За ним шел Леша. У него в руках алюминиевый тазик, а сбоку на ремешке висит старая, сильно потертая полевая сумка. В тазике — кильки, в сумке — семена. Наклонившись, Леша бросает в ямку кильку, присыпает землей, утрамбовывает и плашмя кладет сверху кукурузное зернышко. Наверно, ни в Старом, ни в Новом Свете никто не выполнял обряд сева индейского зерна с большей сосредоточенностью, чем это делал двенадцатилетний житель кубанской станицы Леша Брагин.
За Лешей шагал Валька. В его обязанности входило засыпать ямки, формировать лунку и поливать каждую водой.
Валька трудился не хуже приятелей, только выдыхался быстрей. Его надолго не хватало. Ему нужно было время от времени переключаться.
Тогда устраивался спектакль.
Выхватив из Лешиного тазика кильку, Валька начинал изображать древнего индейца, приносящего жертву своему богу Тлалоку.
Делал это Валька так, как подсказывало ему воображение: воздевал рыбешку к небу, закатывал глаза, судорожно извивался всем телом, прикладывая кильку ко лбу и щекам, отбивал ей поклоны.
Приятели смеялись, глядя на Вальку, а потом Пятитонке тоже захотелось вступить в игру, и это чуть не закончилось дракой.
Пятитонка, следуя Валькиному примеру, склонился перед килькой в низком поклоне, а Валька, воспользовавшись этим, поставил на его голову свою ногу. Он, мол, индейский вождь, а Пятитонка — раб.
Пятитонка, не желавший признавать рабского состояния, обиделся и с такой силой дернул головой, что вождь полетел на землю.
Леша еле разнял индейцев. На некоторое время сев пришлось прервать.
Потом снова занялись делом. Когда солнце стало заметно клониться к западу, участок выглядел так, будто шашечную доску сплошь уставили шашками. Они тянулись ровными линиями — что вдоль на них смотреть, что поперек, что по диагонали. Под холмиками, как в гнездышках, лежали двести десять удивительных, неслыханно древних кукурузных зернышек.
Взойдут они или не взойдут? — вот в чем вопрос.
Очень хотелось, чтобы взошли. Очень верилось, что взойдут.
Просто уму непостижимо, сколько опасностей подстерегает молодые посевы на каждом шагу. Врагов не перечесть под землей, на земле, в воздухе.
Это стало ясно ребятам сразу же, как закончили работу.
Первая угроза возникла с воздуха.
Грачи прилетели стаей, заметили свежевспаханный участок, помельтешили в воздухе и, как по команде, опустились на ближние деревья. Они не думали скрывать своего интереса к выделяющемуся среди зелени квадрату черной земли. Закопаны ли здесь исторические зерна или не исторические, им безразлично: лишь бы подкормиться.
Леша первый заметил опасность, первый крикнул: «Внимание, воздух!» — и, подобрав камень, изо всех сил стал барабанить по алюминиевому тазику.
Пятитонка тоже вооружился булыжником и начал им бить по лопате.
Валька, не имея ничего под руками, кричал, гоготал, визжал, улюлюкал. Сверх того, чтобы поразить не только птичий слух, но и зрение, Валька подпрыгивал, дергался, размахивал руками.
Шум тревожил грачей. Круглыми черными глазами-бусинками они с опаской и удивлением посматривали на беснующихся мальчиков, но не трогались с места.
Тогда Пятитонка отложил в сторону булыжник, лопату и, сунув пальцы в рот, свистнул с такой оглушительной силой, что Леша от неожиданности выронил тазик.
Молодецкий посвист на грачей подействовал. Их будто ветром сдуло. Испуганно хлопая крыльями, они взлетели, метнулись в сторону, скрылись.
Но вернуться ведь тоже могут. Придется до наступления темноты постеречь участок.
Друзья устроились на краю полянки. После нелегкой работы было приятно растянуться на траве, смотреть в чистое небо, не спеша говорить о том о сем.
Первый начал Валька. Он размечтался о дробовике. Будь у них ружье, они могли бы попугать грачей как следует.
— Сейчас ничего, обойдемся, — сказал Леша, — а вот к осени, верно, ружье понадобится.
— Почему же к осени?
— Потому, что птиц на нашу кукурузу слетится!.. Туча.
