Перед Теодором Раксолем предстал очень молодой человек с глубокими черными глазами и наивной мальчишеской физиономией. Они заговорили. Подошел Жюль с бифштексом. Раксоль старался, но не мог поймать взгляд лакея. Обед начался.

— Ах, папа, — воскликнула Нелла, — как много ты положил горчицы!

— Неужели? — спросил Раксоль и случайно взглянул в зеркало, висевшее слева, в простенке между окнами.

Он увидел в нем отражение Жюля, который стоял за его стулом, и заметил, что Жюль зловеще, многозначительно подмигнул мистеру Реджинальду Диммоку.

Раксоль стал молча рассматривать горчицу на своей тарелке, и ему показалось, что он, похоже, и в самом деле положил ее слишком много.

Мистер Реджинальд Диммок, несмотря на свою молодость, оказался человеком светским и опытным, к тому же прекрасным собеседником. Разговор между ним и Неллой Раксоль не смолкал ни на минуту. Они болтали о Петербурге, о покрытой льдом Неве, об оперном театре, о вкусе русского чая, о сладости русского шампанского и о прочих особенностях русской жизни. Исчерпав тему России, Нелла сделала легкий обзор собственного времяпрепровождения, с тех пор как рассталась с молодым человеком в российской имперской столице, чем вернула разговор обратно, к Лондону, вокруг которого он и вращался, пока не был съеден последний кусочек бифштекса.

Теодор Раксоль заметил, что мистер Диммок был крайне неразговорчив, когда беседа касалась его собственных дел, и прошедших, и будущих. Молодой человек производил на него впечатление типичнейшего придворного паразита, и американец недоумевал, каким образом удалось тому получить столь ответственную должность при особе великого герцога Познанского, да и кто такой был сам этот великий герцог Познанский? Миллионер смутно припоминал, будто слышал когда-то о Познани: Познань была, вероятно, одним из тех маленьких, не поддающихся описанию немецких государств, в которых пять шестых всех подданных — придворные, а остальные — угольщики или содержатели гостиниц.

Почти до конца обеда Раксоль молчал — может быть, его мысли были слишком заняты подмигиванием Жюля мистеру Диммоку, но, когда на смену мороженому пришел кофе, он решил, что, возможно, будет нелишним в интересах дела узнать хоть что-нибудь о приятеле дочери. Он никогда не подвергал сомнению ее право самой выбирать друзей и предоставлял ей полную свободу, пребывая в твердой уверенности, что врожденный здравый смысл никогда не позволит ей попасть ни в какую беду. Но уже безотносительно к странному поведению метрдотеля мистера Раксоля сильно интриговала манера общения Неллы с мистером Диммоком — манера, в которой любезное высокомерие смешивалось с очевидным желанием угодить и понравиться.

— Нелла говорила мне, мистер Диммок, что вы занимаете очень ответственный пост при особе великого герцога Ариберта Познанского, — проговорил Раксоль. — Извините мое невежество американца, но этот Ариберт Познанский — коронованная особа? Он, как вы это называете в Европе, владетельный князь?

— Его высочество не правит и никогда не будет править государством, — ответил Диммок. — Престол Великого герцогства Познанского принадлежит племяннику его высочества, великому герцогу Евгению.

— Племяннику!.. — удивленно воскликнула Нелла.

— А почему бы и нет, милая мисс?

— Но ведь великий герцог Ариберт, должно быть, еще очень молод?

— Великий герцог по прихоти случая, что нередко встречается в истории венценосных семейств, как раз одних лет с великим герцогом Евгением. Покойный родитель великого герцога был женат дважды — этим и объясняется юный возраст дяди.

— Вот прелесть-то, я думаю, быть дядей своего ровесника! Но для великого герцога Ариберта это, пожалуй, не очень уж забавно. Ведь ему приходится, очевидно, вести себя с племянником ужас как почтительно и смиренно!

— Великий герцог и мой светлейший господин относятся друг к другу как братья. Теперь, конечно, наследником престола считается великий герцог Ариберт, но, как вам, вероятно, известно, великий герцог на днях вступает в брак с одной из ближайших родственниц императора, и если появится потомство… — Мистер Диммок пожал плечами. — Великий герцог, — продолжал он, не окончив начатой фразы, — великий герцог, конечно, предпочел бы иметь своим наследником великого герцога Ариберта, который вовсе не расположен к браку. Говоря между нами — только между нами, — брак представляется ему самой печальной необходимостью. Но, конечно, будучи немецким владетельным князем, он обязан жениться. Это его долг по отношению к отечеству, по отношению к Познани.

