С начала второй мировой войны «фракция В», которая в 1944 году должна была стать отдельной структурой и назваться «Единство труда», оказывала нарастающее влияние на высшее командование «Хаганы». В 1948 году она слилась с другой левой партией, «Гапоэль Гацаир», для создания Объединенной рабочей партии — партии просоветской ориентации, которая имела расхождения с Рабочей партией «Мапай» по ряду основных принципов. В нее входили большинство высших офицеров «Хаганы», и упразднение должности, занимаемой Галили, представляло собой бомбу замедленного действия.
Тридцатидевятилетний Галили быстро достиг высших эшелонов власти. Во время болезни главнокомандующего генерала Яакова Дори высшие офицеры «Хаганы» обращались за советом к Галили и считались с его авторитетом в военных вопросах. Известный своей сообразительностью и хитростью, он пользовался большой популярностью среди своих подчиненных. Упраздняя его должность, Бен-Гурион, несомненно, не подозревал, какую бурю вызовет принятое им решение.
26 апреля 1948 года Галили узнает о своей отставке, на что резко возражает. Ряд проведенных бесед не выявляет никаких противоречий. Кризис разразился 3 мая, когда Старик, надеясь положить конец бесплодным дискуссиям, направил в адрес главного штаба сухое по тону письмо:
«Настоящим пост главы национального командования упразднен, в связи с чем Исраэль Галили освобождается от своих обязанностей. Главный штаб будет подчиняться исключительно приказам начальника Сил безопасности [то есть самого Бен-Гуриона] или его представителя».
Галили и высший офицерский состав возмущены. Послание Бен-Гуриона зачитывается на собрании штаба, раздаются возгласы протеста, многие «руководители служб и отделов», как называют лидеров «Хаганы», грозят немедленной коллективной отставкой. Через некоторое время они формируют делегацию, которая является в кабинет Бен-Гуриона с просьбой пересмотреть свое решение. Бен-Гурион просит Игаэля Ядина заменить Дори до выздоровления последнего, но Ядин отказывается. Наконец после долгих переговоров предлагается компромиссное решение: не вступая официально в должность, заместитель главнокомандующего Цви-Эялон соглашается на несколько дней заменить своего начальника. В тот же вечер на совещании Совета тринадцати представители Объединенной рабочей партии подвергают Бен-Гуриона резким нападкам. Издаваемая ими газета «Ал-Хамишмар» предсказывает, что подобные акты приведут к «личной диктатуре».
5 мая, за десять дней до окончания британского мандата, штаб возобновляет свои попытки. Делегация от «бунтовщиков» является к Бен-Гуриону и пытается «дожать» его в пользу Галили. Ядин настаивает на том, чтобы в течение недели Галили выполнял обязанности главнокомандующего, на что Бен-Гурион соглашается «при условии, что он будет временно исполняющим обязанности главнокомандующего, а не главой национального командования, пусть даже на короткое время». Вызванный к Бен-Гуриону Галили вновь отказывается идти на компромисс и требует возвращения должности. Но Старик непреклонен.
6 мая кризис становится еще острее, поскольку Галили передает в Исполнительный комитет длинное письмо с подробным описанием условий упразднения должности и деталей своей отставки. В полдень того же дня руководители «Хаганы» адресуют Бен-Гуриону письменное обращение:
«Руководители отделов и служб считают необходимым возвращение на должность [Исраэля Галили] до принятия окончательных решений. Если в течение ближайших 12 часов вопрос не будет урегулирован, главы отделов и служб будут считать себя свободными от участия в ведении войны».
Это уже ультиматум, почти путч против гражданской власти. Как водится, Бен-Гурион не уступает и на 12 часов дня вызывает к себе пятерых генералов. Не реагируя на угрозу массовой отставки, он категорически отказывается вернуть Галили на занимаемый ранее пост. Однако чтобы успокоить их, он делает тактический ход и обещает ввести Галили в состав штаба, не уточняя обязанностей последнего. Штабисты подчиняются, руководители отделов и служб возвращаются на места, а Галили принимает предложение. Так завершается первая фаза конфликта Бен-Гуриона с руководителями «Хаганы».
