В дальнем углу лаборатории стоял огромный стеклянный цилиндр. К нему был подведен ток большой мощности. Цилиндр был наполнен каким-то газом и семенами ржи. Горностаев посмотрел на него с молчаливым восхищением.
Под действием тока газ в цилиндре светился голубоватым сиянием. И казалось, каждое зернышко ржи светится отдельно, как будто окруженное сияющим покровом. По мысли Подшивалова, насыщенный ионизированными частицами зародыш в зерне должен был развиваться более успешно и дать повышенный урожай.
— Угадал, угадал! — пророкотал Подшивалов, потирая лысину.
Горностаев не раз шутил, что Иван Спиридонович и полысел-то оттого, что во время опытов слишком часто хватался за голову, когда случались неожиданные результаты! Подшивалов в самом, деле ставил изумительные опыты. Недавно, к примеру, он при помощи микровольтметра доказал, что каждое живое растение и семя излучает в окружающую среду некоторое количество электричества, и попытался определять по этому признаку жизнестойкость растений. Он же провел опыты по уничтожению сорняков при помощи электрического культиватора, в котором каждая ножка излучала в землю высокочастотные импульсы, убивавшие корни сорняков. Идей в этой лысой круглой голове, наверно, хватило бы на целый институт, а не только на лабораторию частных проблем.
— Ну-с, и когда же ты накормишь пятью хлебами семь тысяч человек? — шутливо спросил Горностаев.
— Я бы и накормил, да боюсь, давка будет! — засмеялся Подшивалов. — Но вот то, что облученные семена дают уже при всходе вдвое больше зеленой массы, я доказал! — и, без церемонии взяв приятеля за рукав, потащил к весам, на которых лежали пучки всходов: пышный, толстый — из облученных семян и тощенький, в столько же стволиков — контрольный. —
Мой вычислитель, Шурочка Муратова, ахнула, когда сравнила вес. Ускоряется созревание урожая, а если воздействие скажется и на развитии колоса, то мы получим возможность удвоить урожай!
— Хорошо, что не обещаешь сразу усемерить,— засмеялся Горностаев.
— Как это?
— А так. Психологи и следователи утверждают, что если человек, пытаясь нечто доказать, повторяет число семь или другое с семеркой, он наверняка врет. Да вижу, вижу! — тут же добавил он, заметив, что Подшивалов обиделся. — Вижу, что результат есть! — повторил он.
За долгие годы своей работы с такими же энтузиастами науки, каким был и он сам, Горностаев взял за правило не умалять успеха сотоварищей назойливым скептицизмом. Успех приходит не так уж часто и стоит большого труда. Другое дело, если вызывает сомнение сама цель исследования или опыта или его методика. Горностаев отлично знал, что бывает и так — иные тупицы пытаются спрятать свое неуменье и бесталанность за спиной удачливого открывателя, вольно или невольно считая, что раз паровая машина уже работает, она может окупить один или два бесплодных опыта по созданию вечного двигателя…
— Ты с новичками познакомился? — спросил Горностаев, вспомнив о цели своего визита.
— По-моему, они на чемоданах сидят, а я не люблю знакомиться на вокзале, — пренебрежительно ответил Подшивалов.
— Ну, не скажи! — невольно рассердился Константин Дмитриевич. — Орленов оборудует лабораторию, Велигина и Орич интересуются теплицами. Зачем же людей напрасно обижать? Мне звонили из обкома, просили показать на областной выставке сельского хозяйства наши новые машины. Вот и подбросим ему это дело. Кстати, и с нашими работами познакомится. Да и нам его оценка интересна, все-таки он уже кандидат наук…
— Вот, вот, — проворчал Подшивалов.— Пусть младенцы глаголют истины, а мы будем смотреть им в рот.
— Да что ты взъелся раньше времени? Если Орленов даже и покритикует нас, так это пойдет только на пользу. Чужой глаз лучше видит. Мы тут свыклись с тем, что над каждой проблемой, годами торчим, а может, иные уже решены или просто отброшены?
— Конечно, конечно, новая метла чисто метет, только весь сор на улицу вываливает,— поддразнил его Подшивалов.
— А ты хотел бы, чтобы сор в избе оставался?
