«Важнейшей особенностью “Пантеон букс” является тот факт, что оно не выпустило ни одной банальной или сиюминутно популярной книги, ни одного произведения, главным достоинством которого является его способность приносить прибыль. Каждая книга в его каталоге отличается бесспорной важностью для культуры или ярко выраженной эстетической ценностью, либо является искренней попыткой разрешить интеллектуальные и духовные дилеммы, стоящие перед нами в эти трудные годы»[30].

Правда, Леман-Гаупт сам принадлежал к кругам изгнанников, которые следили за изданиями «Пантеона».

С окончанием войны пресса живее заинтересовалась происходящим в Европе. Так, «Нью-Йорк таймс» часто отдавала одну из полос в отделе книжных рецензий под статью особого жанра — «письмо литератора» из какой-нибудь европейской столицы. Однако эта перемена не сказалась на интересе американцев к зарубежной художественной литературе. Лишь в 50-е годы в списки бестселлеров попадет произведение иностранного автора — «Мандарины» Симоны де Бовуар, но его успех на многие годы — более того, на десятилетия — останется единичным явлением.

Тем временем несколько нестандартных книг из разряда эзотерической литературы нежданно-негаданно стали величайшей коммерческой удачей «Пантеона». Во времена Веймарской республики в Германии живо интересовались философскими учениями и религиями Востока. Вольфы, пронесшие это увлечение через всю жизнь, начали одними из первых в США издавать книги по дзен-буддизму, в том числе «Дзен и искусство стрельбы из лука» немецкого ученого Э. Хер-ригеля, которая стала для «Пантеона» неувядающим бестселлером. Конечно, книга о том, как упражняться в искусстве лучника без лука и стрел, не могла не вызвать определенного недоверия (так, в «Эберкромби энд Фитч», самом престижном в Нью-Йорке магазине спортивных товаров, согласились взять несколько экземпляров на реализацию, но всерьез задумались, не упадет ли в этой связи спрос на луки), — но она пленила воображение аудитории и разошлась сотнями тысяч экземпляров.

Другой неожиданный «дождь изобилия» в первые годы существования «Пантеона» пролился из рук Мэри Меллон, жены миллионера, филантропа и коллекционера художественных произведений Пола Меллона. Его отец Эндрю, бывший секретарь казначейства, спонсировал Национальную художественную галерею США. Мэри была пациенткой К. Т. Юнга и решила основать в честь него серию книг, которая включала бы как собрание трудов самого ученого на английском языке, так и книги его наиболее значительных последователей, многие из которых также бежали из Германии в Америку.

Любопытно было бы вообразить, как общались между собой одна из богатейших женщин США и руководители «Пантеона» — двое авторитетных, но явно обнищавших европейских интеллектуалов. Наша семейная легенда повествует о первом визите Мэри в маленький кабинет моего отца, выходивший окнами на Вашингтон-скуэр. Подписывая какое-то письмо, он лишь на мгновение поднял глаза и сказал:

— Вот стул, пожалуйста, садитесь.

Когда он заставил ее прождать еще несколько минут — вероятно, нарочно, — Мэри, кашлянув, произнесла:

— Возможно, вы не отдаете себе отчета, кто я. Я — Мэри Меллон.

Тогда мой отец воскликнул:

— О, простите великодушно. Пожалуйста, вот два стула.

Возможно, эта история — лишь апокриф, но из нее ясно следует: отец хотел дать понять, что, несмотря на все богатство Мэри, не собирается лебезить перед ней, точно древнеримский клиент перед патроном. И Курт Вольф и мой отец принимали деятельное участие в отборе книг для серии и в общей организации этого новаторского, уникального издательского предприятия.

При солидной финансовой поддержке Меллонов «Пантеон» начал выпускать серию «Боллинген», названную в честь усадьбы Юнга. Мой отец был дизайнером первых книг серии, в том числе собрания стихотворений Сен-Жон Перса, которые до сего дня остаются замечательным образцом книжного искусства, доказывающим, какие прекрасные плоды может принести союз денег и хорошего вкуса во имя благой цели. Много обложек также было создано Полом Рэндом. Серия в целом была расценена как имеющая мало равных себе по красоте оформления в истории книгоиздательства США.

