– А как вы думаете, ради кого Элеонора могла бы пожертвовать собой? — спросила Мэри; губы ее дрожали.

– Это как раз та задача, которую вы должны помочь нам решить. Вам ведь известно прошлое Элеоноры.

– Простите, — сказала Мэри холодно, — я ничего не знаю о личных предпочтениях и чувствах Элеоноры, пусть эту задачу решает кто-нибудь другой, а не я.

Я попробовал изменить тактику.

– Когда мисс Элеонора сообщила вам, что ключ находился у нее, упомянула ли она, каким образом он попал к ней?

– Нет.

– Значит, она сообщила вам только факт, без всяких объяснений?

– Да, без всяких объяснений.

– Меня удивляет, что она решилась сделать такое важное признание той, которая всего за несколько часов до этого кинула ей в лицо ужасное обвинение.

– Что вы хотите этим сказать? — спросила девушка дрожащим голосом.

– Вы ведь не будете отрицать — вы с самого начала верили в то, что это преступление было совершено не без участия вашей кузины, мало того — вы высказали ей это в лицо.

– Объясните, что значат ваши слова, — прошептала Мэри.

– Разве вы забыли то, что говорили в своей комнате перед тем, как мы вошли туда с мистером Грайсом в первый день следствия?

– Вы все слышали! — прошептала она и закрыла лицо руками.

– Я не хотел подслушивать, но в тот момент я стоял прямо за дверью…

– Что вы слышали?

Я повторил услышанные мною слова.

– А мистер Грайс?

– Он стоял рядом со мной.

Казалось, Мэри готова была пронзить меня взглядом.

– А после того, как вы вошли, между нами еще продолжался разговор? — спросила она.

– Нет.

Девушка помолчала, а затем проговорила:

– Значит, вот ради чего вы пришли ко мне сегодня вечером? Вы мучаете меня своими вопросами, вы отравляете мне жизнь!

– Простите, — сказал я, — но ведь целью моих вопросов является спасение вашей кузины. Неужели я зашел слишком далеко, спросив, какие вы имели основания обвинять ее в преступлении? А на следствии вы заявили, напротив, что считаете ее совершенно невинной…

Мэри не слушала меня.

– Как ужасна моя судьба, — прошептала она, — как ужасна!..

– Мисс Левенворт, — сказал я, подходя к ней еще ближе, — хотя вы в данную минуту в ссоре со своей кузиной, но ведь не можете же вы желать ее гибели. Говорите же, назовите мне имя той особы, ради которой она готова пожертвовать собой. Всего лишь один намек с вашей стороны…

Девушка как-то странно взглянула на меня и, встав с места, проговорила холодно:

– Если вы этого сами не знаете, я не могу вам ничего сообщить. Пожалуйста, избавьте меня от ваших вопросов, мистер Рэймонд. — И она опять взглянула на часы.

Я снова переменил тактику.

– Мисс Левенворт, вы как-то спросили меня, должен ли человек, совершивший какой-нибудь проступок, непременно в нем сознаться. Я сказал, что такое признание необходимо, если этим можно исправить свою вину. Вы помните это?

Губы ее зашевелились, но она не проронила ни слова.

– Я пришел к тому убеждению, — продолжал я, — что открытое признание — единственный выход из создавшегося положения. Только вы можете спасти Элеонору от угрожающей ей опасности. Ответите вы мне или нет?

Глаза ее наполнились слезами; я уже думал, что на этот раз достиг своей цели, но она только прошептала:

– Ах, если бы я могла это сделать!

– Но почему вы не можете? Вы не будете чувствовать себя счастливой до тех пор, пока не сделаете этого. Мисс Элеонора молчит, но это еще не значит, что вы должны следовать ее примеру. От этого ее положение становится еще более двусмысленным.

– Я знаю, но не могу поступить иначе. Я не могу избежать того, что предопределено судьбой.

– Напрасно вы так думаете. Всякий способен разбить оковы, подобные вашим, созданные одним лишь воображением.

– Нет-нет, — воскликнула бедняжка, — вы не понимаете меня!

– Я знаю только, что честный человек избирает прямой путь, а кто сходит с этого пути, тот не прав.

Лицо ее вдруг приняло трогательное выражение; она, казалось, собиралась уже сказать что-то, как вдруг раздался звонок.

– Ах, — воскликнула Мэри, — скажите ему, что я не могу его принять, не могу его видеть!

