На уроке арифметики у него созрел план: украсть журнал! Он украдет журнал, а утром его принесет обратно. За это время он может с этим журналом обойти всех знакомых и незнакомых. Короче говоря, он улучил момент и украл журнал на переменке. Он сунул журнал себе в сумку и сидит как ни в чем не бывало. Только сердце у него отчаянно стучит, что совершенно естественно, поскольку он совершил кражу. Когда учитель вернулся, он так удивился, что журнала нет на месте, что даже ничего не сказал, а стал вдруг какой-то задумчивый. Похоже было, что он сомневался — был журнал на столе или не был, с журналом он приходил или без. Он так и не спросил про журнал; мысль о том, что кто-то из учеников украл его, не пришла ему даже в голову. В его педагогической практике такого случая не было. И он, не дожидаясь звонка, тихо вышел, и видно было, что он здорово расстроен своей забывчивостью.

А Алеша схватил свою сумку и помчался домой. В трамвае он вынул журнал из сумки, нашел там свою пятерку и долго глядел на нее. А когда он уже шел по улице, он вспомнил вдруг, что забыл журнал в трамвае. Когда он это вспомнил, то он прямо чуть не свалился от страха. Он даже сказал «ой!» или что-то в этом роде. Первая мысль, какая пришла ему в голову, — это бежать за трамваем. Но он быстро понял (он был все-таки сообразительный), что бежать за трамваем нет смысла, раз он уже уехал. Потом много других мыслей пришло ему в голову. Но это были все такие незначительные мысли, что о них и говорить не стоит.

У него даже такая мысль появилась: сесть на поезд и уехать на Север. И поступить там где-нибудь на работу. Почему именно на Север, он не знал, но собирался он именно туда. То есть он даже и не собирался. Он на миг об этом подумал, а потом вспомнил о маме, бабушке, своем отце и бросил эту затею. Потом он подумал, не пойти ли ему в бюро потерянных вещей: вполне возможно, что журнал там, но вдруг возникнет подозрение. Его наверняка задержат и привлекут к ответственности. А он не хотел привлекаться к ответственности, несмотря на то что этого заслуживал.

Он пришел домой и даже похудел за один вечер. А всю ночь не мог уснуть и к утру, наверное, еще больше похудел.

Во-первых, его мучила совесть. Весь класс остался без журнала. Пропали отметки всех друзей. Понятно его волнение. А во-вторых, пятерка. Одна за всю жизнь и та пропала. Нет, я понимаю его. Правда, мне не совсем понятен его отчаянный поступок, но переживания его мне совершенно понятны.

Итак, он пришел утром в школу. Волнуется. Нервничает. В горле комок. В глаза не смотрит.

Приходит учитель. Говорит:

— Ребята! Пропал журнал. Какая-то оказия. И куда он мог деться?

Алеша молчит.

Учитель говорит:

— Я вроде бы помню, что я приходил в класс с журналом. Даже видел его на столе. Но в то же время я в этом сомневаюсь. Не мог же я его потерять по дороге, хотя я очень хорошо помню, как взял его в учительской и нес по коридору.

Некоторые ребята говорят;

— Нет, мы помним, что журнал лежал на столе. Мы видели.

Учитель говорит:

— В таком случае, куда он делся?

Тут Алеша не выдержал. Он не мог больше сидеть и молчать. Он встал и говорит:

— Журнал, наверное, в камере потерянных вещей…

Учитель удивился и говорит:

— Где-где?

А в классе засмеялись.

Тогда Алеша, очень волнуясь, говорит:

— Нет, я правду говорю, он, наверно, в камере потерянных вещей… он не мог пропасть…

— В какой камере? — говорит учитель.

— Потерянных вещей, — говорит Алеша.

— Ничего не понимаю, — говорит учитель.

Тут Алеша вдруг почему-то испугался, что ему здорово влетит за это дело, если он сознается, и он говорит:

— Я просто хотел посоветовать…

Учитель посмотрел на него и печально так говорит:

— Не надо глупости говорить, слышишь?

В это время открывается дверь, и в класс входит какая-то женщина и в руке держит что-то завернутое в газету.

— Я кондуктор, — говорит она, — прошу прощения. У меня сегодня свободный день. И вот я нашла вашу школу и класс, и в таком случае возьмите ваш журнал.

