— Опять проделки Волли! — сокрушенно сказала мать, собирая ведра, раскатившиеся по сеням.

— Добился все-таки. Поймал, — усмехнулся отец, глядя на щуку.

Они вернулись в комнату. Ощупью достав сигарету, отец чиркнул спичку, но, прежде чем закурить, осветил веснушчатое лицо сына с вихрами рыжих волос, разметавшимися на подушке. Грубовато и одновременно нежно, как умеют говорить только отцы, он сказал:

— Помощник вырос.

Но Волли ничего не слышал: он крепко спал, надув губы и вздыхая во сне.

Да и все мы — разве мы знаем, разве помним, сколько раз склонялись к нашему изголовью заботливые матери и отцы?

И сколько хороших-хороших слов мы не услышали просто потому, что слишком крепко спали!

Андрес был хорошим другом. Очень хорошим. И, конечно, он ни минутки не собирался надувать Волли. Просто так сложились обстоятельства.

После уроков Андрес зашел домой за удочками, наскоро перекусил и побежал на озеро. Точнее — собирался бежать на озеро. Едва он вышел за дверь, как сразу увидел, что на горе за речкой толпятся тракторы и люди. Именно толпятся. Разве мог Андрес не узнать, в чем там дело? Он так и решил: сперва заглянет на гору, а потом побежит на озеро, к Волли.

На гору еще неделю назад машины привезли большие решетчатые штуки, сделанные из железа.

Теперь люди собирали все эти детали в одно целое, длинное и громоздкое.

Когда нужно было подтащить железные куски, рабочие поднимались в кабины своих тракторов и заставляли эти сильные машины помогать себе.

Никто не командовал, даже разговоров никаких не было, все понимали друг друга без слов. Как только куски железа плотно подходили один к другому, рабочие скрепляли их болтами и закручивали гайки.

Андрес положил удочки на землю, подошел поближе и потрогал гайку. Гайка не поддавалась — крепко закручена!

— Тебе чего надо? Куда лезешь? — грубовато спросил его по-русски один из рабочих, рослый детина с голубыми глазами.

— Пускай поинтересуется, — добродушно отозвался другой. — Приглядывайся, мальчик, дядя Коля не злой, он только так…

— «Так, так»… — ворчливо передразнил его голубоглазый дядя Коля. — Не ровен час — придавим, тогда что? Тут, брат, не игрушки… Тебя как зовут-то?

— Меня зовут Андрес Са́лусте, — ответил Андрес, старательно выговаривая слова.

По русскому языку у него были четверки и пятерки, но по-русски он говорил только в школе, на уроке. И вопрос, который его очень интересовал, он задал не совсем складно:

— А что это такой?

Тогда рабочие рассмеялись, а один из трактористов, молодой гладковолосый парень, заговорил с Андресом по-эстонски и дал ему в руки большой гаечный ключ. Андрес слушал его, а сам закручивал гайки. Правда, потом дядя Коля эти гайки проверял и еще немного подкручивал, но все-таки это была настоящая работа.

Гладковолосый — его звали Уно — рассказывал, что их бригада сооружает высоковольтную линию передачи. Сейчас они собирают опору на земле. А потом ее поднимут. Там, позади, видны опоры, которые уже поставлены: вон они, чуть похожие на букву «А».

Андрес смотрел туда, куда показывал Уно, и видел линию опор, уходящую далеко-далеко. Там эти мачты казались тоненькими, словно собранными из спичек. А здесь, на земле, лежали грубые и очень тяжелые куски металла. Никак не верилось, что и эта опора, когда она встанет на свое место, тоже будет казаться тоненькой.

Когда Уно поднялся в кабину трактора, то пригласил туда и нового своего знакомого. Они вместе подвозили трактором куски металлической решетки, которые, оказывается, назывались траверсами.

Уно рассказал, что дядя Коля — бригадир, белорус и что у него есть сын, тоже ученик шестого класса. Что Уно — эстонец, а вон тот парень — грузин, но говорят они между собой по-русски. Без русского языка при их работе не обойтись: монтажники-линейщики все время идут со своими линиями по разным республикам, чтобы электричество было везде-везде.

— И у нас будет электричество? — спросил Андрес.