– Мисс Левенворт, — воскликнул я, взяв ее за руку, — я задал вам вопрос, от которого зависит судьба вашей кузины. Отвечайте, скажите, какие обстоятельства заставили вас…

Но она уже не обращала на меня внимания — она вырвала свою руку из моей и тревожно воскликнула:

– Дверь! Она сейчас откроется и…

Я вышел в переднюю и, увидев Томаса, сказал, чтобы он подождал внизу. Дворецкий ушел.

– Вы ждете от меня ответа? — воскликнула Мэри. — Но я не могу дать его сейчас, не могу!

– Мисс Левенворт! Я боюсь, что если вы не скажете сейчас, то потом будет уже поздно.

– Нет, не могу, — ответила она.

Во второй раз прозвенел звонок.

– Вы слышите? — воскликнула она.

Я вышел в переднюю и крикнул Томасу:

– Теперь вы можете открыть дверь!

После этого я хотел вернуться к Мэри, но она решительно указала мне на дверь со словами:

– Оставьте меня.

– Я еще зайду к вам перед уходом, — произнес я и быстро поднялся по лестнице.

Томас открыл входную дверь.

– Мисс Левенворт дома? — услышал я чей-то слегка дрожащий голос.

– Да, сударь, — ответил Томас с глубоким почтением.

Я перегнулся через перила и, к своему удивлению, увидел Клеверинга. Тот поднялся по лестнице и исчез за дверьми гостиной.

Удивленный этим неожиданным визитом, я стоял на лестнице, стараясь собраться с мыслями, как вдруг до моих ушей донесся знакомый монотонный голос. Я подошел к дверям библиотеки и услышал, как Харвелл читает вслух выдержку из рукописи своего покойного патрона. Я открыл дверь и вошел в комнату.

– Как вы поздно, — произнес он, встал и пододвинул мне стул.

– Да, — машинально ответил я: мыслями я был внизу, в гостиной.

– Вы, кажется, не совсем здоровы, — заговорил опять Харвелл.

Я тотчас взял себя в руки и углубился в чтение рукописи, но буквы плясали перед моими глазами.

– Боюсь, что сегодня я для вас плохой помощник, — сказал я наконец. — Я не в состоянии сосредоточиться на работе, пока убийца автора этой рукописи не будет, наконец, найден.

Секретарь тоже отодвинул от себя бумаги, как будто и ему они опротивели, но ничего не сказал.

– Мистер Харвелл, тайну этого ужасного убийства во что бы то ни стало надо раскрыть, поскольку из-за этого мучаются и страдают близкие нам люди.

Секретарь вопросительно взглянул на меня и прошептал:

– Мисс Элеонора?

– А также мисс Мэри и другие, наконец, вы сами и я.

– Вы действительно с самого начала выказали необыкновенный интерес к этому делу, — сказал Харвелл, глядя на свое перо.

Я с удивлением взглянул на него:

– А вы? Разве вас не интересует то, что честь и доброе имя семьи, в которой вы жили, затронуты и, может быть, погублены навеки?

Он смерил меня недоброжелательным взглядом и ответил:

– Я же говорил вам, мистер Рэймонд, что мне неприятна эта тема!

Секретарь поднялся с места.

– Приятна она вам или нет, меня не касается, — проговорил я с досадой. — Если вы знаете что-нибудь имеющее отношение к этой трагедии, ваш долг сообщить об этом. Положение, в котором в данную минуту находится мисс Элеонора, должно возбудить в сердце каждого…

– Если бы я знал что-нибудь, что сняло бы с нее это тяжкое подозрение, я бы уже давно все рассказал, — ответил секретарь.

Я закусил губу и тоже встал.

– Если вам нечего больше мне сказать и вы не расположены сегодня работать, то позвольте мне удалиться. Мне надо увидеться с одним из моих друзей, — сказал секретарь.

– Пожалуйста, я вас не задерживаю, — ответил я с горечью.

Харвелл вежливо поклонился и вышел из комнаты. Я слышал, как он пошел по лестнице наверх, и был очень рад, что остался наконец один. Я снова уселся в кресло, чтобы собраться с мыслями, но вскоре почувствовал, что находиться одному в этой комнате для меня невыносимо. Когда по звуку шагов Харвелла я догадался, что он снова спускается, то вышел к нему навстречу и объявил, что если не помешаю, то пройдусь с ним немного.