Од протянула руку в перчатке из фиолетовой кожи и помогла девочке взобраться в седло.

– Прошу вас, мадемуазель моя дочь. Не хотите ли вы что-нибудь взять с собой? Только умоляю вас, оставьте все ваши лохмотья. Они унижают ваше достоинство.

– Только сундучок, в котором я храню разные безделушки, – ответила Анжелика сладким голоском. – Их так мало. Смешные талисманы, найденные то тут, то там. Я копила их тайком от ведьмы, которая наверняка отобрала бы их у меня. Я надеялась, молилась, чтобы в один прекрасный день лучезарная принцесса приехала и освободила бы меня. И вот она приехала. Вы приехали, мадам моя мать. И другой матери у меня нет.

Неведомые ранее эмоции, на которые она всегда считала себя неспособной, захлестнули мадам де Нейра. Она смаковала это неожиданное, столь приятное ей обращение: «мадам моя мать».

Наконец ее жизнь изменится. Мир станет терпимее. Анжелика разгонит тени, слишком долго окружавшие ее.

Она повела лошадь шагом, молча, поскольку боялась, что голос выдаст ее волнение.

Когда они добрались до лачуги, Од помогла девочке спешиться.

– Поторопись, моя нежная крошка. Нужно быстро и навсегда проститься с прошлым.

И только одна тень омрачала радость Од, густая тень. Как сообщить камерленго, что женщине де Суарси в третий раз удалось избежать смерти? Матильда вновь стала необходимой. Только она одна могла, изобразив раскаяние, приблизиться к матери вплотную, чтобы завершить то, что не удалось этим неумелым идиоткам. Однако подобная стратегия лишь наполовину устраивала мадам де Нейра. Она хотела, чтобы Матильда шпионила за матерью, собирала более или менее сфабрикованные доказательства, которые потом в случае необходимости можно будет использовать против прекрасной Аньес, уничтожив ее будущее. Но сейчас время поджимало. Аньес молода и обладает превосходным здоровьем. Она может родить еще много детей. Значит, она должна умереть как можно скорее. Иными словами, мадам де Нейра следует обучить глупую Матильду приемам отравителей и раздобыть яд. Но Од совершенно не доверяла этой глупой девице. Если ее застигнут на месте преступления и выдвинут против нее обвинения, Матильда без колебаний расскажет обо всем и назовет имя своей благодетельницы. Ну и положение! Если, конечно, Матильда вслед за матерью не встретится со своим Создателем. Сразу же, иначе судьи начнут ее расспрашивать. Да, замечательная мысль!

Анжелика вышла из лачуги. В руках она держала небольшой сундучок. Ее радостный смех окончательно прогнал мрачные мысли мадам де Нейра.

На следующий день Монж де Брине в сопровождении трех жандармов подъехал к лачуге. В тусклых лучах осеннего солнца они увидели тело ведьмы со стрелой, торчащей из горла.

– Прекрасный выстрел, – прокомментировал бальи.

Он почти не удивился. Заказчики ведьмы, узнав, что их планам опять не суждено осуществиться, пришли в ярость. К тому же она становилась неудобным свидетелем.

По приказу бальи один из его людей взвалил труп на боевого гнедого коня,[104] не скрывая омерзения. Монж успокоил его:

– Как только кто-нибудь из жителей Сетона опознает ее, мы избавимся от тела. Не волнуйся. Она и при жизни-то не имела никакой власти, а уж после смерти и подавно.

Матильда де Суарси, вновь ставшая Матильдой д’Онжеваль, прилагала неимоверные усилия, чтобы сохранить достоинство, общаясь с этой белокурой девочкой. Она была уязвлена, когда та появилась неделю назад в особняке мадам де Нейра. Ведь она привыкла считать себя его второй хозяйкой. Юность, красота, сообразительность Анжелики приводили Матильду в отчаяние. А также нескрываемая нежность, с которой мадам де Нейра обращалась с девочкой. Да будет проклята эта девчонка, ее прекрасные волосы, холодный взгляд голубых глаз, очаровательное личико! Впрочем, речь не шла об истинной ревности. Матильда не испытывала никакой душевной привязанности к своей наставнице. Она просто нуждалась в ней, в ее советах и деньгах, чтобы довести до совершенства свое образование, которое, как она предчувствовала, поможет ей в дальнейшем. Анжелика стала соперницей. Мадам де Нейра приказала одевать девочку как принцессу. Матильда тщательно осмотрела все туалеты Анжелики, желая убедиться, что они не были роскошнее нарядов, подаренных ей. Существовала еще одна деталь, успокоившая Матильду: для Анжелики не купили ни одного украшения. Значит, мадам де Нейра считала Анжелику еще девочкой.

