Между тем именно этот и подобные ему исторические анекдоты формировали у потомков образ молодого Никиты: умелого и работящего, уважающего старших и помнящего добро, преданного данному им слову, готового ради него пренебречь корыстным интересом. Были ли перечисленные качества присущи ему в действительности? Они ли образовали тот сплав, который позднее позволил ему добиться столь блистательного успеха?

Первые документальные сведения о Никите, из совокупности которых можно выстраивать короткий рассказ, относятся к 1691 году. Они касаются спора вокруг земельного участка в Кузнецкой слободе. Оружейники, которые издавна покупали на нем уголь и «простреливали» (испытывали) казенное ружье, считали его своим. Стольник Михаил Васильевич Арсеньев утверждал другое: участок принадлежал его отцу. Не имея подтверждающих документов (якобы сгоревших при пожаре дома в деревне), Арсеньев тем не менее дворовое место огородил. Он хлопотал о его за ним закреплении и добился-таки посылки из Москвы грамоты соответствующего содержания тульскому воеводе. Кузнецы, утверждая, что в писцовых книгах такая собственность за Арсеньевыми не значится, исполнению указа противились. Арсеньев потребовал их к суду. Трое из них, староста Никифор Орехов и казенные кузнецы Никита Демидов и Исай Мосолов, находились в это время в Москве. 26 июня в Оружейной палате они объявили, что по иску Арсеньева отвечать «без совету мирских людей, своей братьи» отказываются. Одновременно заявляли о намерении «бить челом великим государем на него, Михаила Арсеньева, об отчистке торговой нашей площади, которую загородил он, Михайло, себе во двор и завладел без крепостей». Возможно, не вполне уверенные в прочности своей позиции, ссылаясь на данный слободе срочный заказ, они попытались разбирательство отложить: просили, чтобы Арсеньеву было указано «иску своего искать», когда ружья будут сделаны и сданы. Успеха в этом, однако, не добились: воеводе было послано распоряжение сообщить кузнецам о необходимости выслать в Москву одного или двух доверенных представителей «встать к иску» в Оружейной палате. Соответствующие расписки и поручительства воевода отправил 28 августа[44]. Дальнейшие события неизвестны.

Что в первую очередь останавливает внимание в этой небогатой событиями и невыразительной в деталях истории — сам факт присутствия Никиты Демидова в составе делегации, во-первых, составленной из далеко не рядовых представителей слободы, во-вторых, занимающейся в столице вопросом, значимым практически для всех казенных кузнецов (уголь, которым торговали на спорном месте, покупали для работы все оружейники, проверке подлежала продукция также всех). Отчетливо видно, что, перевалив рубеж 35-летия, Никита Антюфеев сумел утвердить себя в слободе в качестве человека, способного решать ответственные и непростые задачи (в данном случае — защищать корпоративные интересы в центральном государственном органе). Нечто (авторитет? возросший уровень материального благосостояния?) подняло вчерашнего молотобойца до уровня, позволившего ему работать на равных с деятелями круга слободской элиты, — с действующим старостой и одним из представителей фамилии Мосоловых, род которых не раз давал слободе кандидатов на самые ответственные должности внутреннего самоуправления.

Поездка Никиты в Москву в 1691 году обратила на себя внимание историков еще и потому, что позволила предположить, что именно в это время он познакомился с царем Петром Алексеевичем[45]. Не зная, когда и как это в действительности произошло, выскажем, однако, сомнение в правдоподобности этой гипотезы. Петр не часто в это время посещал Оружейную палату, если же посещал — прежде всего ради оружейных ее «закромов», откуда черпал оружие для вчерашних потешных. Такими вещами, как разбор спора по поводу небольшого земельного участка в провинциальном городе, он не интересовался — во всяком случае, подобных случаев в хронике его жизни мы не знаем.