Вальку хлебом не корми, дай поспорить.
— Интересно у тебя получается: на другую не слетаются, а на нашу слетятся. Она что, будет медом мазана?
— Не в меде дело. Просто початки, наверно, вырастут открытые, без листьев. Доисторическая кукуруза вся такая, была. Птицы из-за этого чуть не склевали ее начисто. Спасибо, помог этот, как его… естественный отбор… — Леша споткнулся и дальше добросовестно, без отсебятины, изложил все, что прочел накануне.
Оказывается, в давние времена кукурузные початки и вправду не имели плотной лиственной упаковки, какая на них сейчас. И растению приходилось плохо. Могло вовсе исчезнуть.
Но природа этого не допустила. Помог, как правильно сказал Леша, естественный отбор. Погибала та кукуруза, у которой початки были открыты, а та, которую листья хоть сколько-то защищали, выживала, давала новые урожаи.
Так постепенно, из столетия в столетие, на них наросла такая плотная упаковка, что птицы уже не могли добраться до лакомых зерен. Из борьбы за свое существование кукуруза вышла победительницей.
— А наша? — Пятитонка поднял на Лешу задумчивые глаза.
— Что — наша?
— Еще не вышла победительницей?
— Выйдет, — сказал Леша. — Через несколько тысяч лет. А пока у нее, наверно, початки без листьев.
Поговорили еще немного и поднялись. Наступили сумерки, можно было идти домой. Грачи сегодня на полянку не вернутся.
День за днем, день за днем…
Дни катились, как подшипниковые шарики по наклонной доске. Леша с друзьями все время проводил на полянке. Работы хватало.
Дело в том, что черный вспаханный квадрат на полянке, оставаясь вспаханным, перестал быть черным. Ровными рядами — четырнадцать вдоль, пятнадцать поперек — на нем поднялись стройные нежно-зеленые ростки. Чудо, просто чудо, ребята глазам своим не верили: столько тысяч лет без воздуха и света — и такая живучесть!
Хотя, как сказать: наверно, именно потому, что, хорошо залепив горлышко, древние не дали воздуху и свету проникнуть в кувшин, зерна так хорошо сохранились.
А чудо росло. Очень заметно. Почти на глазах.
Во всяком случае, что ни утро, то видно: вчера стебельки были чуть-чуть тоньше и чуть-чуть ниже, сегодня они определенно стали чуть-чуть толще и чуть-чуть выше.
И так каждый день.
— Это еще ничего, — говорил Леша, — увидите, что дальше будет. Самый рост у кукурузы начнется перед тем, как ей выметывать метелки. Тогда она будет расти по двенадцать — четырнадцать сантиметров в сутки. Во!.. — Леша раскинул руки сколько мог. По Лешиным рукам выходило, что кукуруза будет вырастать за сутки метра на полтора.
Но он, в общем, не очень ошибался. Такой рост тоже может быть. Только не у кукурузы, а у ее дальнего родственника — бамбука.
Да, Леша это сам вычитал.
По быстроте роста бамбук — чемпион среди растений. За час он вырастает на шесть сантиметров, за день — почти на полтора метра, за неделю поднимается на высоту трехэтажного дома.
Лешино сообщение поразило Вальку и Пятитонку.
Валька живо представил себе, какой отличный номер можно разыграть с бамбуком.
Вот, например, он высадит у себя во дворе бамбук, и бабка, конечно, как положено, с ходу пристроит на нем кринки. У нее характер такой: на любой тын, на любую палку обязательно пристраивает кринки. Чтобы проветривались.
Нанижет, значит. Пройдет день, и молоденькие бамбучины, которые были вчера с метр высотой, прибавят в росте еще полтора метра. Бабка тогда до кринок уже не дотянется.
Еще через день кринки поднимутся выше крыши, а потом, глядишь, замаячат над всей станицей.
Ох и всполошится бабка!
Валька замолчал, а Пятитонка обратился к Леше:
— Леш, а Леш, если бамбук поднимается за сутки на полтора метра, то через год… Я подсчитал: высота получится полкилометра.
— Подсчитал… Счет счетом, а голову тоже надо иметь. Не для мебели носишь. — Леша с сожалением посмотрел на приятеля.