— Ты не умрешь, — сказал король, гнусно усмехаясь. — Тебя продадут в рабство, и все, кто помогал тебе, тоже последуют за тобой.

И тут король стал торопливо отдавать распоряжения, причем некоторые из них показались Агбе и его приятелям подозрительными. Предатели насторожились.

— Эй, стража! — крикнул король. — Сыщите мне работорговца, который мог бы немедленно погрузить на корабль весь этот сброд.

Что значит «весь этот сброд»? Агба Эде встревожился.

Работорговец вскоре явился. Сначала он долго говорил о чем-то с королем, потом надел на шею Камелефаты железный ошейник и… точно такой же — на шею Агбы и остальных предателей.

— Но, ваше величество, я же был верен вам, — возмутился Агба.

— Ты и Камелефате был верен, пока не предал его. Вот и получай плату за предательство, — заключил король и повернулся к нему спиной.

Агба Эде и Камелефата снова оказались вместе. Агба, вспоминая историю своего предательства, очень страдал; неукротимая жажда власти подвела его.

По узеньким улочкам города Освободителя и других рабов повели на берег. Их провожали равнодушные взгляды городских жителей, для которых в этой процессии не было ничего нового.

И вот человек, который столько сил положил в борьбе с работорговлей, мужественный и мудрый юный вождь ашуку поднялся по трапу судна работорговцев.

В мрачном трюме этой каравеллы для Освободителя погасли, казалось, даже последние проблески живой жизни. Вокруг была та беда, то страшное горе, которое он мечтал во что бы то ни стало победить, и переживал он свое поражение так сильно, как не пожелал бы и врагу. Бесчисленное множество рабов, обнаженных до пояса и закованных в цепи, было буквально вбито в трюм и размещено здесь самым невероятным образом. Некоторые лежали, скрючившись, как безжизненные мумии; другие сидели, с трудом вытянув ноги; третьим уж совсем не хватало места, и они скорчились в самых неестественных позах. Камелефату подвели к тем, кто сидел на первый взгляд довольно удобно по сравнению с остальными, и приковали к ним цепью. И тут безоружный Освободитель окончательно понял всю безвыходность своего положения. Все же страха перед грядущей судьбой он не чувствовал и готов был бросить ей вызов, какой бы страшной она ни оказалась.

Его мысли были там, в лесной деревне, с друзьями, которые теперь, увы, не могли оказать ему ни малейшей помощи.

Сума, вернувшийся поздно ночью и далеко отогнавший неприятеля, узнал ужасную новость: Агба Эде взял Освободителя в плен. Храбрый Сума не мешкая снарядился в путь, горя желанием во что бы то ни стало помочь своему другу и брату.

С гневом и отчаянием в сердце шагал Сума через ночной, темный лес по направлению к городу.

Сума так быстро примчался в порт, словно за ним гнался сам дьявол. Он готов был уплатить любую цену, лишь бы выкупить Камелефату, но было уже поздно. Вдали у самого горизонта разворачивала свои паруса нагруженная рабами каравелла, держа курс на Антильские острова, и в ее трюме вместе с другими рабами плыл Камелефата-Освободитель.

Не отрываясь смотрел Сума на далекое судно, увозившее одного из лучших людей Африки, во всяком случае, одного из самых честных ее сыновей. Сума не утирал бегущие по щекам слезы. Для него Камелефата умер, но будет жить вечно. Он умер, потому что уехал туда, откуда никто не возвращается; он будет жить вечно, потому что стал символом свободы.

«Но борьба за свободу не закончилась, — думал Сума. — Она будет продолжаться, как того хотел Освободитель. Без него она будет более долгой, более жестокой, но Камелефата научил своих людей не отчаиваться».

Сума опустил голову; самым трудным было теперь сообщить обо всем Ситье. Он побрел прочь от берега, обдумывая, как же ему быть, — ведь это он должен заменить Камелефату в борьбе с работорговцами.

— Что ж, я попробую, — печально прошептал он.

