Умар и Мусса связали для нас небольшую папирусную лодку. Мы испытали ее в окружении целой флотилии таких же лодок, потом водрузили на кабину джипа. Мусса был профессиональный мастер. Мы узнали, что он однажды сделал из папируса ладью, на которой перевезли через озеро в Нигер восемьдесят коров. Сам Мусса говорил только на языке будума, но Умар переводил на местный арабский диалект, а их товарищ Абдулла с арабского на французский.

Мои новые знакомые мне очень понравились. Это были люди со светлой головой и отличным чувством юмора: лишнее доказательство того, как нелепо судить о человеке по цвету кожи.

Встреча с лодочными мастерами в папирусных зарослях озера Чад стала для меня последним толчком. Много месяцев в моем сознании зрел план, и теперь я спросил Умара, согласен ли он поехать со мной в Египет, чтобы сделать там для меня большую «кадай». Умар согласился при условии, что и Мусса отправится с нами. Абдулла вызвался быть переводчиком.

В забытом уголке нашего мира, где еще с дофараоновых времен из поколения в поколение передавалось искусство строительства лодок, я приобрел новых друзей. Теперь можно было не сомневаться, что у меня будет папирусное судно.

Борт «Ра», 25–28 мая.

У всех на «Ра» отличное настроение, мы хорошо ладим друг с другом. Наше важнейшее открытие — за 12 дней в морской воде папирус не изменился. Абсорбция воды почти не сказывается. Двое из экипажа болели, но быстро поправляются благодаря уходу русского врача Юрия Сенкевича.

«Ра» — хорошее судно. Древние росписи, которые мы тщательно скопировали со стен египетских гробниц, показывают, что конструкторы той поры строили суда, рассчитанные на сильную высокую волну; для тихого Нила в этом не было нужды. Когда мы получше освоим древнее рулевое устройство, мы сможем уверенно управлять этим морским судном.

В первый день плавания, 25 мая, северо-западный ветер грозил выбросить нас на берег Марокко. Все же нам удавалось держать курс 90° к ветру, пока из-за крутой волны не сломались оба рулевых весла и рея. Наши гребные весла из кедра помогли сохранить курс, не позволяя ветру прибить нас к берегу.

26 мая в 8.00 по Гринвичу наши координаты были 31°40′ северной широты, 10°50′ западной долготы.

Очень сильный северный ветер и волны высотой до 3–4 метров вынуждали все внимание уделять маневрированию.

Норман Бейкер и Сантьяго Хеновес соблюдали постельный режим… У Нормана — грипп, температура 39°, Сантьяго страдал от какого-то тропического кожного заболевания. У обоих дело шло на поправку. Пока никто не жаловался на морскую болезнь.

27 мая в 8.00 по Гринвичу наши координаты были 31°20′ северной широты, 11°48′ западной долготы. Сегодня Абдулай Джибрин исправил рулевое весло. Рею тоже починили и еще до вечера лодка стала слушать руля так же, как в начале плавания. «Ра» идет великолепно, скользит по волнам, словно лебедь.

Четвертый день утром, в 8.00 по Гринвичу, координаты — 38°28′ северной широты, 12°23′ западной долготы.

Борт «Ра», 3 июня.

31 мая в 17 часов наша папирусная лодка миновала опасный мыс Юби и повернула на запад, в открытый океан. Прощаясь со Старым Светом, мы увидели напоследок низкий берег, несколько домиков маленького порта в том месте, где Африка образует как бы угол и уходит на юг. После недельного дрейфа вдоль берегов Северной Африки «Ра» обогнула угол. Ветер и течение несут нас по широкой юго-западной дуге к Америке. Если исключить однодневную передышку, могучие волны непрестанно обрушивались со страшной силой на лодку, но «Ра» держится на гребнях как пробка. Мы надеемся, что поединок с волнами умерится, как только мы подальше уйдем вдоль пассатной полосы и перестанут сказываться течения, которые создают волну у побережья и в проливах между Канарскими островами.