— А насколько велика Познань? — не подумав, спросил Раксоль.

Нелла засмеялась:

— Тебе не следовало бы задавать таких вопросов, папа! Мог бы, кажется, догадаться, что интересоваться размерами немецкого княжества противоречит правилам этикета!

— Я ничуть не сомневаюсь, — сказал Диммок, вежливо улыбнувшись, — что сам великий герцог не менее других склонен подшучивать над размерами своих владений. Помню, как-то мы с принцем Арибертом прошли их за один день из конца в конец туда и обратно.

— По своей земле, значит, великий герцог далеко не уедет? Нельзя сказать, что солнце садится в его владениях, а?

— Нельзя.

— Разве что когда небо скрывают тучи, — вставила Нелла. — И что же, великий герцог сидит себе дома и благоденствует?

— Напротив, он очень много путешествует, гораздо больше, чем принц Ариберт. Могу сообщить вам по секрету — это пока никому не известно за пределами нашей гостиницы, — что его королевское высочество великий герцог с маленькой свитой прибудет сюда завтра утром, — заговорщицким тоном сообщил молодой человек.

— В Лондон? — спросила Нелла.

— Да.

— В эту самую гостиницу? — продолжала расспросы девушка.

— Да.

— О, какая прелесть!

— Вот почему ваш покорнейший слуга оказался здесь уже сегодня — в качестве авангарда.

— Но, насколько я понял, вы ведь… гм… состоите на службе у принца Ариберта, дяди великого герцога? — решил уточнить, в свою очередь, новоиспеченный хозяин отеля.

— Именно так. Принц Ариберт тоже будет здесь. У великого герцога с принцем есть дела, касающиеся серьезных финансовых операций, связанных с брачным договором великого герцога. В высших сферах, понятно.

«Для особы столь осторожной ты слишком разговорчив, голубчик», — подумал Раксоль, а вслух предложил:

— Не выйти ли нам на террасу, как вы думаете?

По дороге троицу остановил Жюль и подал Диммоку письмо.

— Только что доставлено нарочным, — сказал он.

Нелла на секунду задержала отца и шепнула ему:

— Пожалуйста, оставь меня ненадолго одну с этим мальчиком.

— Я просто нуль какой-то, пустое место! — прошептал в ответ Раксоль с деланным возмущением, ущипнув ее тихонько за руку. — Ну ладно, слушаюсь, делай со мной что хочешь. Пойду пока освоюсь в своей гостинице. — И любящий отец быстро и незаметно удалился.

Нелла и мистер Диммок сидели вдвоем на террасе и прихлебывали охлажденные напитки. Эта парочка, устроившаяся под сенью растений, расцветших по воле владельца оранжереи в Челси, представляла зрелище очень приятное, и прохожие замечали втихомолку, что в беседе этих двоих, вероятно, зарождался роман. Возможно, так оно и было, но, чтобы предсказать направление развития этого романа, требовалось более близкое знакомство с характером Неллы Раксоль.

Прислуживал им сам Жюль, и в десять часов он принес еще одну записку для молодого джентльмена. Реджинальд Диммок рассыпался в извинениях и, наскоро прочитав ее, пояснил, что его требуют по неотложному делу, касающемуся его светлейшего повелителя. Молодой человек предложил сходить за мистером Раксолем или проводить Неллу к отцу. Но мисс Раксоль весело ответила, что не нуждается в провожатых и собирается пойти спать. Нелла прибавила также, что они с отцом всегда стараются быть друг от друга независимыми.

Как раз в это время Теодор Раксоль снова прошел в личные апартаменты мистера Вавилона, и уже по дороге ему стало ясно, что известие о смене владельца успело достигнуть даже самых глубинных, низших слоев гостиничной вселенной. Во всех тайных ходах этого муравейника стоял гул: удивительную весть обсуждали даже самые последние судомойки, будто и для них такая перемена могла иметь какое-то значение.