К этой умеренной формулировке: «Не доказывает, что был прямой контакт» придраться как будто нельзя. Но дальше Роу делает в антропологической науке такой же скороспелый вывод, какой в свое время сделал в этноботанике Меррилл. Он молчаливо заключает, будто формула «не доказывает, что был контакт» равнозначна формуле «доказывает, что контакта не было». Разумеется, нет никаких причин заменять первое умозаключение вторым.

Попытка Роу параллелями опровергнуть мысль о доколумбовых контактах с Америкой — не новость. Прежде чем появился его список аналогий, Фрэзер писал: «Оспаривая транстихоокеанскую диффузию, часто используют такой прием: указывают на независимые параллели в других частях света». И Фрэзер подчеркнул, что для подтверждения самостоятельной эволюции ссылкой на такие параллели нужно «показать, что данная черта либо чересчур ординарна, чтобы иметь значение, либо слишком изолирована от сопоставляемого, чтобы с ней стоило считаться».

Шестьдесят элементов Роу, по его же мнению, не были ординарными; значит, вескость его вывода всецело определялась тем, сумеет ли он показать, что черты, присутствующие в Перу, слишком изолированы от таких же черт в Средиземноморье, чтобы с ними стоило считаться. Однако Роу даже не касается того, что должно составлять основу его заключений.

В самом деле, разве до Писарро перед народами Средиземноморья стояли какие-нибудь географические или психологические барьеры, от которых испанцы и португальцы были свободны? Или средиземноморские мореплаватели до 1492 года не располагали надежными судами? Или не было еще Канарского течения и восточных пассатов? Или Панамский перешеек до Бальбоа был более труднопроходим, чем после него? Роу не ставит этих вопросов и не дает на них ответа, предоставляя читателю гадать. Если Роу не покажет, что в исторически короткий срок, за который средневековая культура Средиземноморья была перенесена в Перу, существенно изменились ветры и течения, или принципы судостроительства, или психология человека, его положение останется недоказанным, а старательно подобранный перечень параллелей завтра может стать аргументом в пользу какой-нибудь диффузионистской гипотезы.

Интересно, что одна из аналогий, толкуемых Роу как довод в пользу изоляции, — лодки из связанных вместе снопов осоки, употреблявшиеся египтянами (папирус) и их соседями, причем речь шла подчас о довольно больших судах. Те же своеобразные лодки видим в американских областях древней высокой культуры от Южной Калифорнии до севера Чили. Роу неудачно выбрал аргумент. Мне лично довелось в Перу и на острове Пасхи убедиться в поразительной прочности, грузоподъемности и мореходных качествах таких лодок. Как уже говорилось выше, древние мореплаватели доставили корневища андского пресноводного камыша Scirpus tatora, высадили и вырастили его в кратерных озерах острова Пасхи, на котором камышовые лодки вязали вплоть до прибытия европейцев. От Перу до Пасхи путь такой же, как от Африки до Южной Америки, а плот «Кон-Тики» прошел вдвое больше.

Я вовсе не хочу сказать, что шестьдесят специфических черт культуры Средиземноморья, перечисляемые Роу, были перенесены на камышовых судах по маршруту, которым потом прошел Писарро, но и не вижу, чтобы Роу доказал полную невозможность этого.

