евреи потеряли 133 человека убитыми, 339 было ранено. В столкновении с британскими войсками погибли 104 араба, тогда как 6 человек нашли свою смерть при отражении атаки евреями в пригороде Тель-Авива.
Отзвуки этих событий оказываются для евреев катастрофическими. Озабоченные стремлением сохранить свои позиции на Среднем Востоке, англичане пытаются любыми средствами успокоить арабов. Лейбористское правительство Рамсея Макдональда спешно отправляет в Палестину специальную комиссию для «объективного» расследования имевших место событий, тогда как известный своим антисемитизмом министр колоний лорд Пасфильд уже готовит ряд декретов, направленных против евреев. Следующий год становится очень тяжелым для сионистского движения. В марте британская комиссия по расследованию во главе с сэром Уолтером Шоу представляет свои выводы с осуждением всей политики «Национального очага» в Палестине, рекомендациями резкого сокращения еврейской иммиграции и нелицеприятной критикой продажи земли евреям. Друг лорда Пасфильда сэр Джон Хоуп-Симпсон, специалист по переселению народов, отправлен в Палестину для выработки практических предложений британскому правительству.
Сионистские лидеры не питали иллюзий насчет того, как эти «предложения» будут составлены, а затем и рассмотрены. Собравшийся в июне 1930 года в Лондоне сионистский Исполнительный комитет не скрыл возможности возникновения кризиса, смертельно опасного для сионизма. 30 октября сэр Джон Хоуп-Симпсон докладывает свои соображения, и уже через несколько дней лорд Пасфильд опубликовывает «Белую книгу», в которой определяет британскую политику в Палестине. Этот документ, основанный на «экономической возможности абсорбции» страны, предусматривает драконовские меры по сокращению еврейской иммиграции и ограничению покупки земель евреями. Под предлогом поддержания «равновесия» между евреями и арабами Лондон отказывается от содействия в создании «Национального очага».
Тревога и возмущение охватывают еврейский мир, Вейцман отказывается работать в «Еврейском агентстве», и лейбористское правительство, смущенное неожиданным размахом реакции, замирает в нерешительности. Появление «Белой книги» доводит Бен-Гуриона до белого каления: он разражается бранью и призывает к восстанию против Англии, рисуя апокалиптическую картину кровавого мятежа, исход которого будет похож на конец Второго Храма. Его безудержные, доходящие до крайности, возмущенные речи не нравятся товарищам по Рабочей партии. Они тоже возмущены публикацией «Белой книги», но истеричное поведение генерального секретаря «Гистадрут» возмущает их еще больше… Но вскоре Бен-Гурион успокаивается и о «восстании» забывает. Он всячески демонстрирует свой оптимизм и выдвигает новую теорию: «Все, что мы создаем, является плодами кризиса», — заявляет он в своем декабрьском выступлении.