— А у нас Пахомова заболела. Еще вчера.

— Уроки ей отнесли? — поинтересовалась Гордеевна.

— Не знаю. Нет, не отнесли. Валентина Федоровна спросила: «Кто-нибудь отнес Кате уроки?» А все говорят: «Нет».

— Где живет эта Пахомова, знаешь?

— За углом живет, через два дома.

— Сейчас же отнеси ей уроки. Напиши на бумажке и отдай в дверь.

— Ну вот! Очень надо!

— А, ты так? Больному товарищу уроки отнести лень?

— Да она девчонка. И вовсе в другой звездочке.

— Все равно товарищ. Тебе приносили уроки, когда ты болел?

— Нет, не приносили. Мама Курочкиной матери вечером по телефону звонила.

— Не думала я, что у тебя никакой совести нет. Вот уж Вит никогда бы так не сделал. Он за товарищей горой стоял. Что-что, а совесть у Вита была.

— Как это я пойду?

— Как? Ногами. Стыд какой, товарищу больному уроки не отнести. Живо одевайся! Пиши на бумажке.

Насупившись, Кирилка написал на бумажке номера примеров и упражнений. Напялил пальто и затоптался у порога:

— Ой, неохота мне, не пойду…

— Пат, до чего же нам стыдно видеть такого мальчишку, верно? Наш Вит никогда бы так… Идем, Пат! Давай сюда, негодный Кир, бумажку с уроками и показывай нам дорогу!

Гордеевна проверила, выключены ли газ и электрический утюг, и они отправились втроем.

У двери Кати Пахомовой Гордеевна остановилась и подала Кирилке бумажку с уроками:

— Ну, звони!

— Ой! — сказал Кирилка. — Лучше вы…

— Сам отдашь! — строго сказала Гордеевна. — Я тебя подожду. — И, потянув за собой Пата, в одну секунду спустилась площадкой ниже.

Кирилка в нерешительности стоял перед дверью.

— Да ты никак трусишка? — возмущенно прогудела Гордеевна снизу. Пат негромко тявкнул — с упреком.

Кирилка стиснул зубы и нажал кнопку звонка.

Открыла седенькая старушка.

Кирилка протянул ей бумажку и хрипло пробормотал:

— Уроки Кате Пахомовой… Вот… принес!

Старушка всплеснула руками:

— Умник ты мой! Заходи, заходи!

Кирилка замотал головой:

— Мне… некогда… очень.

— Значит, тут написаны номера примеров и упражнений? — Старушка поднесла бумажку к глазам. — Ну, какой ты хороший мальчик! Выходит, мне теперь не надо никуда за уроками бежать. Вот спасибо-то! А Катюше уже лучше. Дня через два придет в школу. Спасибо тебе, мальчик, большое спасибо!

Весь красный от стыда, Кирилка пробормотал: «До свиданья!» — и ринулся по лестнице вниз.

Поглядев на него, Гордеевна усмехнулась:

— Не умер там? Вот и славно!

Она, конечно, слышала, как Катина бабушка благодарила Кирилку…

Кирилке очень хотелось рассказать Виталию Афанасьевичу о племяннике Вите. Но не только о племяннике, а и о чем бы то ни было рассказать невидимому другу было трудно.

Звонил по телефону Виталий Афанасьевич теперь очень редко. Может, он просто не заставал Кирилку? Ведь Кирилка давно что-то не переохлаждался и по утрам ходил в школу. А потом каждый день гулял, то сам, то с Петькой.

— Мне путешественник не звонил? — вернувшись откуда-нибудь, спрашивал Кирилка Гордеевну.

И получал ответ:

— Никто тебе не звонил, ни путешественники, ни разбойники и никакие другие личности.

— Уехал, должно быть, — грустно говорил Кирилка.

— Все может быть, — соглашалась Гордеевна. — А и не уехал, так занят, гоняется, как последняя шавка…

На момент Кирилка оторопел: про почтенного путешественника Гордеевна говорит так неуважительно! Но потом сообразил, что она же его совсем не знает и голоса Виталия Афанасьевича никогда не слыхала, поэтому ей неважно, как о нем говорить.

Однажды голос Виталия Афанасьевича Гордеевна все-таки, очевидно, услышала: ведь подозвала Кирилку к телефону.