В будущем серии «Боллинген» предстояло сыграть неожиданно важную роль в американской массовой культуре. Вначале, однако, ее составляли сугубо научные труды для подготовленного читателя. Вольф и мой отец из кожи вон лезли, чтобы включить в нее все произведения интеллектуалов-изгнанников, которые только можно было втиснуть в рамки серии. Среди первых выпусков оказался труд Макса Рафаэля, искусствоведа-марксиста, с которым мой отец познакомился еще во Франции.

Со временем в издательские планы стали проникать и книги, относительно далекие от юнгианства. По инициативе отца была выпущена трехтомная «Психология искусства» Андре Мальро, а также собрания сочинений Поля Валери и Мигеля Унамуно. Благодаря влиянию Юнга и интересу Вольфов к Востоку издавались и такие книги, как масштабное исследование Хайнриха Зиммера по искусству Индии. Затем последовали труды Джозефа Кэмпбелла, который в 60-е годы стал необыкновенно влиятельным автором. Но все эти негаданные удачи затмил успех первого полного перевода «И-Цзин», включенного в серию «Боллинген» как знак свойственного Юнгу уважения к мировым религиям. Трудно представить себе книгу «заумнее», но к тому времени «И-Цзин» уже оказала влияние на ряд композиторов, например на Джона Кейджа, а также на многих других интеллектуалов, размышлявших над ролью вероятности и случая в нашей повседневной жизни. Книга оказалась поразительно созвучна нарождающейся контркультуре 60-х годов и разошлась колоссальным тиражом — более миллиона экземпляров в твердом переплете. Вот так издатели-изгнанники невольно внесли вклад в массовую культуру, меж тем как их энергичные попытки познакомить американского читателя с шедеврами европейской литературы по большей части проходили незамеченными.

Здоровье моего отца серьезно пошатнулось еще во время войны — ему, относительно пожилому солдату, было трудно переносить тяготы армейской жизни. Болезнь помешала ему осуществить заветную мечту — вернуться после окончания войны во Францию. В конце 40-х его состояние ухудшилось, и в 1950 году он умер от эмфиземы. С его смертью связь моей семьи с «Пантеоном» оборвалась, как я предполагал, навсегда. Я следил за судьбой «Пантеона» со стороны — а судьба эта меж тем резко изменилась благодаря ряду непредвиденных событий.

Одно из них произошло на курорте Аспен в 1949 году, на торжествах по случаю столетия смерти Гете, куда пригласили и Курта Вольфа. Организовал празднование еще один беженец из Германии — дизайнер Пепке, занимавший ответственную должность в одной из крупнейших корпораций США «Америкэн кэн корпо-рейшен». По воле судьбы соседкой Вольфа по столу оказалась Энн Морроу Линдберг, о чьих связях с Германией лучше забыть (ее муж Чарлз[31] в 30-е годы был среди самых рьяных американских поборников изоляционистского, прогерманского и даже антисемитского курса). Вольф узнал от Энн, что она работает над циклом философских эссе. Эта книга, опубликованная под названием «Дар моря», стала феноменальным бестселлером и одним из многих достижений, которые в итоге кардинально изменили «Пантеон».

Затем, в конце 50-х «Пантеон» приобрел права на один непростой для восприятия русский роман и выпустил его. Первый тираж составлял четыре тысячи экземпляров. Присуждение его автору, Борису Пастернаку, Нобелевской премии превратило «Доктора Живаго» во всемирный бестселлер, и «Пантеон» просто таки начали осаждать книгораспространители. В итоге было распродано более миллиона экземпляров в твердой обложке и еще пять миллионов — в мягкой. За этим бумом последовал успех «Леопарда» Джузеппе ди Лампедузы, и «Пантеон» буквально за несколько месяцев превратился из маргинального, еле сводящего концы с концами издательства в чрезвычайно прибыльное Предприятие.