Как бы умело современный человек ни научился управлять папирусной лодкой, пришлось основательно потрудиться, чтобы нас не разбило о марокканский берег. Все, чем мы пытались рулить в изрытом волнами море, ломалось. Только связки папируса выдержали все испытания. Оба восьмиметровых рулевых весла сломались одновременно. Запасное мы не тронули: вдруг не выдержит, тогда нечем будет рулить в океане. Но как-то надо было уйти от берега, и мы стали рулить тремя из наших пятиметровых гребных весел. Они тоже сломались; четвертое мы упустили. Одновременно не выдержала рея. Без паруса и руля мы всецело зависели от плавучего якоря и уцелевших весел.

Задача осложнялась тем, что два человека, в том числе наш единственный настоящий моряк, болели. В эти критические дни они большую часть времени вынуждены были проводить в маленькой бамбуковой каюте посреди лодки. Мы очень хорошо представляли себе, что ожидало древних мореплавателей, попытайся они на подобном судне идти у этих берегов. Оказавшись во власти стихий, при сломанном руле, они либо рисковали быть выброшенными на мель и потерпеть крушение, либо побеждали волны и, миновав мыс Юби, выходили в открытый океан. Как и мы, они оказались бы здесь в могучем океанском течении, которое вместе с пассатом понесло бы их прочь от Африки, к Новому Свету.

Теперь Северная Африка и Канарские острова остались сзади, все семеро здоровы и трудятся, и мы полностью восстановили свой контроль над лодкой. Рея починена; и широкий парус с оранжевым солнечным диском снова наполнен ветром, который увлекает нас на запад со скоростью два-три узла. Борьба с веслами и канатами кончилась. «Ра» держит курс с помощью аварийного руля, сделанного из весельных лопастей, привязанных к прочному брусу — запасной мачте. Так что нам удалось восстановить рулевое устройство, реконструированное по древним египетским росписям. Сколько неприятностей удалось бы избежать, если бы руль был сделан из более прочного и толстого дерева.

Наша интернациональная команда превзошла все ожидания. Никто не жаловался на нервы или морскую болезнь. Несмотря на языковые барьеры, все отлично ладили и сотрудничали. Американец Норман Бейкер отвечал за навигацию и держал радиосвязь с США, Советским Союзом, Норвегией и Италией, даже когда лежал с температурой в спальном мешке. Теперь он опять в строю.

Врач Юрий Сенкевич из Советского Союза быстро осваивается с морским делом. Благодаря его замечательному врачебному искусству, оба наши пациента поправились в рекордно короткий срок.

Абдулай Джибрин из Чада (Центральная Африка) никогда прежде не видел океана. С удивлением он обнаружил, что вода в море соленая. Фонтанирующего кита он принял за бегемота. Абдулай по специальности плотник — как раз тот человек, который был нам нужен, чтобы чинить и находить замену ломавшимся деревянным конструкциям.

Карло Маури, итальянский альпинист (один из сильнейших в мире) единственный из нас ухитрялся в трудные дни и ночи забираться на лихо качающуюся двойную мачту. Никто не сравнится с ним в искусстве обращаться с канатами и узлами.

Сантьяго Хеновес, мексиканский исследователь, специализирующийся на древних культурах, быстро разобрался в особенностях рулевого устройства «Ра». Методический подход к вещам и знание языков сделали его идеальным квартирмейстером. В его ведении сотни глиняных кувшинов, бурдюки из козьих шкур и корзины, словом, весь наш провиант и питьевая вода, которые занимают почти всю палубу.

Он же, вместе с нашим полиглотом, египтянином Жоржем Сориалом, выполняет важные функции переводчика. Только трое из нас владеют сразу тремя языками, которые в ходу на борту: английским, французским и итальянским. С Абдулаем Жорж объясняется по-арабски и кое-как по-французски. Он наш рыбак и подводник, да к тому же оказался превосходным коком. Восточные блюда Жоржа вполне могут померяться с итальянской кухней Карло.