От нетерпения вожатый вскочил с места:

— Дядя Густав, нужно ставить килечные сети! И чем скорее, тем лучше.

— Горячишься, брат, горячишься, — сказал бригадир. — Во-первых, трудно ставить то, чего нет. Где ты найдешь сейчас на острове килечную снасть? Ее и в помине не осталось. А во-вторых, нужна ли она? Ведь еще ничего не ясно.

— Так надо, чтобы стало ясно.

— Надо.

— А как?

Густав Манг встал, прошелся по комнате, остановился перед Андрусом:

— Вот об этом как раз я и хотел поговорить с тобой. Если килька забрела случайно, она раз-другой попадется, и все! Больше ее не будет. Если же она пришла сюда кормиться и уходить не собирается, то при каждой выборке неводов хоть одна-две килечки должны среди салаки быть. Значит…

— Я знаю! — обрадованно закричал Юло, с самого утра не имевший случая произнести свою любимую фразу. — Значит, нужно после каждой выборки просматривать улов и отбирать кильку. Верно, папа?

— Почти. Весь улов просмотреть невозможно — на это дня не хватит, — но с каждой моторки брать на проверку несколько корзин рыбы нужно. Я советовался в правлении. Там сказали: «Дело стоящее, но взрослых отрывать от работы в разгар путины нельзя. Хорошо бы пионеров привлечь». Я и сам думаю, что пионеры могли бы помочь в этом деле. Как твое мнение, вожатый?

— А это много времени отнимет у детей?

— Смотря сколько ребят захотят участвовать в разборке.

— Захотят все.

— Что ты!.. — испугался бригадир. — Человек двадцать, больше не нужно. Двадцать человек вполне управятся. Час утром на разборку уйдет, час вечером.

— Час перед занятиями, час после того, как дома уроки сделают, — это не страшно, — стал вслух соображать Андрус. — На занятиях это не отразится. Думаю, в школе возражать не будут. Только надо посоветоваться с ними… — Андрус поднялся, надел фуражку. — Я сделаю так, дядя Густав: поговорю с учительницей, поговорю с ребятами… В общем, была бы килька, а уж пионеры что могут сделают — не упустят ее.

Юло тоже поднялся с места:

— Мне идти с тобой, Андрус?

— Да, пошли. Хорошо бы Анне Райдару застать в школе.

Юло взглянул на часы:

— Она в это время должна еще быть. Тетради проверяет.

— Тогда бегом!

Андрус и Юло вышли на дорогу. Накрапывал дождик. Темнело. Пока шли, стало совсем темно. Но вот вдали сверкнул огонек. Он светил мягким, ровным светом.

— Это, наверно, в окне учительской, — сказал Юло. — Анне Райдару там. И так всегда: мы приходим в школу — она уже в школе. Мы уходим — она остается…

— И пока я учился, то же самое было, — подтвердил Андрус. — Я не представляю себе нашей школы без Анне Райдару…

Вечером в школе Юло бывал редко. Здесь все выглядело совсем не так, как днем: коридор — длиннее, классы — просторнее, потолки — выше. А самое главное — тишина. Удивительная, непривычная, поражающая тишина!

Из дверей учительской в коридор пробивалась полоса света. Андрус постучал, спросил: «Можно?» — и шагнул через порог. Юло — за ним. В комнате, склонившись над тетрадями, сидела учительница четвертого класса «А» Анне Райдару.

Отодвинув лампу, учительница заслонилась рукой от света, посмотрела на вошедших, приветливо улыбнулась:

— Андрус — еще понятно… Но Юло-то, Юло почему так поздно?

— Мы насчет пионерских дел, — сказал вожатый.

— Да? И, видно, что-то срочное?

— Очень срочное. Вы знаете, есть предположение, что к нам килька вернулась.

— О-о!..

Анне Райдару проучительствовала на острове два десятка лет, и ей не надо было объяснять, что означает для вихнувцев такая новость.

— Кто тебе сказал о кильке, Андрус? — спросила она.

— Густав Манг. В последнее время килька стала попадаться вместе с салакой.

— А это не случайность?

— Густав Манг считает, что нет. По его мнению, килька вернулась.

— Бригадир зря говорить не станет, — задумчиво сказала Анне Райдару и покачала седой головой. — Для нас всех будет большая радость, если его слова подтвердятся. Но чем тут могут помочь пионеры?