Взгромоздив к себе на колени Пата, Кирилка сидел в углу дивана и читал книжку. Краем уха он слышал, как зазвонил телефон, как Гордеевна сказала «алло», а потом спросила кого-то:

— Кастрюльки-то еще не все прожглись?

Ясно, со знакомой какой-то говорит. Кирилка перестал прислушиваться и был удивлен, когда Гордеевна вдруг его позвала:

— Кир, иди к телефону! Кажется, твой путешественник звонит.

Наверно, он не заметил, как Гордеевна кончила говорить со знакомой и снова позвонили. Торопливо Виталий Афанасьевич расспросил Кирилку, как он учится, не болел ли, как поживает Пат. Но и это было уже давно.

А каждый день что-нибудь да случалось.

То Пата пришлось выкупать после прогулки. Придя с улицы, Пат, к восхищению мальчиков, всегда сам становился на сырую тряпку у порога, чтобы ему вытерли лапы. А на этот раз песик, шлепая во дворе по лужам вслед за Петькой и Кирилкой, заляпал себе и лапы, и брюхо, и даже мордочку.

— Это что за безобразие? — воскликнула Гордеевна. — Больше с вами не пущу!

Налила в корыто теплой воды и вымыла Пата. Они с Петькой так радовались, так смеялись, глядя на Мокрого песика, что угрозу свою Гордеевна на другой день забыла.

То Сережа Великанов на уроке русского языка всех насмешил. У них была диктовка, но не простая. Учительница загадает загадку, а написать надо отгадку. Скажет Валентина Федоровна: «Дикая роза». А все пишут: «Шиповник». Скажет: «Густой частый лес», а все пишут: «Чаща».

Когда Валентина Федоровна продиктовала: «Лесной хищный пушной зверь рыжего цвета», надо было написать: «Лиса». А Сережа написал: «Лев», хотя лев, конечно, не пушной. И в наших лесах не водится.

От папы, кроме радиограмм, которые он присылал раз в десять дней, пришло сразу три письма. Полярная авиация почему-то не прилетала, а потом прилетела и сразу забрала много почты. Мама просто ликовала. Раз пятнадцать, наверно, она читала письма и без конца говорила Кирилке, что папа здоров, очень много работает, все время думает о них с Кирилкой и велит Кирилке не болеть и слушаться.

Чаще и горячее стало светить солнце, и Пашка-черепашка заметно оживилась. Только что лежала под батареей, глядишь, а она уже под стулом или возле дивана.

Надо было ходить осторожно, чтобы не наступить нечаянно на Пашку. Теперь-то уж об ней не забудешь. Да он бы все равно теперь не забыл. А ведь случалось такое. Вспоминать неохота…

Однажды Гордеевна спросила озабоченно:

— Послушай, Кир, ты не забываешь кормить свою черепаху? Когда ты в последний раз давал ей капусту?

— Кажется, вчера…

— Что-то я ее давно не видела. Где твоя Пашка?

Кирилка отыскал черепаху под батареей парового отопления. Забилась в самый уголок. Он вытащил ее и положил перед ней капусту.

Пашка впилась в капустные листья с жадностью, широко открытым ртом. Голодная какая! Кирилку бросило в жар: а когда он ее, правда, кормил в последний раз? Даже не вспомнить… Охладел он к своей Пашке: молчит все, передвигается тихонько по полу. То ли дело Пат — забавник, весельчак, умница! Вот Кирилка и возился с ним каждую свободную минуту. А Пашка…

Гордеевна тоже глядела, как Пашка ест капусту, и ворчала:

— Стыд какой! Разве старых друзей забывают?

Вот уж об этой истории Кирилке не очень-то хотелось рассказывать Виталию Афанасьевичу…

Так много было всяких событий, что Кирилка, случалось, подолгу не думал о своем невидимом друге. Потом опять вспоминал, скучал без него и говорил маме:

— Куда он уехал, как ты думаешь?

— Кто?

— Виталий Афанасьевич, конечно.

— Не знаю, Кирюша, не знаю, — рассеянно отвечала мама.

Сама она потеряла к Кирилкиному телефонному другу всякий интерес и не просила больше, чтобы Кирилка узнал его номер телефона: видно, расхотела ему звонить.

Часа в четыре дня Кирилка сидел за столом и решал примеры с иксами. Гордеевна и Пат уже ушли. В тетрадке было написано:

Кирилка пялил глаза на второй пример: никак не мог сообразить, что же получится. В первом примере будет три.