О контакте, по-моему, стоит говорить только там, где ряд этнологических параллелей подкрепляется прямыми генетическими свидетельствами. И все же хочется спросить: не проявляет ли изоляционизм подчас неосторожность, настойчиво, в один голос отвергая любые черты, которые могут быть следом благополучного дрейфа людей через океан? Сошлюсь на очень специализированные, великолепно рассчитанные и изготовленные каменные рыболовные крючки острова Пасхи. Их считали уникальными среди древних каменных изделий, пока археологи не обнаружили множество почти идентичных крючков на островах у побережья Калифорнии. Еще недавно была в ходу гипотеза, будто сорвавшаяся с удочки пасхальского рыбака рыба могла доплыть с крючком в губе до Калифорнии и там ее могли поймать аборигены Нового Света, которые научились затем делать точно такие же крючки. Неужели вернее приписывать перенос элемента культуры рыбе, чем лодке с рыбаками? Неужели с точки зрения науки разумнее утверждать, что батат был перенесен в Полинезию корнями упавшего дерева, а не умелыми руками вышедших в море земледельцев? Почему не допустить, что рыбаки в лодке могли выжить, плывя по течению, которое всегда служило им верным поставщиком пищи? Представители всех высокоразвитых культур по берегам Америки строили надежные суда; Вест-Индские и Канарские острова в Атлантике и все обитаемые острова Тихого океана были заселены задолго до прихода испанцев, — это ли не свидетельство (какими бы ни были стимулы) давней активности человека в океанах, омывающих Америку?

Начиная с 1947 года семь плотов вышли в море от берегов Перу; шесть из них благополучно достигли Полинезии, один кончил плавание на Галапагосских островах. Команды трех плотов сошли на берег атоллов в архипелаге Туамоту (Рароиа, Матахива, Факарева); четвертый причалил к Ракаханга на западе Центральной Полинезии, — правда, капитан погиб, но остальные члены экипажа уцелели; пятый прошел сквозь всю Полинезию и направлялся в Меланезию, но его задержали на Самоа; шестой, пройдя от острова к острову через Полинезию, добрался до Австралии. Если люди за два десятка лет шесть раз успешно совершили плавание на плоту из Перу в Полинезию, зачем приписывать деревьям и рыбам перенос изделий и сельскохозяйственных культур? Оценим беспристрастно омывающие Америку океаны: могучие водные барьеры, внушающие трепет и обескураживающие аборигенов, однако преодолеваемые немногими вездесущими скитальцами, причем намеренное или ненамеренное странствие здесь несравненно быстрее, безопаснее и приятнее, чем долгое путешествие через суровые дали Арктики. Признав, что первобытные племена сумели одолеть огромные расстояния в Арктике и по льду добрались до Америки, мы не должны отметать возможность того, что такие же племена, не говоря уже о представителях развитых культур, могли совершить более легкий путь, дрейфуя из Азии или Африки с каким-либо из течений, идущих к Америке. Согласимся, что до сих пор ни арктическое, ни тропическое побережье Америки не поставили нам археологических, этнографических или лингвистических данных, которые позволили бы отдать исключительное предпочтение одному какому-то входу в древнюю Америку. До тех пор пока какая-либо из спорящих сторон не собрала решающих аргументов, лучше воздержаться от догматических выпадов и предвзятых суждений, сосредоточить усилия на дальнейших археологических и генетических исследованиях — и быть готовыми к тому, что проблема окажется достаточно сложной, чтобы к ней стоило подходить осмотрительно, держась умеренного, среднего курса.

Кто осматривал древние египетские гробницы, мог заменить нередко повторяющийся сюжет стенных росписей — лодку в виде полумесяца. Кто видел столь частые на древнеперуанских погребальных кувшинах изображения камышовых лодок, мог заключить, что лодки на фресках поры фараонов — такого же типа, какой использовали в Древнем Перу до инков.

У перуанских камышовых лодок изящно изогнутые нос и корма; на изображениях видны также веревки, которыми связан камыш. Таким же способом делались лодки в Египте.

На древнеперуанской лодке почти всегда изображен верховный жрец, а то и сам бог солнца. Это характерно и для Египта, где такие ладьи называли «солнечными».

Древние перуанцы изображали рядом с членами команды причудливые человекоподобные фигуры с птичьей головой и изогнутым клювом. Они либо стоят на палубе, либо помогают тянуть лодку канатами. На изображениях египетской «солнечной» ладьи тоже почти всегда существа с птичьей головой и крючковатым клювом стоят на палубе или тянут лодку канатами.