В лабораторию вошел невысокий худощавый молодой человек в белом халате. Он остановился у порога.
— О чем спорят громовержцы?
— И не говори, Гриша, — пожаловался Подшивалов, — Константин Дмитриевич совсем переметнулся к новичкам.
Молодой человек поморщился, а Горностаев, почуяв в нем своего сторонника, немедленно ринулся в атаку.
— Рассуди нас, Григорий Алексеевич,— обратился он к молодому человеку.— Я считаю, что Орленов должен познакомиться с нашими работами и дать им свою оценку, а Иван Спиридонович против. Но ведь не можем мы вечно жить за семью замками?
— Ничего, этот Орленов сам все замки откроет, — засмеялся молодой человек. — Я видел, как он ходит по острову, — глаза во-острые, нос вытянут! От него не спрячешься: и достижения увидит и недостатки не обойдет.
— А ты, чуть что, сразу и о недостатках! — рассердился Подшивалов.
Молодой человек не ответил, он думал о чем-то другом. Горностаев не торопился уходить, хотя и понимал, что у Григория Алексеевича есть какое-то секретное дело к начальнику лаборатории. Горностаеву давно уже надоело секретничанье, которым Подшивалов окружил свои работы и работы помощников. Получалось так, что секретничанье это не столько защищало лабораторию от сторонних наблюдателей, сколько укрывало ее сотрудников от критики. Может быть, даже и начальника…
Григорий Алексеевич Марков был, пожалуй, любимым учеником Подшивалова. Подшивалов сам и открыл этого молодого человека в какой-то маленькой электромастерской. Марков не получил высшего образования. Окончив техникум, он пошел на производство, но страсть к изобретательству загнала его в такие дебри термодинамики и энергетики, что во многих вопросах он разбирался лучше иного дипломированного ученого. Естественно, что старик Подшивалов, отыскавший этот самородок, относился к нему с той ревностью первооткрывателя, которая бывает иной раз деспотичнее родительской любви. Помолчав немного, Марков неловко спросил:
— Что же мы будем делать с ультразвуковой установкой, Иван Спиридонович? Надо бы написать в биохимический институт. Может, они подскажут что-нибудь интересное?
— Рано! — строго сказал Подшивалов.
— Но я закончил всю серию опытов, как вы советовали.
— А ты повтори!
— Так можно повторять до бесконечности! А установка будет стоять.
— Потом, потом, Григорий Алексеевич!— недовольно сказал Подшивалов, и молодой человек, чуть заметно пожав плечами, вышел.
Вот это и была самая неприятная причуда Подшивалова! Он словно бы боялся выпустить из-под своего контроля те приборы и аппараты, которые создавались в его лаборатории. Константин Дмитриевич знал, о чем идет речь. Марков спроектировал и построил ультразвуковую установку для консервирования фруктов. Но, продолжая опыты, он выяснил, что токи высокой частоты убивали микроорганизмы в любой среде. Следовательно, эту установку можно было применить не только для консервирования фруктов, но и для консервирования мяса, молочных продуктов. Надо было только посоветоваться с биохимиками, может быть, привлечь их к созданию промышленных образцов. И вот Подшивалов запрещал ему «рассекречивать» работу.
— Слушай, Иван, ты долго будешь держать Маркова на голодном пайке?
— Он пока еще не голодает! — сердито ответил Подшивалов. — Тут, — он ударил себя по лбу, — идей хватит не на одного Маркова!
— Но ведь установка-то готова?
— А это еще надо проверить!
— Да ты и так проверяешь ее целый год!
— А большие открытия сразу не делаются! Вот Башкиров пришлет к нам биолога, тогда мы и закончим проверку.
— Но Марков прав, проще обратиться в институт биохимии.
— А по-моему, сложнее! — упрямо ответил Подшивалов.— Посторонним у нас делать нечего. От них только смуты начинаются. Не успеешь оглянуться, как на наш прибор посадят чужую марку и будет установка уже не филиала, а какого-нибудь другого учреждения. Вот и с выставкой так же может получиться. Орленов распишет наши работы, глядишь, кое-что попадет в печать, а там ищи-свищи, когда на них новый автор объявится.