Андрус подробно рассказал, какой помощи от пионеров ждет правление колхоза.

— И ты считаешь, что ребят следует привлечь к этому делу? — спросила учительница.

— Конечно.

— Я тоже так считаю. А когда нужно начать?

— Надо бы завтра с утра… — Вожатый замялся. — Надо будет по цепочке оповестить ребят, собрать их сейчас.

— Не поздно ли, Андрус?

— Мы ненадолго, — стал уверять Андрус. — Соберем только тех, кто живет близко. Через десять минут ребята будут здесь, и за десять минут все решим.

— Хорошо, — сказала учительница. — Но давай условимся: на все про все даю полчаса. Через полчаса дети должны быть снова дома.

— Сделаем! — тряхнул головой Андрус. — Пошли, Юло!

Рано утром, когда солнце еще только-только поднималось, отряд пионеров собрался на пристани. Вместе с Андрусом пришло двадцать человек. Двадцать первым был маленький Уно. Он увязался за Юло и теперь горько жалел. Хотелось спать. Было холодно и скучно. Уно представлял себе разборку рыбы совсем не так. Ему казалось, что на пристани будет стоять длинный, вроде кухонного, только во много раз больший, стол, пионеры будут стоять вокруг и перебирать рыбу. И будет шумно, и суетливо, и весело.

А тут — ни стола, ни рыбы, ни суеты, ни веселья. Пристань выглядит, как всегда. Дети стоят и ждут подхода лодок. Юло куда-то ушел, хотя мать наказывала, чтобы он присматривал за младшим братом. «Вот я скажу маме, — мстительно подумал Уно. — Мало ли что может со мной случиться! Я могу подойти к самому краю мола, могу в лодку забраться, под вагонетку подлезть. А он совсем-совсем не присматривает за мной».

Мысль о том, что Юло поплатится за свое невнимание к младшему брату, утешила Уно. Мир перестал казаться мрачным. Только ветер противный. Мальчик зябко поежился, попытался застегнуть пальто повыше, но не сумел. Вспомнив, что мать хотела помочь ему справиться с верхней, непослушной пуговицей, он снова горестно вздохнул. Всегда так: сперва кажется, что будет жарко, и споришь с матерью, а потом оказывается, что мать была права.

Тут Уно увидел отца. Бригадир спешил к причалу, куда, пыхтя, подходила моторка.

Это была первая лодка с утренним уловом. Обрадованные тем, что ожиданию пришел конец, дети побежали встречать ее на самый конец мола. Но лодка была не с салакой, для разборки которой они собрались, а с крупной рыбой.

Для любого вихнувца, как бы молод он ни был, выгрузка рыбы — картина привычная, обыденная. Но вот ведь какая странность: можно сто лет прожить у моря, а оно всегда — будто в первый раз увидел его. Можно сто раз наблюдать, как идет работа на море, и это тоже не прискучит. И ребята с интересом смотрели, как рыбаки вытаскивают наверх мокрые, скользкие ящики с массивными, точно литыми из белого металла судаками, зеленовато-серыми щуками, змеевидными угрями. Стараясь уйти от света, угри извивались и подползали друг под друга. Судаки утомленно двигали жабрами. Щуки лежали затвердевшие, неподвижные. Они более живучи, чем судаки, но, видно, их выловили первыми, потому они и уснули раньше.

Марти устоять на месте трудно. Повертевшись возле бригадира, он спросил:

— Дядя Густав, как вы думаете, среди этой рыбы не может быть кильки? Не начать ли разбирать?

Густав Манг посмотрел на выжидающе обращенную к нему веснушчатую физиономию Марти и задумался.

— Килька среди щук и судаков? — переспросил он. — Нет, среди крупных рыб ее нет, но она может быть в самой рыбе.

— Съеденная? — догадался Марти.

— Во-во! Судаки и щуки рыбью мелочь запросто глотают. И если в море появилась килька, их желудка ей не миновать. Так что верно, посмотреть стоит.

Бригадир достал из ящика большого, толстого судака и длинную, как бревно, щуку, положил рыбин на вагонетку, вынул свой нож из ножен и ловко, двумя короткими, точными движениями, раскроил рыбьи туши сверху донизу.