Он согласился подписать это «перемирие» только потому, что перед ним стояли более серьезные задачи: сумеет ли еврейская община оказать сопротивление регулярным арабским армиям, грозящим завоевать Палестину? Хватит ли мужества провозгласить независимость вопреки нажиму американцев? Будет ли когда-нибудь создано еврейское государство?
По мере приближения окончания британского мандата руководители общины начинают все больше и больше колебаться, стоит ли провозглашать независимость. Мнения разделились даже внутри Рабочей партии «Мапай». Если бойцы поддерживают Бен-Гуриона, то ведущие руководители партии колеблются или возражают. Сам Шарет не знает, на что решиться. Из четырех членов Рабочей партии, входящих в состав временного правительства, только Бен-Гурион является сторонником решительных действий. 11 мая 1948 года на заседании Центрального комитета Бен-Гурион заявляет: «Мы победно пройдем через все испытания».
В зал входит Голда Меир, и при виде ее Бен-Гуриона охватывает волнение: он знает, что она вернулась из тайной поездки в Амман, где встретилась с Абдаллахом в надежде убедить его подписать пакт о ненападении. В ноябре 1947 года она уже встречалась с королем Трансиордании, который гарантировал дружбу с евреями и пообещал не участвовать в нападениях с арабской стороны. Когда Голда Меир, в свою очередь, пообещала невмешательство евреев в случае аннексии им территорий, предназначенных будущему арабскому государству, переговоры завершились подписанием пакта о ненападении. Однако весной 1948 года появляются признаки того, что Абдаллах намерен изменить свою политику. В его распоряжении находится самая мощная армия на Среднем Востоке — Арабский легион — и братские государства оказывают на него сильное давление, заставляя вступить в сражение. В начале мая последние сомнения Бен-Гуриона рассеиваются. Он уверен, что как только еврейское государство будет установлено, оно подвергнется нападению со всех сторон. Впрочем, эти предвидения имеют под собой реальную основу: египетское правительство решило присоединиться к нападающим, и сейчас в Дамаске офицерский состав многих арабских армий разрабатывает план организованной интервенции; с другой стороны в дело вмешались французы:
«Англо-трансиорданский договор содержит в себе тайный пункт, сулящий Абдаллаху корону Палестины, но Саудовская Аравия, Сирия и Египет решили:
1) Абдаллах войдет [в Палестину], чтобы разгромить евреев;
2) они сделают так, что его убьют;
3) они установят в Палестине правительство муфтия».
Учитывая такую информацию, было решено, что Голда Меир снова встретится с Абдаллахом.
Абдаллах представил ей новый план избежания войны: Палестина не будет разделена, но евреи получат автономию на части территории; через год страна будет присоединена к Трансиордании, которая установит общий парламент, в котором евреям будет отведено 50 % мест. Голда Меир сразу же отвергла это предложение: «Война будет, и мы победим. Когда будет создано еврейское государство, мы встретимся снова». Едва войдя в зал заседаний Центрального комитета Рабочей партии, она передает Бен-Гуриону записку:
«Встреча была дружеской. Он очень взволнован и выглядит ужасно. Не отрицал, что мы достигли соглашения по вопросу урегулирования проблемы самым выгодным образом, то есть он примет сторону арабов, но теперь он остался один из пяти».
Бен-Гурион резко встает, выходит из зала, прибегает в Главный штаб «Хаганы» и приказывает генералам подготовить все необходимое для отражения нашествия.
Отчет Голды Меир был не единственной плохой новостью, которую он узнает в течение этого напряженного дня, 11 мая 1948 года. Со второй половины дня и до самого вечера его нетерпение нарастает, он ждет возвращения Шарета из Вашингтона, где тот имел важную беседу с Госсекретарем Маршаллом. После строгого предупреждения, сделанного США с целью отложить на более поздний срок провозглашение независимости и подписать акт перемирия, Шарет сообщил американскому министру, что «Еврейское агентство», несомненно, не согласится на прекращение огня и что вероятность «соглашения между Абдаллахом и Еврейским агентством» очень велика. Но у него есть и другая, более серьезная причина отклонить предложения американцев: