Там, на покрытом некошеной травой дворе, слонялись без дела ребята. Они томились, скучали, не знали, чем себя занять.

Измайлов собрал ребятишек в кучу и рассказал о первом председателе сельского Совета села Паниковцы, о печати эскадрона, о буденовцах.

— Поможете отыскать печать? Разгадать судьбу Григория Ковальчука? — спросил он ребят.

— Поможем! — загудели они в ответ.

Еще задолго до полудня Измайлов со своими помощниками подошел к дому полицейской управы. Спустя минуту они уже осматривали ее комнаты, чуланы и клети, обшаривали все уголки.

— Нельзя терять времени! — говорил Измайлов. — Надо все пересмотреть. Уверен, мы найдем здесь след Григория Ковальчука!

Работа закипела.

Часа через три из-под битого кирпича, стекла, обломков железа и дерева извлекли несколько обвязанных шпагатом пачек с бумагами. Взгляд Измайлова остановился на объемистой папке. Он стряхнул с нее пыль.

«Дело о бывшем председателе сельского Совета села Паниковцы Г. П. Ковальчуке», — прочитал он вслух надпись на папке.

Вместе с решениями и постановлениями советских органов власти, протоколами заседаний деревенской бедноты, копиями справок сельсовета и старыми советскими газетами в деле находился протокол обыска и обвинительное заключение.

В перечне обнаруженных при обыске и отобранных у Ковальчука предметов значилась печать советской воинской части, печать кавалерийского эскадрона Первой конной армии Буденного.

— Где же она? — озабоченно пробормотал Измайлов, перебирая документы злосчастного дела. Он вчитывался в потускневшие от времени строки донесений, справок и протоколов дознания, пытаясь напасть на след, по которому можно будет найти старую печать эскадрона Конной армии Буденного.

Печати среди вороха бумаг не оказалось. Это озадачило Измайлова. Все же он не оставил поисков.

Было ясно, что здесь, в этом доме, заваленном всяким хламом, должна быть печать, о которой написано в протоколе обыска.

Находка «дела Ковальчука» обрадовала всех. Она принесла силу и бодрость утомленным долгими поисками ребятам.

Помощники Измайлова много часов почти без отдыха перерывали груды извлеченных из-под щебня и кирпичей связок с документами и вещественными доказательствами: запретные политические книги, газеты, листовки, фотокарточки и холодное оружие. Ребята устали. Теперь усталость как рукой сняло. Они заработали еще усерднее. К исходу дня переворошили все, что только попадалось под руку. Но печати найти не удалось.

Приближался вечер.

— Ничего! — успокаивал Измайлов. — Завтра с утра снова займемся поисками. Если мы нашли «дело Ковальчука», найдем и печать. Она здесь.

Вышли во двор.

Измайлов попросил помощников стать в линию. Он хотел одарить их дружескими подарками: почтовыми открытками с видами московского Кремля, серебряными полтинниками с изображением серпа и молота и бронзовыми нагрудными значками с ярко-красной звездой. Измайлов возил с собою достаточный запас этих драгоценностей и при случае одаривал ими людей, радостно встречавших воинов Советской Армии.

Скоро на груди у школьников засверкали звездочки. В руках Измайлова лежала еще одна. Он поглядывал то на звезду, то на ребят и недоумевал.

Он знал, сколько человек помогали ему разыскивать «дело Ковальчука», помнил, что приготовил такое же количество нагрудных значков.

«Почему один лишний?» — соображал Измайлов и, не выдержав, спросил:

— Все ли в сборе?

— Все, все! — зашумели ребята.

— А Костя? — сказала перепачканная известью девчушка. — Где Костя?

— Костя, Костя! — закричали ребята.

И, будто он только и ждал этого, на крыльцо полицейской управы вышел изукрашенный с ног до головы пылью и паутиной самый младший помощник Измайлова — Константин Перемога, ученик пятого класса злочевской школы.

— Вот! — сказал Костя и подал сверточек.

Измайлов торопливо разорвал веревку, развернул запыленную тряпку — и…

— Печать! — вырвалось у ребят.