Он, конечно, сделает все, что в его силах, но как ужасно, что человек, который развернул эту благородную борьбу, теперь плывет навстречу своей печальной судьбе к Антильским островам, в этот рабовладельческий ад.

Камелефата оказался в одной из самых утомительных поз, когда его загнали в трюм рабовладельческого судна. Он и не подозревал, что сидеть без движения так тяжело. Они плыли уже три дня, и у него онемели и ныли все части тела, правда, рана в плече из-за вынужденной неподвижности болела теперь гораздо меньше. Есть он не мог, хотя пищу приносили им два раза в день: не мог вынести издевательского взгляда слуги, в котором читалось: «Ты — всего лишь жалкий раб в сравнении со мной!» А действительно, во что он превратился здесь, в этом трюме? Ведь он когда-то был гордым Камелефатой, и, вспомнив об этом, он словно очнулся. Ведь пока что на его долю выпала лишь малая толика тех страданий, которые ждут всякого раба. Силы еще понадобятся ему впереди, так же как и присутствие духа. И Камелефата вновь гордо вскинул голову.

Прошло еще несколько дней. Судно неуклонно приближалось к цели своего назначения. Для рабов было бы даже лучше поскорее добраться до места, потому что пребывание в темном и дурно пахнущем трюме становилось невыносимым; море они едва видели — только в иллюминаторы по утрам, когда в трюм впускали немного свежего воздуха.

Однажды утром Камелефате показалось, что на палубе какая-то странная суматоха, да и судно зачем-то все пытается набрать скорость, но не может, потому что слишком тяжело нагружено своим живым товаром. Чуть позже Камелефата послышались пушечные выстрелы, и у Камелефаты не осталось больше сомнений: в открытом море на каравеллу напали пиратские суда. В этом сражении Камелефате терять было нечего, а обрести он мог многое.

Видно ему не было ничего, но он предполагал, что корсары, скорее всего, одерживают верх. Похоже было, что один из их кораблей пришвартовался к корме каравеллы и сильно ее раскачал.

Вдруг трое вооруженных работорговцев вошли в трюм, где находились скованные между собой рабы, и отобрали человек двадцать. Они заставили их подняться на палубу, и один из работорговцев указал им пистолетом на бездонные океанские глубины: туда несчастным надлежало броситься, чтобы облегчить судно, неспособное развить нужную скорость.

Среди этих двадцати, обреченных на смерть в волнах океана, был и Камелефата. Если бы работорговцы умели читать мысли, то увидели бы, что Камелефата рад броситься в море, даже если ему суждено там погибнуть. Юноша вдохнул свежий чистый воздух всей грудью и решительно прыгнул в воду, за ним последовали остальные девятнадцать осужденных, в том числе Агба Эде.

Так судьба вновь свела этих людей.

Флибустьеры[19] заметили «пловцов поневоле» и стали подбирать их, вылавливая из воды.

Камелефата одним из первых самостоятельно взобрался на борт пиратского судна и глянул на воду: Агба все еще плыл. Вдруг позади него появилась огромнейшая акула с разинутой пастью. Камелефата крикнул, но слишком поздно: акула схватила Агбу и тут же ушла со своей добычей под воду. Все было кончено.

Позже Камелефата спрашивал себя: зачем он пытался предупредить Агбу? Сделал он это бессознательно и сам не мог объяснить почему. Видно, просто не мог равнодушно смотреть, как погибает человеческое существо, и ничего не предпринять. Однако, вспомнив о тех преступлениях, которые совершил Агба Эде, Камелефата прошептал: «Теперь уж ты никого не убьешь, никого не предашь, никому не сделаешь зла».

Между тем корабль корсаров (оказалось, что он был всего один) продолжал погоню за судном работорговцев, на котором вынуждены были признать, что боя избежать не удастся. Капитан каравеллы сманеврировал так, чтобы артиллеристам удобнее было стрелять из пушек, размещенных по левому борту. Флибустьеры предвидели этот маневр, развернулись еще быстрее и дали залп из своих орудий, расположенных по правому борту.