Но крайне малая вероятность встречи с царем непосредственно во время рассмотрения в Оружейной палате дела, в котором участвовали кузнецы, не отменяет возможности их встречи в Москве в это и даже в более раннее время по другому поводу. Какому — узнаем.

Документы о борьбе оружейников за спорный двор в Кузнецкой слободе фактически не содержат сведений о Никите Демидове. Единственное, о чем говорится прямо, — что он в этих событиях участвовал. Прочее — умозаключения, лишь более или менее вероятные. А вот несколько грамот, посланных из Москвы в Тулу в 1695 и 1696 годах, рассказывают о сорокалетнем тульском кузнеце немало нового, причем такого, что объясняет, как, догнав слободскую братию, он рассчитывал ее обогнать. Правда, сами грамоты недоступны — или не сохранились, или пока не найдены. Но они прошли обычную для таких документов регистрацию в записных книгах Печатного приказа, где фиксировалось краткое их содержание. К этим записям и обратимся.

Грамот четыре, все по челобитьям Демидова, все к тульскому воеводе.

В первой, от 13 мая 1695 года, сообщено, что «Никиту и учеников ево ни в каких делех ныне и впредь на Туле ведать не велено, для того что ведомы они в Преображенском»[46].

Во второй, от 12 августа, приказано «в мельничном ево разоренье и в похвалных на него словах смертного убивства тульского ямщика Васку Косинова сыскать, на Туле в приказной избе допросить во всем подлинно, да тот допрос, и, досмотря, того разоренья досмотр и сыск прислать к Москве в Преображенское».

В третьей, от 31 августа, «велено спорную землю в Тулском уезде, которая дана ему, Миките, по имяному великих государей указу после Прокофья Семенова сына Коптева, что спорят ныне тульские ямщики и владеть не дают ему, Миките, досмотрить, и описать, и чертеж учинить по писцовым межевым книгам… и по отказным книгам… да тот досмотр, и опись, и чертеж прислать к Москве в село Преображенское»[47].

Последней, от 16 января следующего, 1696 года, было «велено тулских ямщиков Ивашку Костина с товарыщи сыскать за ослушание, что они чинатца силны — ему, Никите, мельницы строить не дали, сковав, прислать к Москве, в Преображенское»[48].

Попробуем в этом разобраться.

Первая грамота выводит Демидова из юрисдикции местной власти. Неподсудность ей, несомненно, была для него важна, поскольку конфликты с тульскими жителями, если еще и не проявились, буквально стучались в дверь. Следующие рассказывают о борьбе и одержанной Демидовым победе в таком конфликте — первом из ставших нам известных. В двух грамотах говорится о данной Демидову земле, которую «спорили» тульские ямщики, препятствуя ему ею владеть, о каком-то «мельничном разорении» и об угрозах ямщиков в адрес Демидова. Что оба документа порождены одним конфликтом, не сказано, но их внутренняя связь очень вероятна: место действия, время, участники — все совпадает. Обратим особое внимание на упомянутую в тексте мельницу. Демидов ею не то владел, не то ее строил, а ямщик — разорил, нанеся Никите ущерб. «Мельница» — ключевое здесь слово. Обзаведение ею оружейника — прямая декларация далекоидущих его планов, поэтому неудивительно, что вокруг нее разгораются такие страсти. Победителем выходит Демидов: лиц, разоривших его мельницу[49], велено скованных прислать в Москву.

Примечательны характеристики, сопровождающие в грамотах имя Демидова. Он назван «оружейным мастером», при этом в двух — «туленином», еще в двух — мастером Преображенского полка. Что Демидов родом из Тулы, не новость. А вот его связь с Преображенским полком, любимым детищем молодого Петра, неожиданна и ценна. Через нее могут быть разъяснены многие загадки молодого Демидова. Станет понятнее происхождение опыта, обеспечившего включение Никиты в делегацию 1691 года. Решительность, с которой он, частное лицо, противостоял группе лиц (ямщикам), обладавшей и правами, и решимостью их защищать. И — причина неизменной его поддержки сверху.