Да, это была печать эскадрона.

Та самая печать, которую осенью тысяча девятьсот двадцатого года командир Буденновской армии Николай Крайнев вручил Григорию Ковальчуку!

Измайлов дохнул на печать и приложил ее к лоскутку бумаги.

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Эскадрон номер…» — услышали ребята гордые слова, начертанные на печати.

Пришлось Измайлову дать Косте Перемоге не один, а целых два нагрудных значка.

— Для сестренки! — сказал с восторгом Костя, зажимая второй значок в кулаке.

Печать нашлась. Ее бы сразу отправить в музей, да показать людям, да рассказать историю о первом председателе сельского Совета села Паниковцы Григории Ковальчуке. Но получилось так, что вновь избранный в селе Паниковцы председатель сельского Совета, некий Иван Якимец, еще месяца три пользовался исторической печатью, скрепляя ею решения сельсовета.

Только после того как из Львова прислали в село Паниковцы изготовленную по всем правилам гербовую печать сельсовета, реликвия гражданской войны поступила в тысяча девятьсот сороковом году в Артиллерийский исторический музей Советской Армии в Ленинграде. Там она хранится и в наши дни.

Отдельная кавалерийская дивизия осенью тысяча девятьсот тридцать девятого года находилась во Львове.

Красноармейцы и командиры дивизии не переставали удивляться тому, как хитроумно переплелись в этом городе современная жизнь и стародавняя старина.

Замки, православные церкви, католические костелы, часовни и каплицы, украшенные дорогой резьбой и иконами. Все это уходило куда-то в шестнадцатый, пятнадцатый, а порой еще в более далекий век! А вокруг самые обыкновенные дома, самые обыкновенные люди.

Угрюмое, неуклюжее здание ратуши на площади Рынка окаймлено по углам стоящими на земле статуями древних богов и богинь. У парадного входа в ратушу разлеглись каменные львы — покровители города Львова.

А сама площадь с сорока четырьмя опоясывающими ее по строгому квадрату палаццо — старинными домами-дворцами! Хоть она с давних времен носит название площади Рынка, но, сколько ни ищи, не найдешь на ней никакого рынка.

Дома глядят на эту площадь не фасадами, не лицом, а бочком. Стоят тесно, бок в бок, подпирая друг друга, будто карточные домики. Дунь на них — так и попадают.

Прикомандированный к штабу дивизии Владимир Измайлов однажды проходил мимо городской тюрьмы… Старинное тюремное здание, настоящий средневековый замок, мрачное само по себе, выглядело еще более мрачно в пасмурный дождливый день.

Измайлов беспрепятственно вошел через широко открытые ворота во двор тюрьмы. Кругом ни души. Тюрьма пустовала. Ее покинули не только узники, но и надзиратели и стражники.

В бесконечных коридорах и в открытых настежь камерах, где еще так недавно томились борцы за свободу, гулял осенний ветер.

Стены камер были испещрены надписями, последними прощальными словами людей, уводимых на смерть.

Со случайным спутником-красноармейцем Измайлов переступил порог кабинета начальника тюрьмы, большой, светлой комнаты в три окна. В открытых ящиках письменного стола он увидел резиновые дубинки.

— Образцы торговых фирм, — сказал брезгливо Измайлов, рассматривая коллекцию орудий пыток.

Вместе с красноармейцем он вытащил из ящика дубинки и разложил их на столе.

— Из автомобильной покрышки… — заметил красноармеец.

— Материал прочный. Знали, гады, чем людей калечить, — угрюмо отозвался Измайлов.

Он представил себе людей, которых тюремщики избивали такими дубинками, и ужаснулся.

Измайлов с омерзением глядел на ременную петлю на дубинке. «Для чего нужна эта петля?» — подумал он. И понял. Чтобы дубинка не сорвалась с руки, когда ею избивали заключенного. Техническое усовершенствование палачей.

Один из ящиков стола начальника был забит разной мелочью. Очевидно, ее извлекали из карманов одежды при обысках арестованных.

Здесь лежали серебряные и медные монетки, самодельные брелочки, бритвы и тонкие пилочки.