В классе сразу поднялся шум, а учитель говорит:

— Как так? Вот это номер! Каким образом наш классный журнал оказался у кондуктора? Нет, этого не может быть! Может быть, это не наш журнал?

Кондукторша лукаво улыбается и говорит:

— Нет, это ваш журнал.

Тогда учитель берет у кондуктора журнал и быстро листает.

— Да! Да! Да! — кричит он. — Это наш журнал! Я же помню, что нес его по коридору…

Кондукторша говорит:

— А потом забыли в трамвае?

Учитель смотрит на нее широко раскрытыми глазами. А она, широко улыбаясь, говорит:

— Ну, конечно, вы забыли его в трамвае.

Тогда учитель хватается за голову и говорит:

— Господи! Что-то со мной происходит. Как я мог забыть журнал в трамвае? Это ведь просто немыслимо! Хотя я помню, что нес его по коридору… Может, мне уходить из школы? Я чувствую, мне все труднее становится преподавать…

Кондукторша прощается с классом, и весь класс ей кричит «спасибо», и она с улыбкой уходит.

На прощанье она говорит учителю:

— В другой раз будьте внимательней.

Учитель сидит за столом, обхватив свою голову руками, в очень мрачном настроении. Потом он, подперев руками щеки, сидит и смотрит в одну точку.

Тогда встает Алеша и срывающимся голосом говорит:

— Я украл журнал.

Но учитель молчит.

Тогда Алеша опять говорит:

— Это я украл журнал. Поймите…

Учитель вяло говорит:

— Да… да… я понимаю тебя… этот твой благородный поступок… но это делать ни к чему… ты мне хочешь помочь, я знаю, взять вину на себя… но зачем это делать, мой милый.

Алеша чуть не плача говорит:

— Нет, я вам правду говорю…

Учитель говорит:

— Вы смотрите, он еще настаивает… какой упорный мальчишка… нет, это удивительно благородный мальчишка… Я это ценю, милый, но… раз… такие вещи со мной случаются… нужно подумать об уходе… оставить на время преподавание…

Алеша говорит сквозь слезы:

— Я вам правду говорю…

Учитель резко встает со своего места, хлопает по столу кулаком и кричит хрипло:

— Не надо!

После этого он вытирает платком слёзы и быстро уходит.

А как быть Алеше?

Он остается весь в слезах. Пробует объяснить классу, но ему никто не верит.

Он чувствует себя в сто раз хуже, чем если бы был жестоко наказан. Он не может ни есть, ни спать.

Он едет к учителю на дом. И все ему объясняет. И он убеждает учителя. Учитель гладит его по голове и говорит:

— Это значит, что ты еще не совсем потерянный человек и в тебе есть совесть.

И учитель провожает Алешу до угла.

Большущая труба валялась на дворе, и мы на нее с Вовкой сели. Мы посидели на этой трубе, а потом я сказал:

— Давай-ка в трубу полезем. В один конец влезем, а выйдем с другого. Кто быстрей вылезет.

Вовка сказал;

— А вдруг мы там задохнемся.

— В трубе два окошка, — сказал я, — как в комнате. Ты же в комнате дышишь?

Вовка сказал:

— Какая же это комната, раз это труба. — Он всегда спорит.

Я полез первым, а Вовка считал. Он досчитал до тринадцати, когда я вылез.

— А ну-ка я, — сказал Вовка.

Он полез в трубу, а я считал. Я досчитал до шестнадцати.

— Ты быстро считаешь, — сказал он, — а ну-ка еще!

И снова полез в трубу.

Я сосчитал до пятнадцати.

— Совсем там не душно, — сказал он, — там прохладно.

Потом к нам подошел Петька Ящиков.

— А мы, — говорю, — в трубу лазаем! Я на счете тринадцать вылез, а он на пятнадцати.

— А ну-ка я, — сказал Петя.

И он тоже полез в трубу.

Он вылез на восемнадцати.

Мы стали смеяться.

Он снова полез.

Вылез он очень потный.

— Ну как? — спросил он.

— Извини, — сказал я, — мы сейчас не считали.

— Что же, значит, я даром полз?

Он обиделся, но полез снова.