Казалось, Анжелика не замечала враждебности Матильды. Она старалась угодить ей, расхваливала ее осанку, приятный тембр голоса, соблазнительную теплоту карих глаз, бледную кожу. Она ходила за Матильдой по пятам, как преданная собачонка. Сопровождала ее на прогулках, устраивалась рядом, когда Матильда делала вид, что читает, чтобы отделаться от назойливой Анжелики.

Матильда оторвала глаза от поэмы, строки которой просматривала, не читая и даже не понимая.

Ее взгляд упал на Анжелику, которая терпеливо ждала, лучезарно улыбаясь и сидя прямо на стуле, как того требовала мадам де Нейра. С надеждой в голосе девочка спросила:

– Я хочу вам помочь. Разрешите мне поменять душистую воду в вашей туалетной комнате, мадемуазель.

– Даже не думайте об этом, мадемуазель, – сухо ответила Матильда. – Этим должны заниматься слуги. Эти недостойные занятия повредят вашей репутации.

– А… – выдохнула расстроенная Анжелика. – Но что я могу сделать, чтобы угодить вам? Мне так жаль, что я слишком юная и немного неотесанная. Ведь такую совершенную барышню, как вы, не интересуют мои разговоры.

Матильда чуть не ответила: «Ты можешь немедленно исчезнуть. Навсегда». Но вместо этого она немного помолчала, боясь, что ее слова вызовут гнев благодетельницы. Тщетно стараясь унять раздражение, которое явственно слышалось в ее голосе, она объяснила:

– Анжелика, вы ангел и не должны судить себя так строго. Конечно, вы еще ребенок, ищущий развлечений, в то время как я уже превратилась в женщину. Я не хочу вас обижать, но признаюсь вам откровенно: с мадам де Нейра меня объединяют связи более… Как бы это выразиться?

– Тесные? – подсказала девочка, лицо которой стало печальным и суровым.

– Нет… Скажем, более подобающие.

– Конечно, я понимаю, – тяжело вздохнула Анжелика. – С вашего разрешения я удалюсь, мадемуазель. Вы сможете продолжить читать книгу в тишине. Однажды, совсем скоро, я научусь читать так же хорошо, как и вы. Это такое наслаждение, верно?

– Да, – согласилась Матильда, совершенно равнодушная к чтению.

Но, как говорила мадам де Нейра: «Книга или вышивание в руках придают даме достойный вид и доказывают, что она не легкомысленная глупышка».

Тревожное предчувствие ни на мгновение не покидало Аньес. После ареста отравительницы она медленно шла на поправку благодаря постоянной заботе мессира Жозефа из Болоньи. Конечно, врач предостерег Аньес: отравление свинцом – очень стойкое. Тем не менее жизнь постепенно возвращалась к ней. Однако она никак не могла отделаться от мрачного настроения, которое раньше объясняла своим физическим состоянием.

Ее любимый супруг отсутствовал вот уже пять дней. Деловая поездка затягивалась, чего раньше никогда не случалось. Никто не приезжал, чтобы передать ей весточку от мужа. Это выглядело странным, поскольку прежде он никогда не упускал ни малейшей возможности прислать ей записку, если задерживался даже на два дня. Монж де Брине старательно избегал Аньес, что она могла бы расценить как невежливость, если бы не чувствовала, что за всем этим скрывается какая-то неприятная тайна. Монж рассказал ей о признаниях Жильеты. Аньес не хотела знать больше. Она и так все понимала. По сути, новое наступление врагов не удивило Аньес, хотя она каждый вечер молила Бога, чтобы он хранил их от происков злодеев. Что касается Франческо де Леоне, то он порой исчезал, возвращался, весь разбитый усталостью, ночью и сразу же уходил, даже не поужинав, в свою комнатку в служебной постройке, чтобы не давать повода для сплетен в отсутствие графа. Когда Аньес сталкивалась с рыцарем, она принималась расспрашивать о его продолжительных поездках. Правда, не особенно настойчиво. Франческо де Леоне отвечал ей странной улыбкой, прищурив свои бездонные голубые глаза, а затем придумывал какой-нибудь невразумительный предлог.