— Будет! — уверенно ответил Уно. Потом подумал и добавил: Только не сразу. Наша линия пройдет мимо — она очень высокого напряжения. Но когда-нибудь здесь построят подстанцию, и тогда ток придет и в вашу деревню.

Этот разговор шел урывками — ведь они все время работали и только изредка перебрасывались одной-другой фразой. Поэтому времени на разговор ушло много, и дядя Коля в конце концов посмотрел на часы и скомандовал:

— Ну, хватит, ребята! Давайте ночлег искать.

А Уно сказал Андресу:

— Так и живем — переберемся километров на тридцать вдоль линии и переезжаем на новую квартиру. Как ты думаешь, вон в том доме примут нас на постой? — И он показал на большой дом Ви́йу Ны́гес, стоящий над речкой на крутом и высоком берегу.

— Пойдем спросим, — ответил Андрес. — Там пять комнат, а живут только двор — старая Вийу да еще квартирантка, наша учительница пения. Места много. Только тетя Вийу не любит чужих.

— Ничего, — успокоил Уно, — разве мы чужие? Мы линию ведем!

Андрес шел в этот дом неохотно. Он не любил старую Вийу, недолюбливал и учительницу Эмму Рястас. А еще меньше нравился ему хрипун Тукс, который всегда сидел на цепи и прослыл самой злой собакой в Метсакюла. Однажды этот Тукс сорвался и такого натворил…

Разумеется. Андрес собак не боялся, даже таких, как Тукс. Он только покрепче сжал в руках удочки — в случае чего, он ему покажет!

Но Тукс не сорвался, хотя и заливался своим противным лаем, подпрыгивал на цепи, стараясь дотянуться до гостей. Тетя Вийу, не открывая двери, спросила через крохотное окошечко: кто такие, зачем пожаловали? Уно объяснил ей, что они ведут линию электропередачи, устали и хотят переночевать.

— А мне не нужно ни ваших линий, ни ваших передач! — отозвалась Вийу Ныгес.

— Мы хорошо заплатим, — сказал Уно.

— Лишняя копейка старухе не помешала бы… А пустить не могу. Места нет. Идите с богом.

— Но у вас, говорят, пять комнат… Живете вы только вдвоем…

— А вы уже и комнаты сосчитали? — удивилась старая Вийу. — И жильцов? Вот и пусти таких!.. Идите своей дорогой!

— Тетя Вийу, это очень хорошие люди, — вмешался Андрес.

— И ты здесь?! — разглядела его Вийу. — И куда смотрит твоя мать! Господи, поздний вечер, а ребенок путается с кем попало! Марш домой!

— Тетя Вийу, я… — начал было Андрес.

Но Вийу Ныгес захлопнула окошко, давая понять, что разговор окончен.

Андрес виновато посмотрел на рабочих и негромко сказал:

— Я так и думал. Идемте лучше к нам. У нас будет хорошо.

И все они пошли тропинкой вниз, под гору, к маленькому домику Салусте.

Дорогой Уно вдруг спросил:

— У этой Вийу есть дети?

— Нет, — ответил Андрес.

Шагов тридцать они прошли молча. А потом Уно сказал:

— Очень страшно вот так жить и умереть на своем хуторе, всегда ворчать и никому ничем не помочь.

Тут они подошли к речке, которую все в Метсакюла так и называли «речка», хотя ее можно было назвать и ручьем. Андрес шел первым, и вслед за ним все перебрались на другой берег, прыгая с камня на камень.

Увидев в огороде свою мать, Андрес бросился к ней и весело крикнул:

— Мама! Смотри, кто к нам идет! Это линейщики, они хотят у нас переночевать. Можно, да?

Хе́льги Салусте тихонько ахнула такая маленькая хибарка, просто неудобно… Но дядя Коля, бригадир, сказал ей по-русски:

— В тесноте, да не в обиде…

И у всех отлегло от сердца. Пока Хельги хлопотала в доме и на сеновале, чтобы поудобнее разместить линейщиков, Андрес с гостями вернулся к речке — умыться. И тут, вспомнив дела этого долгого дня, он сказал Уно:

— Жалко, что ваша линия пройдет мимо. Вот если бы электричество загорелось и у нас…

— Дай срок, все будет, — отозвался Уно, бросая в лицо пригоршни свежей, чистой воды. А если уж так не терпится, возьмите да и постройте себе электростанцию.